Единственная Джун - Дженнифер Хартманн

предложил ей безопасное место, чтобы обосноваться.

К сожалению, все пошло не по плану, поэтому на этой неделе я специально проводил много часов на работе, чтобы избежать неминуемого взрыва.

Ее реакция на ситуацию с Сидни подтвердила мои худшие опасения…

Она тоже это чувствует.

Это взаимно, а взаимные вещи избегать в десять раз труднее.

Но я все еще пытаюсь. Я все еще чертовски стараюсь быть сильным, делать то, что, я считаю, в ее же интересах, чтобы не дать нам сгореть в огне и не утянуть за собой все, что нам дорого.

Джун делает еще один шаг вперед, ее взгляд затуманивается не только от алкоголя.

Я качаю головой:

– Я не буду говорить об этом с тобой сейчас. Не когда ты опьяневшая.

– Может быть, стоит. Может быть, придется.

– Может быть. Но не сейчас.

– Но ты выглядишь расстроенным, а я ненавижу, когда ты расстроен. Ты можешь поговорить со мной.

Я стискиваю зубы:

– Я расстроен потому, что в одно мгновение ты называешь меня своим братом, напоминая мне о том, насколько это все неправильно, а в следующую минуту ты смотришь на меня так, будто хочешь, чтобы я сорвал с тебя это бикини и переступил черту, после которой возврата не будет.

Джун облизывает губы, делая резкий вдох. Потом покусывает губу, изображая невинность, но выглядя при этом как чистый грех.

Она пошатываясь подходит ко мне, обводит пальцем мое лицо с долгим, усталым вздохом:

– Это нечестно.

– Что нечестно?

– Твое лицо.

Я хмурюсь:

– У меня лицо нечестное?

– Нет. Вовсе нет.

– Почему? – Я чуть не смеюсь, наблюдая, как она продолжает, пошатываясь, идти на меня. Мой взгляд на долю секунды опускается вниз, останавливаясь на ее покачивающейся в такт груди.

Чистый грех.

Джун подходит ко мне вплотную, ее почти высохшие волосы каскадом рассыпаются по голым плечам – концы еще влажные и щекочут округлости груди. Она глубоко вдыхает.

– Нечестно, что твое лицо такое совершенное; это произведение искусства, выставленное напоказ, к которому мне нельзя прикоснуться. Я могу любоваться им только издалека, несмотря на то что его красота манит меня. Несмотря на то что я уверена, оно было создано только для меня. – У нее дрожат ресницы, словно она пьяна не от рома или виски, а от собственных слов. – Нечестно, что эти глаза так смотрят на меня, словно они были созданы, чтобы видеть только меня. Нечестно, что я не могу забыть эти губы и язык, который я мечтаю, чтобы пробовал меня на вкус снова и снова. – Джун прижимает кончики пальцев к губам. И хрипло добавляет: – И не только здесь.

От шутливого настроения, витающего в воздухе, не осталось и следа, оно превратилось в пыль, когда на его место пришел дикий голод.

Я стискиваю зубы, член напрягается от ее намека.

Джун отнимает руку от губ и прижимает к моей груди; взгляд с откровенной похотью блуждает по моему лицу. Она никогда раньше не смотрела на меня так, и я думаю, что это единственная чертова причина, по которой я не втянул нас во что-нибудь преступное.

Ее невинность укрощает меня.

Ее наивность возвращает меня на землю.

Ее нежность хоронит грязные мысли.

Но это?

Эта девушка способна разбудить спящего зверя.

Она пьяна. Она не может трезво мыслить. Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Я уже собираюсь сказать ей, чтобы она одевалась и собирала вещи, когда ее рука медленно спускается по моей груди, моему животу, касается набухшей выпуклости между ног.

– Могу поспорить, и это нечестно, – шепчет она томно. – Могу поспорить, это просто порвет меня.

Черт побери.

Из меня вырывается стон, мое здравомыслие сыплется, когда я наклоняюсь и подхватываю ее за бедра, заводя ей ноги себе за спину. Она взвизгивает от удивления, пока я несу ее к ближайшему дивану и плюхаюсь на него. Она падает на меня, а я «падаю» под ее чарами.

Джун продолжает поглаживать мою эрекцию, ее дыхание превращается в быстрые стоны, а кожа заливается румянцем. Она слегка выгибается, а другой рукой склоняет мне лицо прямо в ложбинку между грудями.

Из меня вырывается еще один стон, и я уверен, что сейчас кончу прямо в штаны.

Я невольно начинаю думать наперед.

Заперта ли дверь?

Нет, здесь нет двери.

У меня есть презерватив?

Нет, у меня не было секса уже два года.

Это билет в один конец прямиком в ад?

Да.

Движения Джун медлительные и расслабленные: она покачивает бедрами на моих коленях, пальцами скользит по моим волосам и поглаживает меня второй рукой.

– Может быть, нам вообще не нужно разговаривать. Если ты хочешь меня… – говорит она, задыхаясь. – Просто возьми меня.

В тот момент, когда она дает мне разрешение трахнуть ее на диване Кипа, пока куча гостей наверху воспринимают нас как брата и сестру, думая, что мы тут играем в гребаные шашки, она выдыхает, и я чувствую запах алкоголя.

Он душит меня.

Он будит меня, черт возьми.

Прижавшись лицом к ее груди, я выдыхаю в ее кожу:

– Хочешь знать, что нечестно? – Одной рукой я обхватываю ее спину, притягивая ближе, а другой сжимаю грудь. Провожу большим пальцем по соску, стягивая тонкую полоску бикини, а затем обхватываю его губами и посасываю, слегка прикусив. Джун отчаянно всхлипывает, одной рукой сжимая мою каменную эрекцию, а другой впиваясь мне в волосы. Я провожу языком по ее груди, смакуя вкус ее кожи, пропитанной солью и хлоркой; потом возвращаю бикини на место. Я смотрю на нее из-под опущенных ресниц. – Нечестно, что я не могу обладать женщиной, в которую безумно влюблен и которая извивается у меня на коленях, говоря, что мой член, черт, порвет ее.

Джун замирает, лбом прижимаясь к моему лбу. Резко вздохнув, она отодвигает руку от моего паха, тяжело дыша; ее кожа вся в мурашках и покраснела от солнца. Затуманенные голубые глаза медленно открываются, словно она спала – в них читается внутреннее противоречие.

– Я не могу обладать тобой, – повторяю я.

Я повторяю это для нее, я повторяю это для себя.

Я не могу обладать тобой.

Она поворачивает лицо, сдерживая свои чувства, а затем проводит руками по моей груди, опуская ладони мне на плечи. Кончики влажных волос холодят мою разгоряченную кожу.

– Если я завтра об этом забуду, можешь… можешь мне напомнить? Я не хочу это забывать, – хрипит она, вцепившись в мою футболку. Затем ее лоб соскальзывает, и я боюсь, что она собирается поцеловать меня, я боюсь, потому что не уверен, что смогу остановиться,