Темные изумрудные волны - Федор Московцев

Вываливая в одну кучу и хорошее, и плохое, Глеб приговаривал, что всегда говорит одну лишь правду, поэтому люди верят ему.

— Ты дашь мне деньги под процент? — спросил он, неожиданно прервав разглагольствования.

Оказалось, что нет. У Андрея не было планов ссужать деньгами случайных знакомых.

— Внимание, Глеб! Ты можешь взять нужные тебе деньги не в долг, а насовсем.

И Андрей пояснил сказанное. Родители Гордеева были из Урюпинска, там проживало много его родственников. Кто-то из них мог быть в тот июньский день возле магазина «Промтоваров» и видеть людей, описание которых будет предоставлено. Всё это нужно сказать следователю прокуратуры. Цена вопроса — тысяча, может, две тысячи долларов. Именно та сумма, которая нужна Глебу на раскрутку своего дела.

— А Роман сможет занять?

Андрей не стал объяснять, что свидетели нужны для того, чтоб вызволить Романа из кутузки.

— Мы с Трезором не инвестируем деньги. Сейчас нам нужны свидетели. Твои Урюпинские родственники, Глеб.

Мимо медакадемии проходили две девушки — высокая брюнетка в короткой юбке, и среднего роста худая блондинка.

— Смотри, какие тёлки! — сказал Глеб.

Увидев Андрея, брюнетка улыбнулась. Он вышел ей навстречу, чтобы отойти подальше от Глеба, отличавшегося удручающим вкусом в отношении одежды, и обладавшего манерами балаганного шута; всё это могло отпугнуть девушек и воспрепятствовать беседе.

— О-о, Марина, привет!

— Мариам… если что.

— Извини.

— Ты куда пропал?

— Я… потерял твой телефон.

Они разговорились. Он рассказал, что весь в делах, уволился с работы, и подыскивает себе другую, она сообщила, что благополучно сдала летнюю сессию, и перешла на второй курс. Андрей взял для приличия телефон и пообещал позвонить.

— Ты должен мне пачку сигарет, — сказала Мариам на прощание.

Андрей вернулся к Глебу.

— Ты чего тормознулся? — спросил Глеб. — Она смотрела на тебя так, как… Давай их в баню вытащим.

— Свидетели, Глеб! Будут свидетели, будут и девушки, и юноши, и деньги. Реальные деньги на твоё дело.

— Какие ещё свидетели, не загружай меня лишней информацией.

Глава 41

Припарковавшись напротив Витебского вокзала, Владимир вышел из машины. Полчаса он ждал на обочине. Наконец, появился Артур.

— Час уже стою здесь, дрочу на проходящих мимо баб!

— Извини, Вовок, попал в пробку.

— В пробку попал… Пробка у тебя в голове.

Так они разговаривали. Владимир возмущался по поводу того, что Артур постоянно опаздывает на встречи, Артур же оправдывался тем, что машина постоянно ломается, а движение в Петербурге такое, что впору покупать вертолёт.

— Вертолёт… — проворчал Владимир. — На нём ты будешь опаздывать на сутки. Ты устроился на работу?

— Да.

— Зарплата?

— Она не нужна, Вовок. Директор — гребень. Ссыкун, каких мало. Мы сделаем его, я это вижу.

— Сделаем… Ты уже много кого сделал.

Они обменялись многозначительными взглядами. Оба уже поняли, что вклиниться в чужой бизнес намного выгоднее, чем затевать свой, и стали обсуждать план действий. Владимиру тоже нужно было устроиться на строительную фирму, — туда же, куда устроился Артур.

— Чем они занимаются?

Артур объяснил, что фирма выполняет субподрядные работы у крупных застройщиков. Кроме того, ремонтирует производственные помещения на крупных предприятиях, есть два магазина, торгующие стройматериалами.

— Два магазина… Бизнес крупный, или так, поссать вышли?

— Поссать это мы сюда приехали, Вовок. У них реальная контора.

— Уже страшно, Артур. Оттого, каких людей мы поимеем.

— Ну, чего? Поедем, посидим в ЛДМ?

— Нет, мне надо к брату зайти.

И Владимир махнул рукой в сторону здания клиники Военно-медицинской академии. Ещё раз детально проговорив то, что нужно сделать, они расстались. Владимир пересек проезжую часть, прошел через проходную, кивнув охраннику вместо предъявления пропуска, повернул вправо, и направился в сторону главного корпуса.

«Вот он удивится, когда увидит, что вместо одного Быстрова вышли двое!» — подумал он. Поднимаясь по лестнице, Владимир здоровался с незнакомыми людьми в белых халатах, пожимал руки, и обменивался репликами.

— Как операция, Игорь Викторович?

— Нечеловеческая работа! Неимоверный, чисто… адский труд.

— Больной выживет?

