Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин

которая открывалась только внутрь. И остановилась у входа в туннель. Она не ощутила потока холодного воздуха снаружи, это означало, что войдя в дверь, он не закрепил ее в открытом состоянии. Значит, дверь закрыта, и если он уже вошел в этот туннель, то оказался в ловушке.

Но в туннеле его не было, Арха в этом уверена.

В таком узком месте, со столь близкого расстояния, она бы уже услышала его дыхание, ощутила бы тепло его тела и биение его крови. Там, в туннеле, нет никого живого. Она выпрямилась и прислушалась. Куда он пошел?

Тьма давила ей на глаза, как повязка. Она испытывала смятение и замешательство от того, что увидела в Подмогилье. До сих пор она знала в этой части лишь то, что можно распознать на слух, на ощупь и по движению холодного воздуха в темноте: какое-то огромное пространство, тайну, которую никто никогда не разгадает. Но теперь она это увидела, тайна раскрылась и оказалась не ужасом, а красотой, и осталась по-прежнему тайной, даже еще более глубокой, чем сама тьма.

Теперь Арха начала медленно, неуверенно продвигаться вперед. Она нащупывала себе дорогу слева, направляясь по второму коридору с этой стороны, к тому единственному, по которому можно было попасть в Лабиринт. Дойдя до входа в него, она остановилась и прислушалась.

Слух теперь не мог сказать ей больше, чем зрение. Но пока Арха стояла, приложив ладонь к краю каменной арки, она ощутила слабую, смутную вибрацию стены, а в сыром, застоявшемся воздухе — не запах даже, а след запаха, которого не должна была ощутить здесь; запаха дикого шалфея, растущего там, наверху, на пустынных холмах под вольным небом.

Медленно и тихо двинулась она по коридору, ведомая обонянием.

Пройдя шагов сто, Арха его услышала. Он был так же тих, как и она, но он не мог ходить в темноте, не спотыкаясь. Она услышала легкое шарканье ног, будто он оступился на неровном полу, но сразу восстановил равновесие. И больше ничего. Первая Жрица выждала еще какое-то время, а потом снова медленно пошла вперед, легонько касаясь стены пальцами правой руки. Наконец она почувствовала под пальцами округленную полосу металла. Арха остановилась и начала прощупывать железную полосу, поднимая вверх руки, пока они не коснулись рукояти из шершавого железа. Схватившись за этот выступ обеими руками, она потянула его изо всех сил вниз, к полу.

Раздался страшный скрежет, потом лязг. Подобно падучим звездам, брызнули во все стороны голубые искры. Прокатилось эхо и замерло вдали, где-то ниже по коридору. Протянув руку, она нащупала всего в нескольких дюймах перед своим лицом поверхность железной двери, изрытую оспинами ржавчины.

Арха глубоко вздохнула.

И неторопливо пошла по туннелю назад, к Подмогилью, касаясь стены правой рукой, и вышла к люку под Престольной Палатой. Она не спешила и шла очень тихо, хотя теперь незачем было таиться. Арха поймала вора. Дверь, через которую он попал в подземелье, стала единственной, где можно было войти — или выйти из Лабиринта, но она открывалась только снаружи.

Он остался внизу, в темноте подземелья, откуда ему не выбраться.

Не спеша, выпрямившись, проследовала она мимо Престола в длинный зал с двойным рядом колонн. Дойдя до места, где на высоком треножнике стоял бронзовый таз, наполненный до краев рдеющими красными углями, она повернула и прошла к семи ступеням, ведущим наверх, к Престолу.

На нижней ступени она преклонила колени и коснулась лбом холодного, пыльного камня, замусоренного мышиными косточками, которые обронили совы, охотящиеся наверху.

«Простите меня, что я узрела Вашу тьму нарушенной, — сказала она, но не вслух, а мысленно. — Простите меня за то, что глаза мои видели, как попирают ваши Могилы. Вы будете отомщены! Господа мои, смерть вручит его вам, и он никогда не возродится!»

Но в те самые мгновения, когда она произносила эти слова молитвы, перед глазами ее колыхалось сияние освещенной пещеры — жизнь в самом средоточии смерти; и вместо того, чтобы испытывать ужас перед невольно свершенным ею святотатством и гнев против вора, она чувствовала в себе радостное изумление, что наконец-то что-то случилось. И это случившееся было так странно, так странно…

«Что я должна рассказать Коссиль? — спросила она себя, когда вышла наружу на ледяной зимний ветер и, сама того не замечая, поплотнее закуталась в плащ. — А ничего и не надо рассказывать. Пока. Хозяйка Лабиринта — я. К Божественному Королю все это не имеет никакого отношения. Я расскажу ей, когда вор умрет. Может быть, расскажу. Как мне лучше всего убить его? Возможно, стоит заставить Коссиль пойти посмотреть, когда он будет умирать. Она обожает смерть. Что он там ищет? Это, наверное, какой-то сумасшедший. Как он вообще сумел попасть внутрь? Ключи от красной двери и от люка есть только у меня и Коссиль. Скорее всего, он прошел через красную дверь. А открыть ее без ключа может только колдун. Колдун…»

Тут она остановилась, хотя ветер едва не валил ее с ног.

— Да, он колдун, волшебник из Внутренних Земель, и он разыскивает амулет Эррет-Акбе, — сказала Арха.

В этой мысли было столько жуткого, колдовского соблазна, что даже на ледяном ветру ее бросило в жар. Она громко рассмеялась. Все вокруг нее было черно и безмолвно — и Священное Селение, и окрестная пустыня. Только слышался свист пронизывающего ветра. Внизу, в Большом Доме, не светился ни один огонек. Ветер бросал ей в лицо из темноты острые и колючие снежинки.

— Если он смог колдовством открыть красную дверь, то откроет и любую другую. И убежит.

От этой мысли Арху на мгновение бросило в холод, но она не была уверена в этом. Безымянные позволили ему войти. Почему бы и нет? Ведь никакого вреда причинить он не может. Какой вред от вора, который не может покинуть обворованное место? Конечно, он умеет творить заклинания и наделен какой-то темной силой, наверняка,очень большой, иначе просто не смог бы зайти далеко. Но дальше ему уже не пройти. Никакие чары, подвластные смертным, не смогут пересилить волю Безымянных — пребывающих в Могилах властителей Опустелого Престола.

Чтобы поскорее убедиться в этом, Арха заспешила к себе, в Малый Дом. На крыльце спал Манан, завернувшись в плащ и одеяло на крысином меху, которые и составляли всю его зимнюю постель. Она тихонько прошла в Дом, не разбудив его, и не стала зажигать лампу. Пройдя в дальний конец коридора, девушка открыла дверь в маленький, постоянно запертый чуланчик. Она высекла искру из