История Франции - Марк Ферро

процедуру общей или раздельной, как то предусмотрено регламентом проведения дебатов? Напряжение нарастает после выступления короля, который осуждает «чрезмерные новшества» и обходит стороной проблему поименного голосования.

Десятого июня по предложению Сийеса третье сословие приглашает представителей двух других, привилегированных, присоединиться к себе; призыв почти не находит отклика, если не считать приходских священников. Семнадцатого июня третье сословие принимает название Национального собрания и возлагает на себя функцию утверждения налогов. Король приказывает закрыть дверь дворца «Малых забав» перед представителей третьего сословия в Зал малых забав, и депутаты собираются в Зале для игры в мяч, где Мунье предлагает принести знаменитую присягу: «…не расходиться до тех пор, пока они не выработают для Франции конституцию».

Двадцать третьего июня король признает право утверждения налоговых законопроектов лишь за духовенством, да и то исключительно в религиозных вопросах; если третье сословие не признает этих постановлений, депутатские полномочия, за которые держится дворянство, чтобы навязать посословное голосование и не допустить равенства в налогообложении, также будут отменены. Людовик XVI пытается изобразить беспристрастного арбитра, удалив от себя Неккера, который советовал ему согласиться на поименное голосование в будущем собрании.

В этот день, 23 июня, король повелел представителям трех сословий разделиться, но, когда церемониймейстер де Брезе прибыл объявить распоряжение монарха депутатам третьего сословия, те не двинулись с места, а знаменитый астроном Жан Сильвен Бальи, член трех академий, заявил: «Собравшейся нации приказывать нельзя!» А Мирабо добавил: «Мы покинем это место, только уступая силе штыков».

Перед лицом такой решимости большая часть духовенства и сорок семь дворян присоединились к третьему сословию. «Ладно, пусть остаются!» — как считается, сказал Людовик XVI, закрывая вопрос.

Провозгласив себя «Учредительным собранием», третье сословие совершило подлинную революцию в области права.

Ни в Визиле, ни в Версале противоречия между третьим сословием и привилегированными не были выражены столь категорично, как в манифесте Сийеса. Некоторое число либеральных дворян и представителей низшего духовенства согласились с принципом поименного голосования и примкнули к третьему сословию. Поведение Людовика XVI способствовало еще большему ужесточению ситуации. К этому короля подталкивали его младший брат граф д’Артуа и друзья королевы, которые, видя волнения, множившиеся в Париже и провинции, побуждали его не признавать своего поражения.

Отставка Неккера — кумира деловой буржуазии — и введение армии в столицу стали грозными предзнаменованиями грядущей, как говорили тогда, аристократической реакции.

В Париже спасение Национального собрания стало заслугой народных масс. Воодушевленные красноречием Камиля Демулена, заявившего об опасности «Варфоломеевской ночи для патриотов», парижские депутаты Генеральных штатов создали Национальную гвардию во главе с Лафайетом, и та под этим названием отправилась искать оружие в Дом инвалидов[60]. Эти восемь тысяч решительных и разъяренных мужчин, пусть и невооруженных, составляли яркий контраст с угрюмыми и подавленными войсками, располагавшимися у Дома инвалидов. Впрочем, гвардейцы-французы солидаризовались с манифестантами — в отличие от 15-го кавалерийского полка, состоявшего из немцев.

Едва вооружившись, манифестанты устремились к Бастилии, несомненно с целью захвата орудий, а также потому, что она угрожала Сент-Антуанском предместью, где жили ремесленники, оказавшиеся на острие борьбы с абсолютизмом; важным было и то, что Бастилия являлась тюрьмой, символом режима, который манифестанты не желали сохранять.

В тот день, 14 июля, комендант крепости маркиз де Лонэ располагал лишь сокращенным гарнизоном: тридцать швейцарцев и от восьмидесяти до девяноста пяти ветеранов. Он попытался вступить в переговоры, обязавшись не открывать огонь, если манифестанты не будут атаковать. Но, поскольку толпа проникла в замок, он потерял самообладание, войска начали стрелять, жертвами огня стало около сотни человек. Когда де Лонэ уже хотел капитулировать, толпа ворвалась в тюрьму, убила трех офицеров и захватила самого де Лонэ, который был немедленно казнен, так же как и купеческий старшина Флессель, обвиненный в предательстве. Их головы, насаженные на пики, толпа пронесла до Пале-Руаяля. Бальи был назначен главой муниципалитета, а Лафайет стал командующим Национальной гвардией.

Король капитулировал, пообещав депутатам вывод войск и возвращение Неккера, и подтвердил свое поражение, приняв от Бальи и Лафайета трехцветную кокарду. Эти события вызвали огромный резонанс во Франции и за границей. Революция победила в Париже, брат короля Карл, граф д’Артуа, отправился в эмиграцию…

Однако дело на этот раз не ограничилось чисто правовой революцией: пролилась кровь.

Ускорило ли парижское восстание дальнейший ход событий? Во всяком случае, в сельской местности слухи о заговоре аристократов — эта ложная, но внешне правдоподобная новость — вызвали «великий страх». Крестьяне нападали на замки, чтобы сжечь поземельные описи — документы, в которых были записаны их сеньориальные платежи. На деле это восстание отражало связь между утратой благосостояния, вызванной падением цен и нехваткой продовольствия, и гневом, порожденным новым кризисом, который пришел на смену бушевавшим полстолетия мятежам, причем те постоянно усиливались в течение последних десятилетий. Подготовка к созыву Генеральных штатов стала для крестьян «доброй вестью», грозившей отменой феодальных прав, на что жители деревни очень рассчитывали.

С 20 июля по 6 августа паника охватила изрядную часть страны, вызвав восстания крестьян, главным образом против их сеньоров, но также против получателей феодальной ренты из числа буржуа и торговцев зерном.

До сих пор часть дворян примыкала к революционной буржуазии, однако крайности крестьянских мятежей и происходящее насилие побудили Мунье и его друзей отойти от процесса радикализации, который усиливался с каждым днем. После ночи 4 августа они сделались защитниками прерогатив монархии, получив имя «монархистов».

Была ли ночь на 4 августа в Национальном собрании следствием «великого страха»? Наш Роман о нации повествует, как Национальное собрание с энтузиазмом отменило привилегии — свои собственные привилегии, особые права феодалов, городов и многое другое.

Сопоставление дат хорошо показывает, что насилие в период «великого страха» оказало определенное пугающее воздействие на депутатов. Некоторые, будучи шокированы насилием 14 июля, хотели силой отстаивать права собственности. «Так ли чиста эта кровь?» — вопрошал Барнав, формулируя, не подозревая об этом, одну из строф «Марсельезы»; сам он будет казнен в эпоху Террора…

Но верх одержала другая часть собрания, вдохновленная бретонскими депутатами и такими представителями либеральной знати, как виконт де Ноайль или герцог д’Эгильон. Они предложили равное налогообложение, отмену феодальных