Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

было то, что Братчетт спрыгнул с лошади, снял малыша, посадил его на плечи и, придерживая здоровой рукой, понес прямо в хлев. Кивнув по пути троим МакГрегорам, он не останавливался, пока не подошел к постели их отца.

Глаза Джонни МакГрегора широко раскрылись.

Он был в сознании в первый раз с того времени, как Керри, запыхавшись, пришла домой из Билтмора, как будто само присутствие Братчетта и их общее прошлое сорвало завесу с разума умирающего. И сделало это отнюдь не ласково.

— Джонни Мак, — сказал Братчетт. Его голос словно бы распахнул какую-то тайную дверь. Керри в изумлении увидела, что глаза ее отца наполнились слезами, и он приподнял правую руку на несколько сантиметров от тюфяка.

— Бобби Братч, — прохрипел он.

Осторожно опустив Нико на пол, Братчетт схватил своей здоровой рукой поднятую ему навстречу руку и сжал ее.

— Нам нужно куда-то спрятать этого мальчика, Джонни. Мы с Эллой можем приносить пищу, но ты лучше других знаешь, что у нас небезопасно.

Керри видела, что между ними что-то происходило. Джонни Мак прикрыл глаза, как будто не хотел видеть чего-то.

— Знаю, — сказал он.

— Я так считаю, — продолжал Братчетт. — Что ты должен кое-что не только мне, но и всему миру в целом.

— Да, — только и ответил Джонни Мак голосом сухим и слабым, как пыль. Но все же он сумел снова повторить это слово: — Да.

Глава 48

Несколько часов Керри провела, устраивая Нико вместе с близнецами, которые соорудили ему тюфячок рядом со своими, возле стойла Мальволио, и показали мальчику, как гладить мула по мягкому носу, чтобы он жмурился. Она заварила мятный чай и с ложки напоила и накормила отца протертой кукурузой.

Потом Керри поднесла к его лицу фотографию. И ласково — ласковее всего, что она делала с самого своего возвращения домой — приподняла ему голову, чтобы он лучше видел.

Он улыбнулся — странной, далекой улыбкой.

— Бобби Братч, — прошептал он. После чего его голова снова откинулась назад.

Следующим утром измученная Керри пробиралась по лесу обратно в Билтмор. В ее сознании всплывал лишь Мэдисон Грант в его безупречно отглаженных костюмах, с безупречно прилизанными волосами. Будто он каким-то образом стоял за всем этим: за нападением на станции, за тем, что в нем обвинили невинного человека, что ребенка разлучили с братом и он теперь скрывался в ее хлеву.

Не зная, что и как ей теперь делать, Керри сначала заглянула к поварам. Рема стояла перед выставленными в ряды стеклянными банками, наполненными чем-то зеленым.

— Заявляю, что могу уважать человека, который выращивает добрую окру.

Керри не стала указывать ей, что Вандербильт не сам поливает свои поля и не сам консервирует свой урожай, а просто отвлеченно кивнула. И поднялась наверх. Там она услышала голос Гранта, доносящийся из бильярдной, стук шаров и запах сигарного дыма, просачивающийся в холл.

Что означало — у нее есть несколько минут, чтобы заглянуть в его гостевую спальню.

У Керри не было никаких доказательств участия Гранта в убийстве на станции, только глубокое внутреннее ощущение. Может, они и появились бы, если бы она могла проследить за ним, словно охотясь на дикого кабана, или засыпать его вопросами, как должен был бы сделать полицейский. Но для кухонной девушки, которая в данный момент должна была чистить картошку, это было невозможно.

Она быстро пошла — стараясь не бежать, потому что это могло привлечь ненужное внимание — обратно, в сторону лестницы для слуг. Поднявшись на второй этаж холостяцкого крыла, она оглядела весь коридор. Кухонная прислуга вообще не должна была находиться здесь ни под каким предлогом, но она быстро справится. И ее не заметят.

На двери каждой гостевой спальни в Билтморе была прикреплена специальная медная дощечка, куда вставлялась карточка с именем гостя, так что Керри понадобилось несколько секунд, чтобы найти нужную комнату. Грант оставил свой пиджак в кресле возле камина. Клетчатый твид. С бьющимся сердцем Керри один за другим обшарила его карманы. Ничего — старый билет на поезд, чек из «Бон Марше», обрывок бумаги, исписанный словами, которые она не разобрала.

Керри оглядела комнату. Все было на своих местах. Письменный прибор на маленьком столике слева. Подойдя, Керри пролистала страницы — листы были помечены монограммой Вандербильта, но все были чистыми.

Кроме.

На верхнем листе отчетливо проступали отпечатки букв, написанных на листе, лежащем сверху. Керри взяла лист и подошла с ним к окну.

Она разобрала букву Ф. Никакого приветствия, просто слово, начинающееся с Ф.

Снаружи послышались шаги по мраморному полу. С бьющимся сердцем она прищурилась, разглядывая отпечатки слов.

Ф… Фамилия… нет. Ферма?

Шаги остановились перед дверью. Раздалось металлическое щелканье поворачиваемой ручки.

А может, это имя? Ну, например… Фарнсуорт?

Или кто-то еще, на кого Грант оказывает свое влияние. Еще один кусочек загадки ЛНА?

Керри скомкала бумажный лист. И засунула в карман передника как раз в тот момент, когда дверь распахнулась.

Лицо Мэдисона Гранта расплылось в гладкой, безжалостной улыбке.

— Керри. Как… любопытно увидеть вас здесь. В холостяцком крыле. У меня сложилось впечатление, что гостям мужского пола оказывают услуги только камердинеры и лакеи. Но, возможно, эти правила успели сменить, к моей искренней радости.

Они стояли, меряя друг друга взглядами. Потом одна его рука протянулась назад и нажала кнопку на дверной ручке. Заперла ее. Он захлопнул дверь пинком ноги. И двинулся вперед.

Она почувствовала, что не может дышать.

Но осталась стоять на месте. Он подошел ближе.

Он кинул взгляд на письменный прибор, и его лицо заметно расслабилось. Возможно, Грант успокоился, что не оставил там письма.

Отступив назад, Керри ощутила у себя за плечами каминную полку. Бежать было некуда.

Он не был сильным, мускулистым мужчиной. Но это был человек, которому было что терять. А в отчаянии люди становятся опасны, как загнанные кабаны.

Она стиснула рукой спинку кресла, на котором висел его твидовый пиджак, тот самый, что был на нем, когда она приходила наниматься на работу в «Бэттери Парк». Перед ней снова мелькнула эта сцена: Грант в твидовом пиджаке в лобби гостиницы, и служащий, который говорит ему: Мы рады снова видеть вас в этом сезоне, мистер Грант!

— Вы были тут и раньше этой осени, — сказала она. — Прошлой осенью вы приехали в Эшвилл не впервые. Вы уже приезжали сюда, чтобы разносить свои злобные, мерзкие идеи. Как только в наши края протянули ветку железной дороги, сюда начали приезжать богатые люди, так что никто не заметил вашего приезда, а вы делали свое дело среди местных, которые были сердиты