История Франции - Марк Ферро

законом (ст. 9); никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные (ст. 10); общество имеет право требовать у любого должностного лица отчета о его деятельности (ст. 15); так как собственность есть право неприкосновенное и священное, то никто не может быть лишен ее иначе как в случае, установленной законом явной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения (ст. 17)[62].

Декларация должна была быть модифицирована после основания Первой республики, когда в 1793 г. к этим принципам прибавились права на труд и на восстание; но конституция 1793 г. так и не вступила в действие. И напротив, в конституции III года ознаменовавшей попятное движение революции, собственность провозглашалась основой цивилизованного общества, а изложение прав граждан ограничивалось изложением их обязанностей.

В 1848 г. к прочим статьям Декларации были добавлены право на труд и на свободу получения образования. В то же время подтверждался абсолютный характер индивидуальных и относительный характер социальных прав, фактически обреченных зависеть от состояния общества.

По мере развития социальных и социалистических идей наметилась тенденция к тому, что различные «права на…»: право на труд, право на здоровье и т. п. — стали добавляться к таким «естественным» правам, как гражданские (пассивные) и политические (активные), или вовсе подменять их.

Список прав постепенно расширялся: право на свободные выборы, на свободу слова, на свободу объединений и ассоциаций, на создание профессиональных союзов, на занятость. Вскоре эти «социальные» права пришли на смену правам человека — какими последние были задуманы в 1789 г.

Этот разрыв был окончательно осуществлен в СССР. Права 1789 г. там были определены как «буржуазные» и заменены другими в Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа; все остальные права рассматривались как «формальные». Когда в 1948 г. ООН принимала Всеобщую декларацию прав человека, СССР решил воздержаться. Успехи социалистического движения во Франции побудили в 1946 г. составителей новой конституции ввести в нее мысль о возможной относительности права собственности и исключить право на свободу получения образования. Однако эта конституция 1946 г. не была принята.

Как бы то ни было, Франция сохраняет права, унаследованные от 1789 г., при том что понятие прав человека — вновь поставленное на повестку дня в 1948 г. французским юристом Рене Кассеном в связи с преступлениями, совершенными во время Второй мировой войны, — заметно расширилось после появления в Хельсинкских соглашениях 1975 г. положений о свободном перемещении людей и о защите прав меньшинств. Так французские идеи XX в. оказались связаны с концепциями, рожденными в XIX столетии.

ПАДЕНИЕ МОНАРХИИ

Никому — и в особенности депутатам Генеральных штатов — не приходило в голову, что, собравшись вместе, они возвестили начало эпохи революции и что в ходе этой революции их король будет обезглавлен, а монархия уничтожена.

Разумеется, некоторые депутаты, находившиеся под влиянием идей Просвещения, такие, как аббат Сийес, выступали с радикальными идеями, но страстное желание «раздавить гадину», к чему призывал Вольтер, имело гораздо больший эффект, чем демократические идеи, которые проповедовал Руссо. Изрядная часть этих депутатов была в свое время в большей степени вовлечена в столкновения между парламентами и королем, между иезуитами и янсенистами, нежели знакома с текстами философов: радикальные идеи, отсутствовавшие в 1789 г., появятся на авансцене гораздо позже. В своем большинстве они были юристами, и их воодушевляло скорее практическое применение права и сопротивление тем или иным действиям властей, чем отвлеченные и универсальные идеи и теории. «Концепция Просвещения в такой же мере является продуктом Революции, как и Революция — продуктом Просвещения» — отмечал историк Роже Шартье.

Теперь Людовик XVI уже не мог играть на ненависти, которую третье сословие испытывало к аристократам, настолько он был парализован интригами двора. А его бездействие способствовало тому, что третье сословие уверовало в то, что оно может делать все, что сочтет нужным гений его представителей: составлять конституцию, принимать решения о распределении налогов, заниматься гражданским устройством духовенства и многим другим.

Между тем Людовик XVI не сознавал, что тем самым народ ограничивает его власть. Именно депутаты, как знатные, так и не знатные, такие, как Мунье и Мирабо, пришли ему на помощь, опасаясь остаться без опоры, когда «народная партия» стала раз за разом заявлять о себе в Учредительном собрании. Созывая Генеральные штаты, ни Неккер, ни король не представляли себе, что в недрах этого института родится конституция.

Людовик решился на ответные действия.

Он рассудил, что испытал слишком много публичных унижений и даже тело его персоны подверглось оскорблению: в июне 1789 г., как позднее, 5 и 6 октября, его грубо отодвинули в сторону, причем в Версале лишь прибытие Лафайета спасло королеву от насильственных действий необузданной толпы. Это Лафайет, желавший быть новым Вашингтоном, предложил составить декларацию прав наподобие американской, это он потребовал вывода королевских войск 14 июля, а позднее доставил королевскую семью в Париж и стал для нее весьма неудобным покровителем, «мэром дворца», которого завидовавший ему Мирабо называл «Жиль Цезарь»[63]. Он желал быть одновременно примирителем и восстановителем порядка, арбитром между монархией и нацией; его популярность достигла пика во время праздника Федерации 14 июля 1790 г. Но при этом Лафайет рекомендовал генералу де Булье положить конец волнениям, и в частности беспорядкам в Нанси. Он также не нашел общего языка с якобинцами — представителями одного из революционных клубов, вручив им оружие, которое они позже используют против него.

Людовик XVI предпочитал советы Мирабо, которому платил и который даже утверждал, что желает лишь одного: «стать министром, когда он более не будет достоин любви». Но Собрание с подозрением отнеслось к его способностям: когда оно проголосовало за то, что ни один из его членов не может стать министром, это было направлено против Мирабо. Поэтому он стал своего рода тайным министром, желавшим установить некую обновленную монархию, отделить монархию от контрреволюционеров и остановить дальнейший ход революции.

Но король не желает этого обновления, пусть даже под принуждением ему и приходилось соглашаться с переменами. Право вето, которое в 1791 г. за ним признало Учредительное собрание, было теперь