Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

уже наверняка. Плохой знак. Телефон, звонящий в половине третьего ночи, никогда не предвещает радостную новость. Он поспешно снял трубку.

– Алло?

– Ты, чертова скотина… – Женский голос доносился издалека, на заднем фоне раздавались какие-то странные звуки, как будто она звонила из коллектора сточных вод. А еще она говорила по-итальянски.

– Что-что?

– Я сказала, что ты чертова скотина. – Голос был пьяным.

Джон провел рукой по лицу, словно это могло заставить мозг работать.

– Вне всякого сомнения, – сказал он, – но не скажете ли вы мне, кто вы такая?

– Porco Dío[50]… – Последовала долгая пауза, слышно было только тяжелое дыхание. – Ты ведь еще не забыл меня? Скажи, что ты меня еще не забыл. – Она тихо, с подвываниями заплакала.

Джон ломал голову, но никак не мог вспомнить, чей это может быть голос.

– Мне очень жаль… – нерешительно произнес он.

– Тебе очень жаль? Да. Так и должно быть. Тебе должно быть жаль. Ведь это ты во всем виноват. – Послышался всхлип, при звуке которого в Джоне пробудились смутные воспоминания. – Ты во всем виноват, ты слышал? Ты один. Ты виноват, что Марвин сидит в тюрьме. Меня тебе тоже когда-нибудь придется соскребать с дороги. Надеюсь, тебе снова будет жаль, скотина ты эдакая. – Трубку бросили с громким скрежетом, как будто звонившей было тяжело попасть по аппарату.

Джон продолжал сжимать в руках трубку, сердце гулко стучало в груди, а он в недоумении смотрел прямо перед собой. Константина. Это могла быть только Константина. Боже мой! А он ее даже не узнал.

Марвин в тюрьме? Непохоже на то, что ей это примерещилось спьяну. Он набрал номер службы безопасности. Трубку взял Марко, голос его был удивительно бодрым для такого времени суток. Джон рассказал ему о случившемся.

– Мне жаль, мистер Фонтанелли. Не могу понять, как она смогла к вам пробиться. Вообще-то ваш номер телефона – тайна всех тайн.

– Наверное, взяла у Марвина. А тот пройдоха в таких делах. Но я звоню не поэтому. – Он объяснил, зачем звонит. Потом надел халат и принялся беспокойно расхаживать по своим похожим на залы комнатам, пока телефон наконец не затрещал снова.

– Все верно, – сказал Марко. – Некий Марвин Коупленд был арестован в Бриндизи. Обвинение в торговле наркотиками.

28

Два стула – вот и вся мебель в квадратной комнате с высоким потолком, где воняло мочой и плесенью. В двери, через которую привели Марвина, было зарешеченное окошко, ее массивные петли казались новыми – похоже, единственная вещь здесь, произведенная в этом веке.

И вот он, Марвин Коупленд, расстроенный и разбитый, едва способный усидеть на стуле. В своей одежде он, похоже, спал на протяжении нескольких недель, а не только те дни, которые провел за решеткой.

– Что произошло? – спросил Джон.

Марвин пожал плечами, скривился.

Наконец он произнес:

– Ну, что могло произойти. Поймали меня.

– На торговле наркотиками? Это правда?

– Ах, fuck! Моя фирма звукозаписи выставила меня на улицу, вдруг. Якобы мой альбом не продавался. А ведь они даже рекламы толком не сделали. Я имею в виду, что нужно время на то, чтобы пробиться среди таких асов, как Майкл Джексон или «Аэросмит». – Он сидел, наклонившись вперед, уставившись в пол, а потом посмотрел на Джона снизу вверх. – А почему «моя фирма звукозаписи»? Это ведь твоя фирма звукозаписи. Впрочем, тебе теперь принадлежит полпланеты.

– Марвин, у тебя было сто тысяч долларов. И я запросил данные из «Каската рекордс». Они заплатили тебе аванс в триста тысяч долларов. За полтора года ты промотал почти полмиллиона долларов.

– Чувак, не тебе говорить, с твоим «Джамбо Джетом».

– Это не «Джамбо Джет».

– Да, shit, все стоит денег. Я должен ездить на соответствующей машине, как рок-звезда, шмотки и так далее… Ты понятия не имеешь, во что это обходится.

– Ты хочешь сказать, я понятия не имею, во что обходится кокаин? Тут ты прав.

– Парень, парень! Ты бы себя слышал! Я говорил, что деньги изменят тебя. Я тебе говорил.

– Марвин, кокаин! Это же совсем не то, что твоя прежняя травка. И раньше ты категорически отказывался работать дилером.

