Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

Кугуар умер в один из дней 1981 года, не сказав ни слова на прощание. Агнес была рядом с ним, когда он перестал дышать. Его сердце билось еще несколько минут, потом остановилось. Причина смерти так и не была обнаружена. Было похоже, как вспоминала Нора, «словно он просто износил свой организм». Агнес пережила мужа на две недели.

Сухарь и Ховард старели вместе в медленном, размеренном темпе Риджвуда. Ховард потерял всю свою шевелюру, а грязно-коричневая шкура Сухаря потемнела. Ховард держал Сухаря и Каяка в нарядной красной конюшне. Он устроил дорожку для выгула таким образом, что она вела к дверям его дома. На ворота ранчо на автостраде Редвуда Чарльз повесил табличку, гласившую: «Риджвуд, дом Сухаря. Добро пожаловать»{609}.

Посетители часто приезжали к ним на ранчо, всего здесь побывало пятьдесят тысяч человек. Иногда на ранчо собиралось до полутора тысяч посетителей одновременно{610},{611}. Ховард построил небольшую трибуну около паддока и сопровождал туда посетителей посмотреть на коней. Черный как смоль Каяк во всей своей красе носился галопом по кругу, восхищая зрителей. А Сухарь почти все время только и делал, что дремал на боку в тени раскидистого дуба на своем паддоке{612}. Время от времени он поднимал голову и окидывал зрителей взглядом, потом снова засыпал{613}. Иногда он поднимался, неторопливо подходил к своим поклонникам, облизывал камеры и выставлял язык, чтобы его почесали.

Каждую весну на свет появлялись новые и новые жеребята. Ховард дрожал над ними, словно они были его собственными детьми. «Это самые лучшие жеребята, которых я когда-либо видел, – сказал он, когда родились первые. – И я говорю это совершенно объективно». У них был такой же спокойный нрав, как у отца, и большинство из них были такими же неказистыми и мелкими, как отец. Почти все жеребята Сухаря были выведены тут же, на ранчо, от сравнительно неплохих кобыл, принадлежавших Ховарду. Ранчо находилось в шестистах милях от ближайшей крупной конефермы, и мало кто из заводчиков соглашался посылать свою кобылу в такое дальнее путешествие. Так что Ховард случал собственных кобыл, а потом баловал и перекармливал их малышей. Они отправлялись к тренерам толстенькими и довольными жизнью.

Когда «маленькие сухарики» вошли в возраст и поехали на Юг участвовать в скачках, зрители толпами валили, чтобы посмотреть на них. Тысячи поклонников приходили посмотреть на их тренировки, а в дни скачек трибуны были набиты до отказа. Их встречали приветственными криками, как и гордого старого Ховарда. Владелец выпустил рождественские открытки: Сухарь в окружении своих жеребят. Эти открытки пользовались огромной популярностью по всей стране. А на ипподроме Арлингтон-парк в Чикаго увеличенная копия этой открытки стала темой стенной росписи.

Лишь немногие из потомков Сухаря отличались особой резвостью. Повелитель Моря и Морская Ласточка стали победителями призовых скачек, как когда-то их отец. А его внук Морской Виток участвовал в скачках шестьдесят семь раз, победив в двадцати двух из них, включая большой список призовых скачек в Калифорнии. Один из жеребят Прекрасной Воительницы, Морской Фантом, финишировал на призовых скачках вторым, а поскольку Ховард отказывался подвергать потомков Сухаря унижению и выставлять на клейминговые скачки, мало кто из них что-то выигрывал. После того как консультант уговорил Ховарда продать одного особо медлительного жеребца, Чарльз тайком выкупил его назад. «Вы не понимаете, – пытался объяснить старик. – Он же в детстве сахар из моих рук ел».

Голливуд, взяв за основу историю жизни Сухаря, удалил из нее все самое интересное и сделал непростительно скверный фильм «История Сухаря» с Ширли Темпл в главной роли. В роли Сухаря снялся один из его сыновей. Когда снимали эпизод матчевой скачки, на роль Адмирала специально взяли ужасно медлительную лошадь, но, к сожалению, сын Сухаря оказался еще медлительнее. Каждый раз, когда они снимали эту сцену, жеребец, игравший Адмирала, обгонял Сухаря, как бы жокей ни старался этому помешать. В конце концов они сдались и вставили в фильм кадры настоящей скачки.

