Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

странах, в и без того богатых странах – сильнее. Рост производительности в настоящее время питается в первую очередь эффектами структурирования и интеграции, исчезает все больше препятствий вроде границ, языковых и торговых барьеров и тому подобного; тормозящие рост взаимоисключающие факторы устраняются, высвобождаются резервы производительности, которые раньше приходилось расходовать на то, чтобы преодолеть все эти препятствия. Говоря простым языком, мир срастается: в экономическом, коммуникационно-техническом, культурном – в общем, во всех смыслах.

Маккейн кивнул.

– Честно говоря, не вижу в этом ничего плохого.

– В принципе я с вами согласен. Но ничто не дается даром, и в данном случае цена – потеря былой гетерогенности. Мы не замечаем того, что в этом процессе все наши системы жизнеобеспечения, будь они природного или технического происхождения, становятся все более хрупкими. Типичный эффект монокультур. Возьмите, к примеру, компьютерные вирусы. В плохо соединенном, по большей части несовместимом компьютерном ландшафте появление вируса не представляет проблемы – он поражает один или два компьютера, остальные этого даже не замечают. Но дело обстоит иначе, если у нас есть соединенные в сеть высокоэффективные компьютеры, все с одной операционной системой, все с одинаковым программным обеспечением. Обычно все об этом мечтают, но как только в систему проникает вирус, он может в мгновение ока поразить сотни, тысячи, миллионы компьютеров и парализовать всю систему. Именно это и угрожает нашей системе жизненных основ.

– Компьютерный вирус?

– Нет. Коллапс. Выход из строя.

– Что это означает?

– Мы все сильнее нагружаем на многих уровнях объединенную в сеть систему, уже одной только своей растущей численностью. И неизбежно один из значимых компонентов перейдет предельное значение и перестанет работать. Исключение одного компонента повлияет на всю остальную систему, и, поскольку общая нагрузка высока, существует высокая вероятность того, что другие компоненты тоже перейдут свое предельное значение и тоже перестанут работать, и так далее, как падает ряд костяшек домино, как только падает первая костяшка в ряду. Выход из строя отдельных элементов поразит всю систему целиком, и это произойдет с невообразимой скоростью по сравнению с обычной скоростью изменений в системе.

Джон откашлялся.

– Прошу прощения. Что конкретно я должен под этим понимать? Что ядерная электростанция взлетит на воздух?

– Нет, в качестве спускового механизма это было бы слишком слабым событием. Для выхода системы из строя возможен ряд сценариев, среди которых есть и такие, где он вызывается прямыми действиями людей. Но это события из разряда атомной войны или искусственно вызванной эпидемии. Большинство сценариев исходят из отказа одного из природных ресурсов. – Он разложил карту мира, на которой были изображены морские течения. – Наша действующая в данный момент модель в качестве спускового механизма для катастрофы берет остановку Гольфстрима.

Казалось, при этих словах темнота поползла изо всех углов.

– Гольфстрима? – эхом повторил озадаченный Джон.

Кончиком карандаша Коллинз указал на соответствующую стрелку на карте.

– Североатлантическое течение, как в действительности называется Гольфстрим, несет теплую воду из тропических широт в Европу; та нагревает и увлажняет холодные воздушные потоки, прежде чем они достигают континента, и обеспечивает умеренные температуры и выпадение осадков до самого Урала. Механизм, приводящий в движение это течение, основывается на разнице в солености морской воды и в температуре. Чем дальше уходит на север теплая вода, тем холоднее становится, и, кроме того, из-за испарений ее соленость повышается. В конце концов, она становится гиперсоленой, как говорится, а значит, тяжелее всего, что находится под ней; она опускается на дно моря и к юго-западу от Гренландии низвергается большим подводным водопадом в глубину Атлантического бассейна. Создаваемое таким образом подповерхностное течение постоянно поднимает новую теплую воду из Мексиканского залива.

Джон вспомнил свои перелеты над Атлантикой и грандиозные виды бесконечных водных потоков, попытался представить себе, о каких титанических движениях воды идет речь.

– Это ведь гигантский процесс, – сказал он. – И что же может его остановить?

