Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин

Богов-Близнецов, отперла дверь в маленькую сводчатую сокровищницу и открыла хорошо замаскированную смотровую щель в полу.

Внизу была Разрисованная Комната, но в ней стояла кромешная тьма. Разумеется, человеку надо было добираться в нее куда более запутанными и окольными путями, чем ей от реки до Храма, и пройти ему надо на много миль больше, чем ей. Жрица забыла об этом. Как и о том, что он совсем ослабел и не мог идти быстро. К тому же мало кто мог запомнить правильно все указания, выслушав их один раз, поэтому вполне возможно, что он что-то напутал и свернул не туда. Может быть, он даже не знает языка, на котором она с ним говорила. Ну и пусть бродит в темноте, пока не свалится и не умрет, этот глупец, иноземец, неверующий. Пусть призрак его сколько угодно скулит в каменных коридорах Атуанских Могил, пока темнота не поглотит даже его.

На следующее утро, очень рано, после еще одной почти бессонной ночи, когда она каждую минуту просыпалась от кошмара, Арха встала и поспешила в малую сокровищницу к смотровой щели. Она поглядела вниз и снова не увидела ничего, кроме черноты. Но на этот раз она спустила в щель свечу в маленьком оловянном фонарике на цепочке. Он был там, в Разрисованной Комнате. В пламени свечи она увидела его ноги и одну безвольно обмякшую руку. И сказала в это большое смотровое отверстие сечением в целую плитку пола:

— Эй, волшебник!

Ничто не шевельнулось. Неужели он мертвый? Куда же тогда девалась сила, которая якобы в нем была? Она фыркнула насмешливо, но сердце ее тяжело забилось.

— Эй, волшебник! — крикнула она, и голос ее зазвенел внизу, в глухой комнате.

Он пошевелился и медленно сел, в замешательстве оглядываясь по сторонам. Спустя некоторое время он глянул вверх и, замигав, уставился на крохотную лампочку, которая свисала с потолка. На его лицо, высохшее и темное, как у мумии, страшно было смотреть.

Он потянулся рукой к жезлу, лежавшему рядом на полу. Было ясно, что силы в нем не осталось, потому что на конце деревянной палки не расцвело никакого света.

— Хочешь взглянуть на сокровища Атуанских Могил, волшебник?

Он устало глядел вверх, щурясь на свет ее лампочки.

Больше он ничего не мог там видеть. Спустя некоторое время он кивнул один раз с болезненной гримасой, которая, очевидно, означала улыбку.

— Тогда выйди из комнаты налево, сверни в первый коридор слева…

Она протараторила ему без единой паузы всю длинную серию указаний, а потом сказала:

— Там ты найдешь то сокровище, ради которого явился сюда. И, может быть, воду. Что бы ты предпочел, волшебник?

Он с трудом встал на ноги и оперся о свой жезл. Глядя вверх ничего не видящими глазами, он попытался что-то сказать, но пересохшая гортань не смогла произнести ни звука. Тогда он, слегка пожав плечами, покинул Разрисованную Комнату.

Никакой воды она ему не собиралась давать. И считала, что ему ни за что не найти дороги к Сокровищнице. Указания сами по себе были правильные, но слишком длинные, чтобы он мог сразу запомнить их на слух. К тому же на пути туда была Яма, если только у него хватит сил дойти до нее. Потому что он пойдет туда в полной темноте. Он обязательно собьется с пути, свалится где-нибудь и умрет в узком, пустом, гулком и сухом коридоре. Потом Манан найдет его и вытащит наружу. И это будет конец. Арха стиснула в руках крышку смотровой щели, скорчилась и принялась раскачиваться всем телом, кусая губы, словно испытывала невыносимую страшную боль. Не даст она ему никакой воды. Никакой воды, никогда! Она даст ему — только смерть, смерть, смерть…

И в этот самый сумеречный час ее жизни явилась Коссиль. Она вошла в сокровищницу тяжелой поступью, грузная и массивная в своих черных зимних одеждах.

— Тот человек уже умер? — сухо осведомилась она.

Арха подняла голову. В ее глазах не было слез, так что скрывать ей не пришлось ничего.

— Думаю, что да, — сказала она, вставая и отряхивая пыль с подола. — Его свет погас.

— Может, он только притворяется. Эти бездушные очень хитры.

— Я выжду еще день, чтобы знать наверняка.

— День или два. Тогда можно будет послать вниз Дуби, чтобы вытащить его оттуда. Он посильнее, чем твой Манан.

— Но Манан служит Безымянным, а Дуби нет. В Лабиринте есть такие места, где Дуби не пройти, а вор в одном из них.

— Ну, в таком случае оно и так уже осквернено и…

— Когда он там умрет, оно будет очищено, — сказала Арха. По выражению лица Коссиль она прочла, что та увидела в ее глазах нечто странное. — Это мои владения, жрица. И заботиться о них должна я, как повелели мне мои Господа. И не надо меня больше учить, какой смерти предавать святотатцев.

Лицо Коссиль, казалось, ушло вглубь черного капюшона. Так прячет голову в панцирь пустынная черепаха, унылая, медлительная и равнодушная.

— Очень хорошо, госпожа.

Они расстались у алтаря Богов-Близнецов. Арха направилась в Малый Дом, кликнув Манана, чтобы он шел за ней. После разговора с Коссиль она решила, что ей следует делать.

Вместе с Мананом они поднялись на холм, вошли в Палату и спустились вниз, в Подмогилье. Ухватившись вдвоем за грубую железную рукоять, они открыли железную дверь в Лабиринт и вошли в него. Там они зажгли свои фонари, и Арха направилась к Разрисованной Комнате, а оттуда в сторону Главной Сокровищницы.

Вор не успел далеко уйти. Они с Мананом прошли полтысячи шагов по первому извилистому коридору и наткнулись на него, скорченного в узком углу, похожего на кучу небрежно брошенного тряпья. Его жезл валялся на некотором расстоянии. Рот был в запекшейся крови, глаза полузакрыты.

— Он еще жив, — сказал Манан.

Он стоял на коленях возле чужака, положив желтую ладонь на темное горло: прощупывал пульс.

— Удавить его, госпожа?

— Нет. Мне он нужен живой. Подыми его и неси вслед за мной.

— Живого? — возмущенно спросил Манан. — Зачем, маленькая госпожа?

— Чтобы сделать его рабом Могил! Кончай болтать и делай, что сказано!

Лицо его стало еще меланхоличнее обычного. Но тем не менее Манан повиновался и легко вскинул себе на спину тело мага, будто длинный и почти пустой мешок. Теперь он шел, покачиваясь вслед за Архой и безропотно нес свою ношу. На обратном