Марвин откинулся на спинку стула с такой силой, словно хотел сломать ее, запрокинул голову и закрыл глаза. Он выглядел бледным и голодным. Просидел так некоторое время. Сквозь узкое, расположенное под потолком зарешеченное окно падал слабый свет, с улицы доносился шум, словно кто-то включил его погромче, – сигналы машин и мотоциклов.

– Это комета, – наконец произнес Марвин и снова открыл глаза.

– Комета?

– Хейла-Боппа. Комета. Только не говори, что ты ее еще не видел. Она такая огромная. – Он с шумом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. – Кометы предвещают несчастье. Это давно известно. А такой человек искусства, как я, чувствует это. Я чувствителен к подобного рода вещам, ясно тебе? Окей, кокс выносит тебя в другое измерение, но и без того… – Какое-то время он качал головой, размышляя. Потом взглянул на Джона. – Ты можешь вытащить меня отсюда?

Джон вгляделся в лицо Марвина, в выражение его глаз. На миг ему показалось, что он видит в них что-то вроде лукавства, но потом там снова осталась только просьба о помощи, сплошная мольба, словно только остатки гордости удерживали его от того, чтобы на коленях умолять вызволить его из заточения.

– За этим я и приехал вообще-то, – произнес Джон, спрашивая себя, действительно ли оказывает Марвину таким образом услугу. – Они сказали, что ты можешь выйти под залог. Не имеешь права покидать город и так далее. – Он глубоко вздохнул и с противным привкусом на языке добавил: – Хотя, если ты сделаешь это, я не разорюсь. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Марвин посмотрел на него так, словно не понял ни слова, потом кивнул:

– Ты все-таки мне друг. Несмотря на все деньги.

Маккейн был не amused[51], когда Джон вернулся в Лондон.

– Ваш друг, или тот человек, которого вы таковым считаете, – произнес он, – представляет собой самый явный тип неудачника, который я когда-либо видел. Он ничего не достиг, он никогда ничего не достигнет. Забудьте о нем, Джон. Как можно скорее. Избегайте контактов. Неудачники опасны для людей с высокими целями, поверьте моему слову. Вы можете быть самым способным человеком, который когда-либо ходил по созданной Богом земле, но если вы свяжетесь с неудачниками, все равно ничего не достигнете. Они утянут вас на дно. Они опошляют ваши планы, отравляют вашу жизнь тысячей разных способов, словно ходячая болячка. И я даже не уверен, что они действительно таковыми не являются.

Джон устал, он уже жалел, что не попросил отвезти себя из аэропорта прямо домой. Он был совершенно не в настроении спорить.

– Вы говорите о нем так, словно он крыса какая-то или что-то в этом роде.

– А как вы назовете то, что он делает с этой Константиной? – Маккейн стоял, как скала, на фоне вечерней панорамы Лондона, скрестив руки на груди. – Марко был столь любезен, что рассказал мне всю подоплеку.

– Константина Вольпе – взрослая женщина и отвечает за себя сама, – раздраженно ответил Джон. – А Марвин очень помог мне в трудные моменты жизни. Я ему кое-чем обязан.

– Вы были ему чем-то обязаны? А. Ну, ясно. И когда вы перестанете быть ему обязанным?

– Понятия не имею. – Об этом он еще не думал. Вообще-то, действительно, бесконечно так продолжаться не может. – Что ж, полагаю, теперь мы в расчете.

Маккейн хрюкнул.

– Вы, конечно же, исходите из того, что своими действиями оказали ему услугу.

– Я вытащил его из тюрьмы.

– А дальше? Вы об этом подумали? Вы внесли за него залог, он вышел и может убираться на все четыре стороны?

– Примерно так.

– Вы действительно полагаете, что с его затуманенным наркотиками рассудком он способен уйти от пограничного контроля или розыска через Интерпол? Не будьте наивны.

– В таких вещах я считаю его очень находчивым, да, – раздраженно ответил Джон.

Маккейн опустил руки, немного постучал кончиками пальцев по краю стола Джона, затем произнес:

– Ну да ладно, как бы там ни было… Вообще-то я хотел попросить вас, Джон, только об одном: если когда-нибудь вы снова столкнетесь с проблемой подобного рода, обратитесь с ней ко мне. Договорились?

– Что вы имеете в виду под «проблемой подобного рода»?

– Вы понимаете, что я имею в виду. – Маккейн остановился в дверях, положив ладонь на дверную ручку. – Ничего не делайте тайком. Приходите ко мне с такими вещами. Я позабочусь об этом.

Джон поручил проект премии менеджеру по имени Лайонел Хиллман, суетливому человеку с ржаво-каштановой вьющейся шевелюрой; такого же цвета волоски торчали