– К сожалению, это довольно просто. – Взгляд Коллинза стал мрачным. – И я не говорю об ослаблении Гольфстрима, я говорю о его иссякании. Чтобы вызвать его, достаточно повышения температур в Северном полушарии всего на пять процентов. К чему мы и движемся семимильными шагами. – Он положил другую диаграмму, сплошные стрелки и формулы, абсолютно ничего не говорившие Джону. – Хочу в общих чертах обрисовать ход событий. Потепление приводит, как, возможно, уже известно, к усилению таяния полярных ледников. В этой связи мы думаем только о поднимающемся уровне моря и радуемся тому, что не живем в портовом городе. Но что касается нас, европейцев, то поднятие уровня моря – меньшая из проблем. Гораздо важнее то, что полярные льды – это пресная вода. Пресная вода легче морской, поэтому она распределяется по большой площади на поверхности моря, а значит, легче замерзает. С наступлением зимы образуется тонкий слой льда, изолирующий теплые воды тропиков от арктического холодного воздуха, и тот не может ни потеплеть, ни стать более влажным до того, как достигнет Европы. И наоборот, поскольку вода в тропиках не испаряется, она не становится более соленой и, вместо того чтобы погрузиться в глубину, просто распространяется в северных широтах. Подводный водопад иссякает, а с ним и подводное течение, питающее Гольфстрим. – Ученый обвел взглядом своих немногочисленных слушателей. – И внезапно в Европе установится климат Южной Аляски или Средней Сибири – холодный, сухой, с постоянно промерзшим грунтом. Здесь, в Лондоне, температура даже летом будет подниматься едва ли выше нуля. В Европе живут полмиллиарда человек – куда им деваться, как прокормиться? Цепная реакция политических, экономических и социальных изменений станет концом цивилизации в нашем ее понимании.

Джон почувствовал, что во рту у него пересохло, и готов был поклясться, что ощущает, будто в комнате стало холоднее.

– И как это можно предотвратить? – спросил он.

– Остановить нагревание Земли.

– А как остановить нагревание Земли?

– Сократить выбросы двуокиси углерода.

– А как?.. – начал Джон, но Маккейн перебил его.

– Нет, Джон, не так. Вы идете как раз по неправильному пути. Это линейный путь решения проблемы, и он не работает в сложных системах. Если вы не видите всю систему целиком, то принимаете решения, которые справляются с одной проблемой, но создают дюжину новых и ухудшают ситуацию в двух дюжинах уже существующих. – Он посмотрел на профессора. – Или нет? Я ведь прав?

Коллинз кивнул.

– К примеру, увеличение количества атомных электростанций заметно снизит выброс углекислого газа, но сильно увеличит вероятность аварии с обширным радиоактивным излучением. – Он сделал неопределенный жест рукой. – Кроме того, развитие модели показывает, что кризис в самых разных областях будет все больше заостряться и событие, способное стать спусковым механизмом для катастрофы, со временем будет приобретать все меньший масштаб. Если Гольфстрим сохранится, то десять лет спустя, скажем, будет достаточно сильного землетрясения в Токио, чтобы заставить рухнуть мировую экономику и вызвать голод небывалых масштабов, в ходе которого из-за отчаянных действий, таких как перелов рыбы, сжигание древесины и так далее, будет окончательно разрушена экологическая система. Вне зависимости от этого цивилизация будет становиться все более подверженной влиянию различных эпидемий, с одной стороны из-за того, что возбудителям будет все легче перемещаться по современным путям сообщения на большие расстояния, с другой стороны – поскольку иммунитет все большего количества людей ослабнет по ряду причин. И так далее. Я мог бы предложить вам длинный и страшный список возможных спусковых механизмов, но это будет отвлекать от мысли о том, что это всего лишь спусковые механизмы. В некотором роде детонаторы. А собственно взрывчатым веществом послужат медленная динамика: рост населения, усиление индустриализации, изменения климата и так далее.

Когда проектор выключился, темнота стекала по стенам, словно черная кровь.

– Что из того, что вы сейчас рассказали нам, – поинтересовался Маккейн, – известно другим лицам? Правительству, организациям вроде ООН?

– Трудно сказать, – произнес профессор Коллинз. – Как ни странно, в лице вице-президента Эла Гора в Белом доме появился человек, разбирающийся в этой проблематике; по крайней мере, на такие мысли наталкивает написанная им книга. Я думаю, что американское правительство в принципе располагает сходными данными. Впрочем, для решений, которые они принимают, важны скорее национальные, чем глобальные интересы.

Джон положил ладони на стол – бессмысленный жест, словно ему непременно нужно было коснуться чего-то, удостовериться, что оно реально, что это не сон.

– Насколько точны ваши прогнозы? – негромко спросил он. Голос терялся в тишине темного зала, и в то же время его невозможно было не услышать. – Насколько надежна программа, профессор?

– Не считая предпосылок, которые восходят к работам Форрестера, Мидоуса и так далее, наша модель в основном базируется на трудах Акира Ониши, который