Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

еще будут за нее цепляться, как за бабушкин сервиз, который никогда не используется, поскольку его нельзя мыть в посудомоечной машине, но одно из следующих поколений уже перестанет понимать, зачем нужна страна. – Он показал рукой в окно, на витрину книжного магазина, где были выставлены книги о давно закончившихся Олимпийских играх в Атланте. – Вы это еще застанете, уж поверьте мне. Однажды на Олимпийских играх атлеты станут выступать не от имени страны, а от имени концерна.

– А мы не можем учредить премию? – однажды вечером размышлял Джон, когда они летели высоко над Тихим океаном. – Что-то вроде Нобелевской премии, только за защиту окружающей среды?

Маккейн, который, как обычно во время полетов, изучал документацию, писал замечания на меморандумах и проектах договоров или диктовал письма, поднял глаза от блокнота.

– Премию Фонтанелли?

– Не обязательно. Но мне видится ежегодная премия людям, которые сделали что-то в ключе пророчества. Я имею в виду, что это могло бы стать стимулом. Заставить мыслить иначе. И благоприятно повлияло бы на наш имидж.

Маккейн постучал себя кончиком ручки по лбу.

– Вы хотите учредить такую премию? – спросил он.

Фразовое ударение показалось Джону несколько своеобразным.

– Да, – ответил он.

– Так сделайте это.

– Я? – Джон с сомнением посмотрел на него. – Я понятия не имею, как происходит нечто подобное.

Маккейн задумчиво положил ручку на блокнот.

– Вам и не надо представлять себе, как что-то делается. Помните, что я сказал вам во время нашего первого разговора? Деньги могут все, деньги заменяют все, деньги победят все. Вам нужно только знать, чего вы хотите. А по поводу того, как это осуществить, – пусть думают другие.

– А кто, к примеру?

– Позвоните в организационный отдел, вызовите к себе кого-нибудь в офис и скажите ему, что хотите сделать. Все просто. И он сделает это, в конце концов, именно за это он получает деньги. – Маккейн улыбнулся. – Кстати, я считаю это отличной идеей.

Один из их рационализаторских проектов, фирма «ХЬЮДЖМУВЕР», мировой лидер в области строительных машин, выдала неожиданные результаты: профсоюз решил забастовать.

– Привет, Джим, – произнес Маккейн, когда началась видеоконференция. – Мы тут услышали то, во что верится с трудом.

Джон сидел несколько в стороне, за пределами видимости для камеры, – так посоветовал ему Маккейн.

– Наверное, это будет отвратительно, – заметил он.

Джим Строс, председатель совета правления «ХЬЮДЖМУВЕР», оказался робким на вид, мягким человеком с такой розовой кожей, какая бывает у только что выкупанного младенца. Но во взгляде, которым он смотрел с экрана, было что-то упрямое. Дональд Раш, его заместитель, сидел рядом с ним и, похоже, хотел выяснить, можно ли сломать ручку голыми руками.

– Well[49], я бы солгал, если бы стал утверждать, что не понимаю этих ребят, – заявил Строс. – Сократить зарплаты на 20 процентов, увеличить рабочее время на 2 часа, и все это сразу, без переговоров, просто ввести? Вы бы тоже забастовали, Малькольм.

– То, что сделал бы или не сделал бы я, обсуждению не подлежит. Вопрос в том, что сделаете вы, Джим.

– Well, полагаю, мы будем вести переговоры.

– Именно этого я не хотел бы слышать. Ваши зарплаты нереальны по сравнению с мировым рынком, а ваше рабочее время заставляет предположить, что «ХЬЮДЖМУВЕР» – это парк развлечений.

– Малькольм, вы наверняка помните, что я с самого начала просил не спешить. Изменения слишком серьезны и происходят слишком быстро. Я говорил вам об этом.

Джон заметил, как челюсти Маккейна несколько раз шевельнулись, словно он жевал жвачку.

– При случае прочтите в словаре, что такое «самоисполняющееся предсказание». И вы не станете проводить переговоры.

– Мы не можем иначе. Хорошие отношения с профсоюзом – традиция компании «ХЬЮДЖМУВЕР».

Маккейн опустил голову и принялся ожесточенно массировать переносицу. Возникла пауза, казавшаяся тем страшнее, чем дольше она длилась.

– У меня и так было плохое настроение, – наконец произнес Маккейн, – а тут вы еще использовали слово, на которое у меня аллергия. Традиция. Сегодня не ваш день, Джим. Вы уволены.

– Что? – Джима сейчас можно было бы использовать как великолепную иллюстрацию понятия «перекошенные черты лица».

– Дональд, – обратился Маккейн к заместителю Строса, – скажите мне, будете ли вы вести себя лучше?

Здоровый, как бык, мужчина сломал свою ручку.

– Эмм… мистер Маккейн, сэр…

– Дональд, простой вопрос – простой ответ. Вы сделаете лучше? Да или нет?