Сухарь легко свыкся с новым образом жизни. Зная, что коню нужны физические нагрузки, Ховард обучил его сгонять скот в стадо{614}. И жеребцу эта работа понравилась. Он покусывал животных за бока и всячески дразнил их, как когда-то дразнил Адмирала и Каяка. Каждый день ковбои, работавшие на ранчо, выезжали с ним и с Тыквой на пятимильные прогулки, пускали лошадей рысью по калифорнийским холмам, скакали легким галопом вдоль озера и останавливались, чтобы кони могли пощипать горной травки. Сухарь стал очень толстым, 567 килограммов, и абсолютно довольным жизнью. Каждую осень он позировал для семейного портрета, иногда с Марселой в седле, а Ховард печатал огромное количество этих фотографий и рассылал всем, кого знал.

Когда разразилась война, Ховард решил выстроить бомбоубежище для коня, но со временем отказался от этой идеи{615}. Он занимался благотворительностью, выделял средства на нужды фронта и пожертвовал британскому Красному Кресту карету скорой помощи, которую назвали «Сухарь»{616}. Ховард печатал патриотические призывы на рождественских открытках Сухаря и отправлял пилотам бомбардировщиков подковы коня как талисман. В честь Сухаря были названы два бомбардировщика. Бомбардировщик военно-морского флота был выкрашен под цвет шкуры коня{617}. А у бомбардировщика ВВС, сбитого в 1944 году у берегов Китая, на носу была написана его кличка.

Сухарь старел, и вместе с ним постепенно дряхлел Ховард. Сердце все чаще подводило его, он становился все слабее. Марсела, до последнего дня обожавшая мужа, ухаживала за ним все последние годы. Он осыпал ее цветами и дрожащей рукой писал милые любовные записочки. Последний успех в скачках принес ему великий Нор, победитель гандикапа Санта-Анита, обскакавший чемпиона Тройной Короны Цитату. «Наверное, у вас появился новый Сухарь», – сказал один из репортеров после победы Нора. Ховард, худой и неуверенно стоявший на ногах, вдруг расправил плечи, вздернул подбородок и сказал: «Сэр, другого такого, как Сухарь, не будет никогда!»{618}

Когда сердце его стало слишком слабым, чтобы выдержать волнение во время забега, Ховард все равно приезжал к ипподрому, сидел в машине на парковке и слушал трансляцию по радио в своем «бьюике»{619}. На фото, которое считается последним в его жизни, он снят в круге победителей. После ипподрома Чарльз возвращался в Риджвуд, поближе к своим лошадям. В хорошую погоду он седлал Сухаря, и они вдвоем отправлялись гулять по холмам, теряясь где-то среди мамонтовых деревьев{620}.

Утром 17 мая 1947 года Марсела встретилась с Чарльзом за завтраком и сказала, что его любимый жеребец умер, очевидно, от сердечного приступа, в сравнительно молодом возрасте. Ему было всего четырнадцать лет{621}. Бывший веломеханик, чье сердце остановится тремя годами позже, был безутешен. «Я никогда и представить себе не мог, что старина Сухарь уйдет так скоро»{622}. Кто-то сообщил об этом Полларду, участвовавшему в клейминговых скачках в Саффолк-Даунсе. Ред вспомнил все прошедшие годы. «Кажется, это было только вчера», – сказал он.

Ховард перевез останки коня в тайное место где-то на ранчо. После того как Сухаря похоронили, старый коннозаводчик посадил над могилой молодой дубок. Ховард, человек решительно публичный, проводил своего любимца в последний путь без посторонних. Только сыновьям он указал место захоронения Сухаря, оставив дубок единственным опознавательным знаком{623}. Это дерево по-прежнему растет где-то там, на калифорнийских холмах, где раньше было ранчо Риджвуд, и охраняет покой любимого коня Ховарда.

Благодарности

«Фото в стиле ню на службе науки»

Если бы вы вдруг оказались в квартале красных фонарей весной 1951 года и у вас нашлось бы четверть доллара, вы могли бы купить «Сэр! Журнал для мужчин» и прочесть историю под яркой обложкой. Это издание было невероятно странным гибридом – газетой с обнаженными красотками, которая тужится сойти за научный журнал. С точки зрения эротического искусства это был полный провал. Модель на фото в статье «Красотки Латинского квартала» щеголяла в наряде из четырех египетских фресок, одна из которых была на голове, и со стикини на сосках. В статье на обложке утверждалось, что тучные люди обычно довольно жизнерадостные и веселые, и фотографии обнаженной модели должны были подтвердить эту мысль. В другой статье, «Чистая наука раскрывает древние пороки», труд всей жизни профессора классики университета Чикаго превращали в дискуссию о том, как «древние греки вызвали бы зависть современных плейбоев». Но журнал каким-то образом выживал – во многом благодаря рекламе компаний, выпускающих бандажи против грыжи, и информации о распродаже фармацевтических товаров, например тридцатидневного запаса «натурального мужского гормона» в простой коричневой оберточной бумаге по 5 долларов.