История Франции - Марк Ферро

прав, имевших характер личной зависимости, и выкуп всех прочих феодальных повинностей. В итоге были отменены сеньориальные права на охоту, поземельный оброк, полевая подать, а также десятина в пользу духовенства и продажа должностей.

На практике до выкупа дело так и не дошло, однако отмена барщины, ликвидация сеньориальной юрисдикции и института присяжных ремесленного цеха стали, пожалуй, моментом величайшего великодушия, с которым так мало посчиталась История. Речь прежде всего идет о том, что был упразднен старый юридический и социальный порядок, унаследованный от нескольких столетий, — и новый порядок предстояло создавать с чистого листа. Это был триумф всеобщего равенства перед законом.

В данном смысле, как верно заметил историк Франсуа Фюре, ночь на 4 августа представляла собой, пожалуй, важнейшее событие в истории нации. Эти решения, в отличие, например, от конституции, имели постоянный характер: опираясь на них, французы отделили феодальную собственность от просто собственности и упразднили ее, тем самым совершенно разрушив аристократическое общество.

Людовик XVI не санкционировал ни декреты, изданные в ночь на 4 августа, ни Декларацию прав человека и гражданина, ставшую преамбулой к будущей конституции. Он обратил внимание на разногласия, возникшие при подготовке конституции, между теми, кто, являясь монархистами, согласился с Мирабо, Мунье, Барнавом и др. на предоставление королю права вето, и теми, кто считал, что это вето должно быть только отлагательным.

Тем временем возбуждение в Париже не прекращалось: хлеба становилось все меньше и он дорожал, из-за отъезда многих аристократов и иностранцев, распускавших из страха свою прислугу, росло число безработных. Все эти трудности и тяготы народ объяснял неким заговором. Искрой, взорвавшей пороховую бочку, стало известие о банкете в Версале, участники которого устроили овацию королевской семье, топтали ногами трехцветную кокарду и демонстративно возлагали на себя цвета королевы. Подобно отставке Неккера, эта выходка стала поводом к походу на Версаль, который возглавили женщины Сент-Антуанского предместья; целью акции стал протест и требование о выдаче хлеба. Следом отправилась вторая процессия, во главе с Лафайетом, который должен был потребовать возвращения королевской семьи в Париж.

В Версале Людовик XVI милостиво обратился к первой процессии, полагая, что вторая ограничится лишь требованием санкционировать декреты 4 августа. При этом он отложил свой ответ на все остальные вопросы на следующий день.

Но уже ранним утром 6 октября толпа проникла в замок и добралась до приемных покоев королевы, где началась драка; тогда Лафайет вышел на балкон Версальского дворца вместе с королевской семьей. Их приветствовали криками: «В Париж!» Тогда Людовик сказал: «Друзья мои, я отправлюсь в Париж с женой и детьми. Я вверяю самое дорогое для меня любви моих добрых и верных подданных». В тот же день, 6 октября, процессия двинулась обратно в Париж, увозя с собой «пекаря, пекаршу и маленького пекаренка»; рядом с ними гарцевал Лафайет.

Продовольственный кризис, который должен был разрешиться в результате этого возвращения, скрыл новое поражение монарха. Раскол среди монархистов, возмущенных новым актом насилия, мало способствовал пониманию значения происшедшего. Несколько недель назад абсолютная монархия пребывала в Версале под защитой верной ей аристократии. Отныне она находилась в Париже под неусыпным присмотром народа. Но там же находилось и Национальное собрание.

Надежда и страх, защитная реакция, готовность карать — вот чем объясняются события 1789 г. Эти черты наложили отчетливый отпечаток на всю историю нации. Можно констатировать, что они повторились в 1917 г. в истории России: февральские надежды соответствовали «доброй вести» 1789 г. — за тем исключением, что во Франции ожидания общества были выражены до революции, тогда как в России они оказались сформулированы уже после свержения царизма. Но разве они не были выражены еще в 1905 г.? Что же касается страха перед репрессиями и защитной реакции, то это в полной мере проявилось во время гражданской войны. В 1789 г., как и в 1917-м, стремление карать постоянно требовало новых жертв. Ими по подозрению в измене становились те, кто — будь то в Париже или Петрограде — олицетворял власть, которая, по правде говоря, не поспевала за стремительным ходом событий.

ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА

Задача Учредительного собрания состояла в том, чтобы разработать конституцию для Франции. Для этого собрание разделилось на комиссии, однако законодательная работа осуществлялась в беспорядке и без какого-либо плана, и потому можно было сказать, что эта конституция стала демократическим продуктом деятельности двенадцати сотен депутатов, спонтанно принимавших различные поправки и предложения к тексту. В ходе дискуссий и стихийного голосования без поименной подачи голосов они хаотично разрушали основы Старого порядка.

Депутаты были единодушны в том, что конституцию должна предварять некая декларация прав человека и гражданина, «чтобы она [конституция] покоилась на этих правах и защищала их» (Мунье). Идея пришла из Соединенных Штатов, где уже в 1778 г. появился предшественник конституции в виде «Билля о правах», который был, в свою очередь, вдохновлен сочинениями Локка. Французская Декларация, принятая голосованием 26 августа 1789 г. открывалась преамбулой, под которой стояли подписи Станисласа де Клермон-Тоннера, председателя, и Шарля Мориса Талейрана, подписавшегося как «еп. Отенский». В преамбуле была прописана необходимость согласовывать в будущем все действия исполнительной и законодательной власти с принципами Декларации, где излагались права, «незнание, забвение или презрение которых суть единственные причины общественных бедствий и порчи правительств».

Отдавая себя под защиту Верховного существа, Национальное собрание признавало следующие права: люди рождаются и остаются свободными и равными в правах, а общественные отличия могут основываться лишь на соображениях общей пользы (ст. 1); источником любой суверенной власти, по существу, является нация; никакое учреждение, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации (ст. 3); свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому (ст. 4); закон есть выражение общей воли; все граждане равны перед ним и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям[61](ст. 6); никто не может подвергаться обвинению, задержанию или заключению иначе как в случаях, предусмотренных законом (ст. 7); поскольку каждый считается невиновным, пока его вина не установлена, то в случаях, когда признается нужным арест лица, любые излишне суровые меры, не являющиеся необходимыми, должны строжайше пресекаться