Талтос - Энн Райс

Марклин быстро, неловко кивнул тем, кто столпился вокруг него, протолкнулся сквозь плотную массу мужчин и женщин и, чуть не споткнувшись о чью-то ногу, оказался наконец на стороне, где стоял Томми.

— Что, черт подери, с тобой происходит? — потребовал от него ответа Томми. Он глядел в потолок. — Ради Бога, сядь и расслабься. Мы будем на борту самолета уже через несколько часов. Затем мы будем в…

— Ш-ш-ш. Не говори ничего. — Марклин сознавал, что его голос уже не был нормальным, и он не мог управлять им. Никогда в своей жизни он не испытывал большей тревоги.

Впервые он обратил внимание, что все стены по всей высоте были задрапированы черной материей. Двое часов в большом холле тоже были закрыты! И зеркала, все зеркала были завешены черным. Он осознал, что все это совершенно лишило его присутствия духа Он никогда прежде не видел столь старомодной похоронной обстановки. Когда умирали люди в его семье, их кремировали. Кто-нибудь позже объявлял, что это было сделано. Именно так случилось с его родителями. Он был в школе — лежал в кровати и читал Яна Флеминга, когда позвонили и сообщили, и он лишь кивнул и продолжил чтение.

«И теперь вы унаследовали все, абсолютно все».

Внезапно он почувствовал страшную тошноту из-за свечей. Он повсюду видел канделябры из дорогого серебра. Некоторые были даже инкрустированы драгоценными камнями. Боже, как много денег прятал этот орден в своих погребах и хранилищах! Маленькая нация, в самом деле. Но тогда все это было по вине дураков, подобных Стюарту, который уже давно завещал все свое состояние ордену и должен был, разумеется, изменить это завещание, учитывая последующие обстоятельства

Все эти обстоятельства. Тессу. Весь план. Где был Стюарт теперь — с Тессой? Разговор становился все громче и громче. Звенели бокалы. Элвера вошла снова и налила еще вина в его бокал.

— Выпей до дна, Марк, — сказала она.

— Веди себя прилично, Марк, — прошептал Томми, придвинувшись неприятно близко к его лицу.

Марклин обернулся. Это не была его религия. Это не был его обычай — стоять у праздничного стола и пить в черном одеянии после заката!

— Я ухожу сейчас, — внезапно объявил он. Казалось, его голос взорвался во рту, и эхо разлетелось по всей комнате!

Все присутствовавшие замолчали. В течение секунды в звенящей тишине он почти поддался желанию вскрикнуть — более сильному, чем когда-то в детстве. Вскрикнуть в паническом состоянии, в ужасе. Он не знал отчего.

Томми ущипнул его за руку и указал куда-то.

Двойные двери в обеденный зал были раскрыты. Ах, так вот что послужило причиной молчания. Боже милостивый, принесли ли они останки Эрона домой?

Свечи, креп — все было такое же в обеденном зале, в другой угрюмой пещере. Он не намеревался входить, но, прежде чем смог выполнить свое решение, толпа медленно и торжественно повела его сквозь открытую дверь. Его и Томми почти внесли в комнату.

«Не хочу видеть это больше, хочу уйти отсюда…»

Давление ослабло, как только они прошли сквозь двери. Мужчины и женщины заполняли места за столом. Кто-то лежал на столе. Боже, только бы не Эрон! «Не могу глядеть на него. И они знают, что ты не сможешь глядеть на него, не так ли? Они ждут, чтобы ты поддался панике, и раны Эрона стали бы кровоточить!»

Кошмарно, глупо. Он снова схватился за руку Томми и услышал его шепот:

— Будь спокоен!

Наконец они подошли к краю огромного стола. На нем лежал мужчина в пыльном шерстяном пиджаке, с грязью на ботинках. Надо же! Грязь! Этот человек не был трупом, подготовленным как положено.

— Это нелепо, — произнес Томми едва слышно.

— Какие же это похороны?

Марклин услышал, что громко говорит он сам. Медленно он наклонился над трупом, чтобы увидеть мертвое лицо, повернутое в сторону. Стюарт. Стюарт Гордон, мертвый, лежащий на краю этого громадного стола в пыльном шерстяном пиджаке, с грязью, налипшей на подошвы, с невозможно худым лицом, с похожим на птичий клюв носом и с безжизненными голубыми глазами. Боже милостивый, они даже не закрыли ему глаза. Они что, все обезумели?

Он неуклюже отступил назад, столкнувшись с Томми и наступив тому каблуком на пальцы. Он поспешно убрал ботинок с его ноги. Все мысли исчезли из его головы. Мертвый завладел им полностью. Стюарт мертв. Стюарт мертв.

Томми уставился на тело. Понял ли он, что это Стюарт?

— Что это означает? — спросил Томми тихим голосом, кипящим от гнева. — Что случилось со Стюартом? — Но слова звучали неубедительно. Его голос, обычно ровный, теперь ослаб от потрясения.

