Книга белой смерти - Чак Вендиг

В ответ Корли также поступил как всегда, то есть смачно подмигнул, ехидно оскалившись.

Но теперь назад к Элвису, который, похоже, по-прежнему был недоволен. Элвис, превратившийся в самого настоящего обывателя. Занявшийся бизнесом. Потолстевший, отрастивший солидное брюшко.

– Мы должны были начать еще два часа назад, – сказал он.

– И вы определенно начали без меня. – Корли пожал плечами. – Вижу, ты при гитаре, Макс уже взмок за своими барабанами…

Вспотевший неандерталец оскалился по-волчьи.

– И у Раины пальчики размялись, бегая по грифу.

В подтверждение еще одно молчаливое поднятие подбородка.

– Так что на самом деле, – продолжал Корли, – я вовсе не опоздал, я пришел как раз вовремя, как последняя ложка каши – в нужный момент, когда все мышцы в тонусе, а ваши инструменты должным образом смазаны кровью, по́том и слезами долбаного рок-н-ролла.

– Чудесно, – сказал Элвис. – Начнем с самого начала. Список песен лежит на усилителе. Мы вступаем…

– Подождите! – остановил его Корли, подняв вверх палец так, словно определяя, откуда дует ветер.

– Господи! – Элвис закинул волосы назад. – Ну что еще?

– Нужно сходить в сортир. Истощить дракона[71], как говорится. – Хотя никакая это не пословица, ну да ладно. – Может быть, воспользоваться тамошней акустикой, чтобы разогреть «ревущего гепарда»…

Корли подергал кадыком. «Ревущим гепардом» он называл собственный голос, отчасти в память о своей первой группе из Килларни – «Ревущих гепардах». Именно так когда-то описал его голос руководитель школьного хора. (На самом деле он сказал следующее: «Пит, когда ты поешь так, это похоже на двух ревущих гепардов, пожирающих друг друга». Питу хотелось верить, что учитель имел в виду что-то сексуальное.)

– Только побыстрее, – проворчал Элвис.

– Элвис, старина, не торопи меня, хорошо? Это рок-н-ролл, а не долбаное деловое совещание. – Вытянув губы, Корли громко причмокнул. – Я скоро вернусь.

* * *

В туалете улыбка исчезла.

Подойдя к раковине, Корли тщательно вымыл руки, затем лицо. Его лицо – эта вытянутая помятая рожа, похожая на высохшую маску к Дню Всех Святых; хрупкий пластик потрескался, краска начала лупиться.

«В этом году мне стукнет пятьдесят пять, и все провалилось в задницу!»

Отец Пита умер в пятьдесят девять лет, поэтому Корли полагал, что сам тоже откинет копыта в этом возрасте или даже еще раньше. Его отец много работал, но при этом не пил и не курил. Пит же – ха-ха – относился к своему телу далеко не так бережно. Он регулярно пропускал его через мясорубку кокаина, занни[72], бухла и сигарет. Сигареты, кокаин и «колеса» остались в прошлом, но он по-прежнему выпивал, а в последнее время повадился курить «травку», поскольку «травка» – о, это ведь что-то другое, правильно? – сглаживает углы, притупляет клыки, прикрывает острые торчащие концы мягкой воздушной пастилой. Все советовали ему переходить на то, что употребляется с пищей, потому что так лучше для легких, – но курить «травку», даже через вейп, помогало ему создать ощущение, будто он курит по-настоящему, что, в свою очередь, помогало ему чувствовать себя молодым.

Что на самом деле было не так.

Это откровение приходило Корли не реже раза в час. Он уже давно не молодой. И скоро умрет. Долбаный Иисус, блин!

«Жизнь, – снова и снова твердил себе он, – весьма неплохая штука, твою мать». У него здоровенный особняк в Хадсон-Вэлли, у него двое детей, смышленых и по большому счету неплохих, у него жена – ну, Корли не мог сказать, нравится он ей или нет, но она его любила, несмотря на все его царапины, вмятины и закидоны. Денег у него больше, чем ему нужно. У него хорошая жизнь.

«Ты послушай себя», – подумал Корли. Убеждая себя в том, что все позади, что нужно скомкать это и отправить в мусорное ведро. Вот какова была главная цель этого турне после воссоединения – а Злобный Элвис даже говорил о том, чтобы записать альбом с новым материалом; он уже сочинил несколько песен, которые могут стать «началом чего-то», и даже добавил, что можно будет иронично назвать так новый альбом: «Начало чего-то».

«Да, да, приятель, чудесно, замечательно!» – сказал Корли, не желая признавать правду: от одной этой мысли ему захотелось блевануть кровью. И отсюда этот долбаный чертов паралич: он не хочет просто свернуться в клубок и умереть, но также у него нет никакого желания отправляться в турне и записывать новый альбом. Он застрял где-то между увядшей славой рок-группы, чьи лучшие дни остались в прошлом, и молчаливым ожиданием могилы.

Корли думал о ней как о пастбище. То есть, когда туда попадаешь, перестаешь быть полезным, но ты еще не мертвый.

Стиснув кулак, он замахнулся…

Костяшки пальцев ударяют в стекло, зеркало трескается, затем кровь, затем…

Ничего этого не произошло. Кулак застыл в воздухе. Зеркало осталось целым. «Во мне больше не осталось огня. Не могу даже разозлиться так, чтобы разбить зеркало». В далеком прошлом он разбил бы зеркало, пнул бы ногой раковину, насыпал бы на фаянсе «дорожку» кокаина…

Господи, как же сейчас пришелся бы кстати кокаин!

И тут стук в дверь.

– Если ты не принес мне кокаин, я не желаю с тобой говорить! – крикнул Корли.

– Это Элвис, – послышался голос за дверью. Невеселый голос.

– Извини, Элв, я тут личинку откладываю.

– Выходи! Я знаю, что ты просто уставился в зеркало, твою мать.

«Тоже мне, психоаналитик!» У Корли мелькнула мысль, что Элвис установил в сортире скрытую камеру, извращенец; однако правда заключалась в том, что Элвис знал его так хорошо, как никто другой. Они основали группу в тысяча девятьсот… кхе-кхе… восемьдесят втором году, в ту пору лучшие друзья, и лучшими друзьями они оставались с тех самых пор и по сей день – но в то же время и заклятыми врагами, потому что постоянно были готовы вцепиться друг другу в горло.

Открыв дверь, Корли вышел из туалета. Элвис ждал его в полумраке коридора. Позади виднелись стойки с усилителями и микрофоны.

– Ты собираешься нас подставить, – сказал Элвис, и Корли уловил в его тоне осуждение. – Я теперь ясно вижу.

– Черта с два!

– И это будет уже не в первый раз. Помнишь, пять лет назад? Речь шла даже не о турне, «Найк» предложила устроить всего один концерт…

– «Найк» – ты что, издеваешься надо мной? Да она ничего толком делать не умеет, взять хотя бы кроссовки… это какие-то ботинки для среднего класса, блин!

– Однако ты ничего не имел против, когда «Найк» использовала нашу песню в рекламе…

– Я сказал тебе тогда, что ничего не имею против того, чтобы продавать наши песни для рекламных роликов, потому что среди режиссеров есть настоящие художники, они снимают музыкальные клипы и телевизионные шоу, с настоящими актерами! Блин, «Найк» захотела использовать наших «Обезумевших обезьян» в своей глупой рекламе обуви – флаг ей в руки. – Ну вот, опять проклятый ирландский акцент – «руйки»