Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

– Г-где... – прошептал он. Боль пульсировала в голове, будто собираясь разорвать череп изнутри, язык, шершавый и распухший, еле ворочался во рту. Хилон почувствовал, что чья-то рука легла ему на затылок, в его губы втиснули горлышко фляги, и прохладная солоновато-шипучая вода увлажнила пылающий от сухости рот.

– Эссентунский родник, – Алкеад осторожно отнял он губ Хилона флягу. – Место, известное всем, кто любит перебрать неразбавленного. Говорят, тут Сагвенис, напившись допьяна, выронил Миртовую булаву, и из дыры в земле забил этот ключ. Самое полезное питьё при твоём недуге. Пирушка-то, кажется, удалась на славу.

Хилон осмотрелся. Они находились на густо поросшем кустарником холме, нависающем над живописной рощицей подле храма. Освещённый не по-осеннему ярким солнцем пейзаж выглядел умиротворяюще, но собственный вид занимал сейчас Хилона куда больше любых красот. Испачканая вином и едой одежда, засохший венок, одна сандалия порвана, другая вообще отсутствует. Нет сомнения, под глазами синяки, борода грязная, а волосы спутаны колтуном – отличный вид для философа, призывающего к умеренности и здравомыслию. От стыда хотелось провалиться под землю.

– Боги, это чудовищно... – простонал Хилон.

– Наоборот! По тебе видно, что ты на славу почтил Шумного и явил пример подлинного благочестия. Ну и, поверь мне, многие после встречи с ним выглядят куда хуже, – Алкеад было снова рассмеялся, но, спохватившись, кинулся к своему котелку и осторожно снял его с огня. – Гарпия! Едва не прозевал!

– Что это?

– То, что тебе сейчас необходимо. Вино Шумный подарил людям первым делом, а суп из ляжек козлёнка и коровьего желудка – сразу после, ибо любил людей и хотел избавить их от страданий. Жрецы готовят этот суп для гостей – знают, чем дело всегда заканчивается. Он так и называется: благочестивый. Сейчас добавлю петрушки с кориандром, и готово. А потом нужно сразу выпить крепкой виноградной настойки на мойранском зоире, нам её тоже дали.

– Я не буду пить... – при мысли о вине, Хилон содрогнулся, на губах снова появился тошнотворный привкус.

– Подобное, друг мой, лечат исключительно подобным, – полного сил, выспавшегося и жизнерадостного леванца состояние Хилона откровенно забавляло. – Но сперва поешь, чтобы заработал желудок.

Не ответив, Хилон бездумно уставился в землю. Таинство... Они говорили, он говорил – что-то важное, что-то необходимое, что-то, что вспоминается смутно, точно сон, и так же, как сон, ускользает с каждым мгновением, не оставляя в памяти ничего кроме зыбкого ощущения.

– Мне нужно срочно записать... – сказал он. – Можешь найти папирус или что-то?

– Вот истинный философ! – рассмеялся Алкеад. – Обычный человек после попойки просит воды и лекарство от головной боли, а ты принадлежности для письма!

– Пожалуйста, Алкеад, прошу... Мне очень надо.

– Ну ладно-ладно, внизу Дилейская роща, там всегда гуляют учителя с учениками – может у кого найдётся доска для письма. Ты пока ешь, его едят горячим, а я схожу.

– Спасибо, – прошептал Хилон, осторожно принимая деревянную миску и делая глоток. Обжигающий, жирный суп действительно был даром богов: тошноту сняло как рукой и даже голова, кажется, стала болеть меньше. – Быстрее, Алкеад, пожалуйста, быстрее...

– Всё, уже бегу!

Он и впрямь побежал вниз по склону, легко и ловко перескакивая через изгибы тропинки. Проводив его взглядом, Хилон отставил миску. Разровняв рукой землю, он подобрал сухую веточку дрожащей рукой написал: «Что такое пророчество? Предвидение будущего? Если я брошу яблоко, оно упадёт на пол. Считать ли это пророчеством?».

Глава XX

Сгибаясь под тяжестью своей ноши и не обращая внимания на удивлённые взгляды встречных, Эол добрался до заднего входа храма Даяры и, боком толкнув дверь, ввалился в увешанную пучками сухих растений комнату, недавно служившую жильём покойной Горго. За время его отсутствия запах изменился: вместо душистой травяной пряности пахло чем-то кисловато-тухлым, не слишком приятным. Эол громким стуком поставил полое бревно на дощатый пол.

– Принёс? – спросила Кинана, не оборачиваясь. Всё её внимание поглотил ковшик с тёмной жидкостью, закипающей на масляной горелке. Подле царицы, на столе, на лавке и даже на полу, помещалось множество сосудов, трав и порошков, добытых в закромах покойной жрицы, а также кувшин масла и ведро с извёсткой.

– Да, госпожа, – сказал Эол. Только теперь он увидел, что к царице присоединился Белен. Вид келенфиянин имел недовольный.

– Боги, царица, зачем тебе понадобился улей? – спросил келенфиянин.

– Любишь мёд, люби и пчёл – знаешь, так говорят? – сняв ковшик с огня, царица вылила содержимое в мигом забурливший котелок и принялась толочь в ступке кусок ярко-жёлтой серы. Эол смотрел на её ловкие движения как завороженный.

– Не знаю. Царица, прошу тебя, иди спать, ты уже сутки на ногах.

– Некогда. Если не будем готовы к штурму, уснём навечно.

– Варвары зализывают раны, им нужно время оправиться. Раньше, чем дней через пять они вряд ли решатся повторить. Тем более, что таран теперь не поможет, мы завалили ворота наглухо. Клянусь Эйленосом, надо было додуматься до этого раньше!

– Много до чего нужно было додуматься раньше, – пробурчала под нос царица, смешивая на листе папируса разноцветные порошки. – Тебя не смущает то, как они взяли Ликимн? Сходу.

– Эорол говорил, что наши прозевали ворота...

– А если не прозевали? Говорят, обрушилась стена.

– Такое возможно?

– Эол, – обернулась Кинана. – Расскажи нашему гостю с Келенфа про гисерских колдунов.

– Я не знаю... – удивлённо сказал молодой человек. – У нас про них всякое болтают. Мать рассказывала, что они могут летать в виде совы и превратить человека в осла...

– Ну… Это ведь сказки?

– В каждой сказке есть доля правды, – Кинана пожарче разожгла огонь под бурлящим котелком. – А теперь, помолчите!

Она вскинула сложеные в щёпоть руки и торжественно продекламировала:

– Истинно без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно. То, что находится внизу соответственно тому, что находится вверху, – пальцы разжались, разноцветный порошок дымным облачком осыпался в котелок. – И то, что вверху, соответственно тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса Единой вещи, – три раза помешала варево против часовой стрелки. – И подобно тому, как все вещи произошли от Единого, так и все вещи родились от этой единой сущности через принятие, – бросила размолотую серу и несколько белых кристалликов. – Солнце ее отец.