Холмы России - Виктор Ревунов

Из-за леса понесло темнотой с быстро бьющимися, сверкающими стрелами.

- Уходи! Подавит! - крикнул Баташов.

Невидов дал очередь и вдруг увидел, как от самолета отделилось веретено-бомба. Он упал в угол окопа.

Мигнул кварцево-лиловый нестерпимый свет на песке.

Бомба взорвалась на склоне. Несколько мгновений пылала там яма, вокруг которой варом взбухала и проваливалась земля.

И еще раз самолеты повторили свой круг.

Холм напоминал теперь гудящую, охваченную пожаром избу.

* * *

Танки пошли быстрее, и напряженно нараставший гул усилился.

Земля дрожит, как в ознобе.

Они пронеслись возле холма и под красным блеском ракеты повернули от дороги к центру, где наши схватились с прорвавшимися автоматчиками.

И вдруг головной танк покрылся багрово-желтым огнем и завалился в воронку. Гусеница со скрежетом слетела и развернулась на траве грязным полотнищем.

Это ударила наша артиллерия. Терпеливо ждала, таилась в овраге под сетью ветвей ольховых - теперь в решающую минуту встала на прямую наводку за придорожным рвом. Выстреливали из стволов молнии.

Два танка сразу же повернули к орудиям. Из жерл мигал пламень.

Над орудиями заклубился дым, будто кто-то быстро и круто провернул красно мелькнувшей лопастью, из-под которой пластами поднималась земля.

Один из танков, почуяв смертельную опасность, рванулся на орудие. Столкнулся с ним в момент выстрела и вздыбился. Из брюшины с воем вырвался огонь. Чудовище содрогнулось.

Уцелевшие танки повернули вспять от центра, где ходнла коловерть рукопашной с криками, со звоном и лязгом штыков и лопаток. В этой теснине добивали прорвавшихся автоматчиков. И коловерть то с глухим стоном смыкалась, то быстро раскручивалась, редела, и были видны поднятые приклады, лопатки, ножи, и снова угрюмо и душно сжималась, потаптываясь, давила...

Немцы отхлынули и от холма - побежали за своими танками. Скатывались в лощины. По этому скопищу ударила артиллерия.

* * *

Вихерт припал к стереотрубе. Видел, как из лощин взметывались бешено кипящие потоки дыма. Солдаты бежали, бросали каски, автоматы.

Вихерт поднял батальон автоматчиков. Холм должен быть взят. Этого требовал командующий.

"Нам легче досталась Франция... Жестокий край",- подумал Вихерт вот об этих горящих чадными кострами полях, будто только здесь и могла быть такой война.

Солнце, видимое, как сквозь закопченное стекло, вливало свое тепло, растопляя горькие запахи сгоревших трав, развороченной земли с обугленными деревьями па этом гигантском кострище... Там развеян еще один батальон Вихерта.

"Мы очень спешим. Потери ради скорости. Не слишком ли? Не вспомнить бы потом, как мы были щедры в самом начале",- подумал Вихерт, решив оставить атаки перед холмом и усилить давление на левом фланге.

оихерта вызвал к телефону командующий.

Он спустился в мрачный и прохладный блиндаж, где на походном столике нетронуто стоял накрытый белой салфеткой завтрак и термос с кофе.

Вихерт готов был спуститься в самое пекло боя, но только не сюда, к этому телефону.

Там, на другом конце провода, его ждал командующий.

иихерт представил его аскетическое лицо с запавшими, пронзительными глазами и подумал, что разговор сейчас может повлиять на доверие и карьеру. Так подумал бы на его месте каждый, когда безуспешные действия уже замечены.

- Вы еще не разделались с ними?- спросил командующий скрипучим голосом.

- Противник в агонии,- ответил Впхерт.

- Простите, кто со мной разговаривает, фронтовой командир или лекарь?..

Вихерт приказал сломить русских любой ценой.

- Вы откроете дорогу,- резким и сильным голосом сказал он подчиненным ему командирам.- Или пойдете первыми. Я посмотрю, как вы начнете свой путь!

В это время адъютант Внхерта, ждавший у телефона вестей с переднего края, доложил, что на левом фланге русские отступают.

"Теперь я возьму холм в петлю и задушу",- подумал Вихерт.

* * *

На холме все разбито. Обвалились окопы, торчали бревна укрытий. Дернина была сорвана на склонах, как кора с деревьев, и выжжена.

Люди не узнавали друг друга. Лица черны и страшны.

Гасли глаза от усталости,

Невидов, упершись головой в стенку окопа, вставил новую обойму в пистолет.

"Вода, братцы!"-услышал он и, поднявшись в какой-то дреме, побрел на голос.

По ту сторону холма из-под расщепленной старой березы, откуда-то из-под корней клокотала вода.

