Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

Выписка послана: т. Литвинову.

Протокол № 76 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.11.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 64.

После передачи советнику польской миссии А. Зелезинскому запроса о готовности правительства Польши подписать пакт о ненападении с СССР, текст которого был бы аналогичен советско-французскому[915], в двусторонних дипломатических контактах наступила месячная пауза. 14 ноября 1931 г. посланник Польши С. Патек сообщил Литвинову о позиции своего правительства. Согласно польской интерпретации, министр иностранных дел Залеский никогда не высказывал представителям Франции мнения о приемлемости текста советско-французского договора для пакта Польши с СССР, а лишь заявил об отсутствии у него возражений против договора между Парижем и Москвой. С. Патек заявил, что «его правительство не считает подходящим для Польши советско-французский пакт» и предлагает «вернуться к (советскому) проекту пакта 1926 г. с дополнениями, сделанными им в документе, врученном т. Карахану». 15 и 16 ноября Литвинов и Патек продолжили согласование позиций[916]. «Удержался польский проект», – докладывал посланник в Варшаву[917]. Член Коллегии НКИД Стомоняков также счел наиболее существенным намерение польской стороны следовать позиции, изложенной в проекте от 23 августа 1931 г., а также отказ от упоминания в тексте договора строгой увязки (юнктима) между советскими пактами с Польшей, балтийскими государствами и Румынией. Руководство НКИД решило обсудить «ситуацию, сложившуюся в связи с этими новыми заявлениями Патека», на заседании Коллегии 18 ноября с участием Антонова-Овсеенко, чтобы наметить «предложения для внесения на утверждение правительства», т. е. Политбюро[918]. Запись бесед 14–16 ноября были направлены И.В. Сталину.

Неясно, в силу каких факторов в резолюции Политбюро произошло искажение польской позиции (приписывание Патеку готовности вести переговоры на основе советского проекта). Возможно, оно было вызвано желанием НКИД или самого Политбюро «сохранить лицо», сделав вид, что переговоры начаты на советских условиях. Несмотря на фразеологию, использованную в постановлении ПБ (и, отчасти, в протоколах переговоров), Политбюро по существу согласилось вести их на условиях, близких к тем, какие были предложены Польшей 23 августа 1931 г. Не позднее 25 ноября Наркоминдел направил членам и кандидатам в члены Политбюро (кроме С.М. Кирова и украинских руководителей – С.В. Косиора, Г.И. Петровского, В.Я. Чубаря), а также Андрееву, Постышеву, Ярославскому и Менжинскому «Сравнительную таблицу нашего проекта пакта 1926 года и польского проекта пакта 1931 г.»[919].

На разочарование советского руководства по этому поводу косвенно указывает и намерение направить МИД Франции меморандум, который бы зафиксировал отход Польши, а затем и Франции, от якобы обещанного ими ведения польско-советских переговоров на базе франко-советского пакта. 17 и 20 ноября по указанию НКИД полпред Довгалевский поднимал этот вопрос в беседах с Ф. Бертело, рассчитывая, что в качестве компенсации за вызванное французским посредничеством «недоразумение», Париж заставит поляков отказаться от «припутывания лимитрофов» (т. е. тесной увязки советско-польского переговоров с заключением договоров ненападения между СССР и остальными западными соседями). Вероятно, уже после заседания Политбюро 20 ноября в Москву пришло сообщение В.С.Довгалевского о том, что его настояния получить заверения Бертело на этот счет «не только не увенчались успехом, но и вызвали с его стороны даже некоторое раздражение»[920]. Очевидно, в связи с неприязненной реакцией МИД на советские усилия, «предрешенное» Политбюро «вручение меморандума Бриану или Бертело» не было осуществлено.

Извещение о начале советско-польских переговоров последовало в виде «Сообщения ТАСС», опубликованного в «Известиях» 22 ноября 1931 г. В нем сообщалось, что накануне нарком Литвинов принял посланника Патека и заявил ему о согласии Советского Правительства возобновить переговоры «на основе (советского проекта) пакта 1926 г.»

