Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

В его бушующих, бурлящих и смертоносных волнах.

Она прижимает ладонь ко рту, и мой телефон летит на пол. На дисплее ветвится трещина. Мне всё равно. Сейчас имеет значение только мама. Только её чувства.

Всем телом сотрясаясь от рыданий, она опускается на колени и роняет голову на грудь. Я наклоняюсь к ней и обнимаю так крепко, как только могу. Прижимая её к себе, я стараюсь передать ей часть красок, которые мне удалось собрать за последние несколько недель. Только вот она их не принимает. Чёрный цвет невозможно раскрасить.

– Мама, я здесь. Я с тобой, – тихо произношу я. – Мы справимся. Ты справишься. Хорошо? Я всегда с тобой, и всегда буду с тобой. Ты не одна.

Мама кивает. Раз за разом она кивает, а на белую плитку капают крупные слёзы.

Не знаю, как долго мы сидим на кухне, но в какой-то момент я понимаю, что кому-то нужно вернуться в закусочную. Поэтому я укладываю маму в постель и завариваю ей чай. Она не перестаёт плакать. Я даю ей успокоительное, прошу, чтобы она отдохнула и только тогда направляюсь в закусочную.

Внутри как будто что-то назревает. Меня наполняет яркий солнечный свет. Я чувствую покалывающее тепло. Ноги становятся беспокойными от резко прилившей энергии. Разум постепенно ускользает. Панические мысли проносятся в голове, но они заходят не слишком далеко, их вытесняет неподобающая, безудержная и всепоглощающая эйфория.

Я скачу по закусочной, разнося посетителям заказы. Вслух пою рождественские песни, которые перемежаются истерическим смехом. Я сама не своя. Моё настроение где-то немыслимо высоко. Где-то выше облаков. Внутри меня кто-то шепчет, что это небо прекрасно, но на самом деле там ничего нет. Я вижу только темноту. Жестокая сила берёт верх, запирает меня и решает, что должно происходить дальше. И у меня нет ни единого шанса избежать этого.

Оскар пишет, что едет ко мне, и я закрываю закусочную раньше обычного.

Подойдя к стойке, возле которой я стою, он обеспокоенно смотрит на меня, и мне интересно, почему. Ведь жизнь прекрасна. Всё прекрасно.

– Привет! – Буквально сияя, я бросаюсь ему на шею и покрываю лицо поцелуями. – Боже, я так скучала по тебе! Чем займёмся? С тобой всё в порядке? Как гольф? Пробежимся?

Он моргает.

– Гвен, что…

– Или нет, у меня есть идея получше. – Мои глаза расширяются от восторга. – Давай поедем в «Айскейт»!

– Он уже закрыт, – хмурится Оскар.

– Тогда на озеро Силвер. Давай! – трясу его за руку. – Нужно готовиться к региональным чемпионатам. Они уже завтра, Оскар, завтра! Это будет наш пропуск на Skate America. Пойдём, мои коньки в машине. – Я отхожу от него, но снова останавливаюсь. – Твои при тебе?

Он озадаченно кивает.

– В багажнике. Но, Гвен, не лучше ли поговорить? То, что случилось с твоим отцом…

– Ой, это вообще не имеет значения! – отмахиваюсь я. – Кому какое дело? Хорошо, что его нет. Что ты сделал со своими волосами? В гольф-клубе есть парикмахерская? Они так торчат. Или всё дело в душе?

Сбитый с толку, Оскар буквально буравит меня взглядом. Мне не нравится выражение его лица. Он на негативе. Но здесь негатив не принимается, здесь всё светло и радостно и неизменно по-пооооооозитивно.

– Перестань дуться. – Я тычу пальцем ему в щёку и хихикаю. – Сейчас мы начнём тренировку, и всё будет хорошо. О боже, ты так красив! Ты знал, что ты самый красивый парень в мире? Я считаю, что нам следует ввести специальную награду для парных фигуристов. Самая сексуальная пара из ныне живущих. Мы бы её выиграли. О, подожди, кое-что вспомнила! – Я достаю из кармана телефон и открываю приложение для покупок. – Закажу себе зелёную сумку «Longchamp». Я всегда хотела иметь такую. Почему мне это снова приходит в голову только сейчас? Так. Готово. – Одариваю Оскара сияющим взглядом. – Ну что, едем?

Он кивает, но не выглядит весёлым. Я понятия не имею, почему Оскар не веселится. Почему он не прыгает, как я.

Я снимаю гирлянду с музыкального автомата и набрасываю её на плечо, как шарф. Оскар не двигается, а я подхожу к нему сзади и запрыгиваю на спину.

– Опля! – Я смеюсь. – Неси меня к машине!

Он застывает и поворачивает голову набок, чтобы иметь возможность посмотреть на меня.

– Что с тобой такое?

– Ничего.

– Чушь собачья.

Раздражённая, я сползаю с его спины и цокаю.

– Ты хочешь испохабить мне настроение или повеселиться?

Оскар долго не сводит с меня глаз. При этом он ни разу не моргает. Мне это кажется странным, потому что я моргаю четырежды. Почти подряд, чтобы он понял. Он должен уяснить, что люди моргают, и в этом есть нечто забавное. Всё забавно.

Эйфорииииично!

Я снова запрыгиваю ему на спину, и он, не говоря ни слова, несёт меня. До машины.

Я смеюсь всю дорогу до озера.

Никто не слышит моих криков. Даже я сама.

В её улыбке кроется тьма

Оскар

Мои мышцы горят. Даже не просто горят, а плавятся. Никогда ещё мои конечности не дрожали так, как сейчас.

Мы с Гвен стоим в ослепительно серебристом свете полной луны и выполняем синхронный пируэт. Обхватываю конёк в миллионный раз за вечер. От усталости и жажды у меня горит горло.

Мы разворачиваемся, и Гвен скользит ко мне. В лунном свете её золотисто-карие глаза светятся. Она очень сосредоточена. И бодра. Я не понимаю, как такое возможно. Каждая клеточка во мне требует сна и отдыха, но ей хоть бы хны.

– Гвен, я больше не могу, – говорю, когда она подъезжает ко мне для выполнения поддержки.

– Ерунда! – отмахивается так, словно ей это ничего не стоит. Как будто она решает, как я себя чувствую. Так продолжается весь вечер. Гвен постоянно отмахивается, не желая принимать возражений. – Давай, подними меня.

Она хватает мои руки и кладёт себе на бёдра. Я делаю глубокий вдох и поднимаю её, но через несколько сантиметров мои руки опускаются.

Смирившись, я ставлю её обратно на лёд, обхватываю лицо руками и заглядываю в глаза.

– Я больше не могу, – произношу по словам. – Ты слышишь? Я выжат как лимон. Мы тренируемся уже четыре часа.

– Оскар, – вздыхает она так, будто я четырёхлетний ребёнок, которому в сотый раз нужно объяснять, почему нельзя бросать сырые яйца на пол, – завтра региональные чемпионаты. Нам нужно аккуратнее выполнять двойной аксель. И в последней дорожке шагов наши ноги трижды заплетались. Завтра решится, сможем ли мы поехать на Skate America. Это важно.

Некоторое время я смотрю на её полностью расслабленное