— Время… закопает всех… пардон… покажет. Не могу ничего обещать, всё очень серьёзно.

Так он дошёл до кардиологического отделения, и, остановившись у кабинета с табличкой «Заведующий отделением. Быстров Игорь Викторович», постучался в дверь, затем заглянул вовнутрь. Брат его, извинившись перед посетителем, вышел в коридор.

— Где ты подобрал его? — спросил Владимир, заглядывая в кабинет через неплотно прикрытую дверь. — Чисто… глиномес какой-то.

— Этот крендель заплатил за своего друга… или подругу, хрен поймёшь их эпидерсию. Дорогая получилась операция. Он… человек со связями, с деньгами, с положением.

— Да… Пидор со связями, с деньгами, и с положением — совсем не то, что пидор без связей, без денег, и без положения. Это уже… чисто… гей!

— Мне надо с ним перетереть…

— Смотри аккуратнее растирай! Как бы он тебя не лишил того… невинности.

— Мне надо с ним поговорить. Чисто из вежливости. Он здесь оставил кучу денег.

— Логично, логично, — сказал Владимир и посмотрел на часы. — Но мне что тут делать, я на встречу опаздываю? Артур на два часа задержался, теперь ты.

— Посиди в коридоре.

— Ты мне обещал медсестру подогнать, неотложку.

Игорь позвал постовую медсестру.

— Тамара Ивановна!

Пожилая женщина, оторвавшись от журнала, встала из-за стола, и, подойдя к ним, с удивлением уставилась на близнецов. Владимир поморщился.

— Геронтофилией страдаешь, брат?!

— Позовите Аню, где она ходит, — сказал Игорь.

Тамара Ивановна отправилась на поиски медсестры, а Игорь пояснил:

— Поговоришь с ней, как я, вон в том кабинете, в процедурной.

— Как я… А как ты с ней обычно разговариваешь?

— Ну… она делает своё дело, а я её глажу по головке, рассказываю смешные случаи. Потом прикладываемся на кушетку… Потом говорю, какая она умница, намекаю на премию. Только не перепутай: сначала она делает дело — «Oral B», потом кушетка, потом «умница» и премия. И это… кушетка, а не стол, стол уже качается, сломан на хрен!

— Разговор тут слышал про тебя. Два пациента в коридоре обсуждают, к кому идти на операцию. Один говорит: «Хочешь, чтоб подешевле — иди к Началову, хочешь жить — иди к Быстрову!»

Оставив брата в коридоре, Игорь вернулся в кабинет, к своему посетителю. Это был сорокалетний платиновый блондин, со стильной прической, с серьгами, макияжем, подведенными бровями, холеными руками, пальцами, унизанными перстнями.

— Итак, Эрнест Адамович…

— Просто Эрик. Для вас я просто Эрик. К чему условности, жизнь и так усложнена до предела.

— Хорошо… Мы остановились на том, что…

— …Как дорог мне мой Серафим. Поэтому я не жалею ни сил, ни средств, чтобы спасти своего любимого мужчину. Когда любишь, не считаешь усилий. Конечно, есть в этом что-то эгоистичное — я как бы спасаю его не для него самого, а для себя. Но, что поделаешь, такова жизнь. Все мы люди, все мы человеки.

И он достал из дамской сумочки зеркальце, посмотрелся, затем подкрасил тушью ресницы. И проговорил с шальным лукавством:

— Хо-хо! Да! Я создан для любви!

Упрятав все принадлежности обратно, он продолжил:

— Нам непросто далась эта гармония. Мы долго притирались друг к другу. Самыми трудными годами нашей совместной жизни были третий, пятый, и седьмой.

— И как, притерлись?…

Эрнест Адамович потупил взор.

— Хо-хо! Как видите. Но было жутко трудно.

— Представляю… Жуть!

— Да, поверьте. Любовь — это жуткий труд. Иногда меня охватывало отчаяние. В эти тревожные часы словно дьявол вселялся в моё тело. Подчиняясь потребностям своей ненасытной плоти, я совершал ужасные ошибки. Я изменял… О, да! Я делал это. Но эти похождения лишь укрепляли нашу любовь. Хо-хо! Я лишний раз убеждался в том, что мой мужчина — самый лучший! А как он ревнует. Вы бы знали, как мой Серафим ревнует! И знаете, когда он устраивает мне сцены ревности, я испытываю такое сладостное волнение. По телу пробегает дрожь, и такое… жжение, как в…

— Как в духовке?

— Да, вы угадали, доктор. Серафиму тоже нравится это слово — «духовка». Хо-хо! Он говорит: «сейчас порву твою духовку»!

— Наверное, вам трудно найти достойного собеседника? Разобщенность, урбанизация, индивидуализация, и всё такое.

— Нет, напротив. Сейчас так много милых, понимающих людей. Кроме того, у меня очень лёгкий характер. Слаб я на…