Другие собрались вокруг них, подвигая их вплотную к столу. Вялая левая рука Стюарта лежала прямо перед ними.

— Во имя небес, — гневно произнес Томми, — закройте ему глаза!

Двигаясь от одного конца стола к другому, члены ордена окружили тело — фаланга скорбящих в черном. Были ли они скорбящими? Даже Джоан Кросс была здесь, во главе стола, руки ее покоились на ручках инвалидного кресла, покрасневшие глаза смотрели на Томми и Марклина!

Никто не говорил. Никто не двигался. Первая стадия молчания — отсутствие речи. Вторая стадия — отсутствие движения; все участники стояли настолько тихо, что он даже не слышал, чтобы кто-то перевел дыхание.

— Что случилось с ним? — требовательно спросил Томми.

Снова все молчали. Марклин не мог остановить глаза хоть на чем-нибудь. Он продолжал глядеть на маленький мертвый череп, покрытый тонкими седыми волосами.

«Ты убил себя, ты, дурак, ты, старый идиот? Это то, что ты сделал? При малейшей угрозе разоблачения?»

И вдруг совершенно внезапно он осознал, что все остальные смотрят не на Стюарта — они смотрят на Томми и на него.

Марклин почувствовал боль в груди, словно кто-то начал сдавливать ее невероятно сильными руками.

Он обернулся, отчаянно ища знакомые лица вокруг себя, — Энцо, Харберсон, Элвера и все остальные со злобой смотрели на него. Элвера уставилась прямо ему в глаза. И справа, рядом с ним, Тимоти Холлингшед холодно смотрел на него.

Только Томми не глядел на него. Томми уставился взглядом через стол, и когда Марклин посмотрел, что же его там привлекает, что заставляет его не обращать внимания на всех остальных, на вопиющий ужас всего окружающего, он увидел Юрия Стефано, подобающе одетого в траурное черное, стоящего всего в нескольких футах от него.

Юрий! Юрий был здесь, он присутствовал здесь все это время! Это Юрий убил Стюарта? Почему, ради Бога, Стюарт не оказался умнее, почему не смог уклониться от Юрия? Основная часть их плана, фиктивного изгнания, базировалась на том, что Юрий никогда, никогда не сможет появиться в Обители снова. А этот идиот Ланцинг позволил Юрию ускользнуть из долины.

— Нет, — сказала Элвера. — Пуля нашла свою цель. Но рана не была смертельна. И он пришел домой.

— Вы были помощниками Гордона, — надменно произнес Холлингшед, вы оба. — И вы, и только вы исчезли.

— Его помощники, — отозвался Юрий с другого конца стола. — Его самые талантливые, его гении.

— Нет! — сказал Марклин. — Это неправда. Кто обвиняет нас?

— Стюарт обвиняет вас, — ответил Харберсон. — Бумаги, разбросанные по всей его башне, обвиняют вас, его дневник обвиняет вас, его поэзия обвиняет вас, Тесса обвиняет вас! Тесса!

— Какое право имели вы войти в этот дом? — словно гром прогрохотал Томми, покрасневший от ярости, охватившей его.

— У вас нет Тессы. Я не верю вам! — вскричал Марклин. — Где Тесса? Это все было для Тессы! — И затем, осознав свою ужасную ошибку, он во всей полноте представил все, что уже знал.

Ох, почему он не прислушался к своему инстинкту? Его инстинкт призывал его немедленно удалиться, и его же инстинкт теперь говорил, что уже слишком поздно.

— Я британский гражданин, — сказал едва слышно Томми. — Меня не вправе задержать какой-то там «комитет бдительности».

И сразу же толпа сдвинулась и пошла на них, медленно оттесняя их от головы стола по направлению к ногам. Чьи-то руки схватили Марклина. Этот отвратительный Холлингшед удерживал его. Он слышал, как Томми возмутился снова, требуя, чтобы ему позволили уйти, — но теперь это было совершенно невозможно. Они были зажаты в коридоре, и их оттесняли вниз; мягкий глухой стук ног по натертым воском доскам коридора отражался под деревянными арками. То была толпа, поймавшая их, толпа, от расправы которой убежать было немыслимо.

С громким металлическим лязгом и треском двери старого лифта отворились. Марклина втолкнули внутрь. Он неистово крутился, клаустрофобия, охватывавшая его ранее, напала на него снова, заставила закричать.

Но двери заскользили, закрываясь. Он и Томми стояли, прижатые друг к другу, в окружении Харберсона, Энцо, Элверы, темноволосого высокого Холлингшеда и нескольких других мужчин — сильных мужчин. Лифт стучал и раскачивался, опускаясь вниз. В подвалы.

— Что вы собираетесь с нами делать? — внезапно потребовал он ответа.

— Я настаиваю на том, чтобы меня снова отвели на главный этаж, — сказал Томми надменным тоном. — Я настаиваю на немедленном освобождении.