Невидов припал к источнику. Захлебываясь, пил он воду и горстями заливал за гимнастерку.

Подбежал Баташов. Наполнил фляжку водой.

- Невидов, отходим!

- Куда? Зачем?

- Приказ!..

Солдаты бежали по полю и скрывались в лесу. Струпстая зелень берез текла перед Невидовым. Он оглянулся на холм.

Казалось, там стояла ночь.

* * *

Катя была далеко от городка. Ехала в машине.

Скоро станция - большая дорога. Как-нибудь выберутся с Ваняткой... А сердце жалит тоска: что с Федей?

Навстречу идут и едут солдаты. Жара. Пыль. Хочется пить. А в колодцах возле дорог лишь жидкая грязь: все вычерпали.

"Потерпи, сынок. Приедем домой и уж вволю напьемся". И виделся ей родник за двором возле Угры. В смородиновом полумраке замшелый сруб. Там холодок веет пресной свежестью.

Самолеты встретили их в открытом поле.

Пошли низко. Стегнули пулями.

Все бросились из машины. Побежали к лесу за полем.

Только бы успеть. Крики, и плач, и мольбы замолкали на оконченных следах в траве.

Метнулась тень, и по земле, как кнутом, хлестнуло.

Совсем близко, накрениваясь, с тяжелым ревом прошел самолет. Она даже видела летчика. В шлеме он был похож на гиганского муравья, который взглянул на нее, и она вдруг остановилась, почуяв, что она - жертва его.

- Мама... Мамочка!-закричала Катя, как кричат дети, взывая к самому доброму в минуту опасности.

В воздухе пророкотало.

Она не успела упасть-закрыть собой Ванятку. Он встрепенулся в ее руках.

Катя опустилась в траву... Что это?.. Кровь на одеяльце.

- Сынок!

Он с печалью, ясно-ясно поглядел на нее, будто прощался, и головка его в белом платочке сникла.

- Сынок!.. Сынок!

Повалилась рядом.

"Да очнись ты, дочка. Что с тобой!"

Голос матери. Вот чудо!

"Где я?"

Дома. А это был сон, все сон. Она дома проснулась.

Вон над застрехами мжит синева. Утро.

Но все не верится.

"Я дома, мама?"

"Дома. Все никак не проснешься. Пора, вставай".

"А Ваня где? Где Ваня?"

"Он тоже спит".

Мать сидит на постели у ее ног, и совсем не видно ее в сумраке.

"А война, мама?"

"Да очнись ты. Какая тебе война".

Катя раскрыла глаза.

Лежит Ванятка в траве.

Мир для нее был тих и скорбен. Он обдавал ее не палящим зноем, а холодным мраком, среди которого виделось светлое личико сына.

- Открой глазки свои ясные. Что ж закрыл их? Ванюша, ну открой, улыбнись, радостный мой...- молила она и целовала его.

Катя шла куда-то, какие-то люди встречались и чтото говорили ей.

Зачем идет она? Не лучше ли повалиться во тьму и уснуть - не просыпаться... Зачем жить, господи!

Она остановилась возле березы в лесу. Кто-то забыл здесь котелок. Висел он на ветке.

Сняла его. Стала рыть яму.

И когда вырыла, упала рядом, не в силах проститься.

ГЛАВА V

Это были часы последней надежды на мир - на чудо, которому не суждено было случиться. Мчались утренние поезда с дачниками, и веяло по вагонам сквознячком с запахом земляничного мыла. Сидели рыбаки у своих удочек - на любимых местах где-нибудь под ольхой или ветелкой. В Москве пробрызгал дождик, и еще сильнее затеплило сладящим запахом цветов на газонах. Любители пива и морса стояли у палаток. Воскресный полдень. Последние минуты неведения. И вот этот голос:

- Говорят все радиостанции Советского Союза...

Все остановилось.

Война!.. Началась война!

* * *

Возле сельсовета толпился народ. На окне стоял радиоприемник. Эхо разносило гигантски суровый голос встающего гнева.

- Сегодня, в четыре часа утра, без объявления ка

кпх-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну...

На душе Кирьяна сумрак до самой бездны. Все, что было, осталось вдруг где-то далеко-далеко - было грустным зовом напоминания... Стучала беда, ворвалась в дом черным ветром, а с дороги кричал кто-то:

- Война... Война...

Никанор стоял неподалеку. На голове - форменная фуражка со значком, прям, как в строю; слушал власть - грозные слова над врагом страшнее проклятия:

- Смерть!

Небо побелело - сушило землю, как и душу распаленной тоской.

Кирьян остановился у берега.

Под кручей бухнул голавль. Вода качнулась, пошла под тень кустов огнистой от солнца каймой.