– Э… – Раш бросил остатки своей ручки на документы, метнул на человека, который до недавнего времени был его начальником и который все еще пытался совладать с собой, неуверенный взгляд. Потом, похоже, понял, что поставлено на карту. – Да, мистер Маккейн.

– Что вы будете делать, Дональд?

– Я не буду вести переговоры. Пусть бастуют. Мы справимся с этим.

– Вы мой человек, Дональд. Вы получите новые документы в ближайшем будущем. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы мистер Строс тоже получил свои. – И с этими словами Маккейн отключился.

На миг он замер, глядя на мерцающий монитор, затем посмотрел на Джона.

– Это показалось вам слишком жестоким?

– Да, – сказал Джон.

Маккейн серьезно кивнул.

– Иногда иначе нельзя. Сейчас мы должны продемонстрировать решимость.

Журнал «Тайм мэгэзин» напечатал большую статью о забастовке в компании «ХЬЮДЖМУВЕР», прикрепив к ней иллюстрацию, основанную на афише старого фильма с Теренсом Хиллом и Бадом Спенсером, только их лица были заменены лицами Джона Фонтанелли и Малькольма Маккейна, а название гласило: «Правая и левая рука дьявола». Соответствующая статья была безжалостной, называла интерес Джона к защите окружающей среды «показным», а деловые приемы Маккейна «рыцарским разбоем».

Джон почувствовал, что во время чтения у него покраснели уши, выступил пот. Его удивляло то, с каким спокойствием пролистал журнал Маккейн.

– Что-то мне постепенно начинают надоедать такие вещи, – наконец произнес он. – Все равно по плану мы собирались покупать медиаконцерны – газеты, телерадиокомпании и так далее. – Он захлопнул журнал и, не глядя, отшвырнул его в сторону. – Настало время заняться этим.

Приближалось Рождество. Над Темзой все чаще висел туман, распространяясь на город, заколдовывая высотные дома, превращая их в жутковатые замки троллей, а уличные фонари – в эльфийские огни.

Победителем предрождественских продаж в этом году стали товары с буквой «f». Люди покупали шапки, чашки, брелоки для ключей, шарфы, папки для документов и в первую очередь рубашки, все белое – не считая темно-красной, с фиолетовым отливом, размашистой буквы. Невероятно, но факт: одни только лицензионные сборы за использование логотипа принесли в кассу сотни миллионов долларов.

Пятнадцатого декабря Джон и Маккейн произвели слияние компаний «Боинг» и «Макдоннел Дуглас», и получившаяся компания стала крупнейшим самолетостроителем мира. Комментарии экономических журналов касались в основном быстро разрастающейся сферы влияния концерна Фонтанелли, и в ближайшие годы ожидалось множество подобных слияний.

Ситуация с компанией «ХЬЮДЖМУВЕР» застряла на мертвой точке. Профсоюз бастовал, руководство предприятия отказывалось проводить переговоры. После Рождества и Нового года пришлось не только смириться со спадом производства, но и порадоваться ему с учетом пустых книг заказов, однако в новом году появились новые поручения и заказы, с которыми не удавалось справиться только силами неорганизованных рабочих.

– В США трудовое законодательство запрещает увольнять бастующих, – огрызался Дональд Раш. – Мы стараемся покупать как можно больше у наших заграничных дочерних компаний, каждую неделю проводим больше реорганизаций, чем обычно за год, но границы возможного уже близко. И с экскаваторами мы их почти достигли.

Маккейн держал руки возле рта, словно в молитве.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Нанять новых людей, – ответил начальник «ХЬЮДЖМУВЕР». – Трудовое законодательство не запрещает нанимать штрейкбрехеров. У нас кризис, другие фирмы тоже рационализируются, а из-за границы приезжают хорошие специалисты, готовые работать за небольшие деньги. Кроме того, мы уже настолько упростили рабочие процессы, что нам даже не обязательно нужны специалисты. Раньше проблема забастовок всегда заключалась в том, что мы были завязаны на людей, но теперь уже нетрудно найти новых.

– Профсоюз тоже об этом знает, ведь так? – спросил Маккейн.

– Хм, да, думаю, знает. – Раш смотрел на замершего в ожидании Маккейна. – Ах, вот оно что. Может быть, достаточно будет пригрозить этим.

– Попробовать стоит, – произнес Маккейн.

Два дня спустя бастующие вернулись к работе на условиях урезанной на 20 процентов зарплаты и удлиненной на два часа рабочей недели.

– Ну вот, – прокомментировал Маккейн, и впервые за долгое время на лице его появилось что-то вроде улыбки.

Джона разбудил стоящий рядом с кроватью телефон. Он вскочил, уставился на проклятый аппарат и сначала подумал, что на самом деле он не звонил. Половина третьего ночи. Ему приснилось, точно.

И вот он зазвонил снова,