23 ноября Литвинов, Стомоняков и Патек провели первое заседание по выработке согласованного текста договора о ненападении[921]. Всего было проведено шесть официальных и одно неофициальное заседание (23 ноября – 17 декабря 1931 г.). Для руководства переговорами по инициативе наркома по иностранным делам Политбюро образовало «комиссию по советско-польским делам», в которую вошли Сталин, Молотов, Литвинов и Стомоняков[922].

20 ноября 1931 г.

14. – О концессиях (тт. Куйбышев, Каменев).

Принять предложение комиссии т. Куйбышева по вопросу о ликвидации концессий «Ченстоховская фабрика», «Ян Серковский», «Скоу Кельдсен».

Выписки посланы: т.т. Каменеву, Куйбышеву, Элиаве.

Протокол № 76 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.11.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 65.

Полномочия и сроки работы комиссии Политбюро под председательством В.В. Куйбышева установить не удалось. Повторное решение о закрытии металлообрабатывающего предприятия «Ян Серковский»[923] и о прекращении деятельности другой значительной польской концессии «Ченстоховская фабрика» были проведены в жизнь, что завершило начатый в 1929 г. процесс ликвидации польских фирм в СССР.

4 декабря 1931 г.

Опросом членов Политбюро

38/8. – О ввозе нефти в Эстонию.

а) разрешить Наркомвнешторгу договориться с эстонским правительством о предоставлении Союзнефтеэкспорту монополии на ввоз в Эстонию нефтепродуктов в 1932 г., согласившись в качестве компенсации на закупку в Эстонии сельскохозяйственных продуктов на сумму до 40 % стоимости годовой поставки нефтепродуктов (но не свыше 400 тыс. руб.)

б) о номенклатуре закупаемых сельскохозяйственных продуктов Наркомвнешторгу договориться с Наркомснабом.

Выписки посланы: т.т. Розенгольцу, Микояну.

Протокол № 79 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 8.12.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 83–84.

В конце 20-х – начале 30-х гг. советское правительство рассматривало экспорт нефтепродуктов как один из важных источников поступления валютных средств, прибегая при этом фактически к тем же способам продвижения этой статьи экспорта на европейский рынок, которые использовались при наращивании экспорта лесоматериалов. На 1931 г. советское экспортное объединение «Союзнефть» планировало завоевать 65 % рынка нефтепродуктов в Эстонии. Его главными конкурентами являлись «Ройял Датч Шелл» и «Стандард Ойл», предложившие своему сопернику довольствоваться уровнем продаж 1930 г., т. е. 42 % рынка бензина (2500 тонн). В ответ «Союзнефть» выразила согласие на закрепление за ней половины эстонского рынка[924]. Ситуацию усугубила неуклюжая тактика советского объединения в переговорах с эстонскими оптовыми покупателями. В отличие от конкурентов, «Союзнефть» не располагала разветвленной системой сбыта собственной продукции, и ее зависимость от эстонских посредников (особенно от влиятельного коммерсанта Й. Пухка) была почти абсолютной. В апреле 1931 г. правление объединения дезавуировало соглашение, достигнутое на переговорах с Пухком, посчитав его не выгодным для себя. Руководство «Союзнефти» не учло, однако, углубления экономического кризиса в Эстонии, повлекшего за собой не только падение цен на бензин, но и резкое сокращение объемов его реализации. К тому же разрыв с посредниками вынудил заняться розничной продажей. Помимо незапланированных затрат подобное решение повлекло за собой угрозу со стороны эстонских коммерсантов возбудить уголовное преследование против «Союзнефти» и торгпредства, поскольку при заключении советско-эстонского торгового договора советская сторона официально заявила, что заниматься розничной торговлей советские экспортные организации не будут. Согласись «Союзнефть» к лету 1931 г. на новые условия своих контрагентов, ей удалось бы продать не 3000 тонн бензина, а лишь 1700. Ф.Ф. Раскольников справедливо оценивал развитие ситуации как «from bad to worse». В конечном итоге «Союзнефть» была вынуждена пойти на соглашение с Пухком, который, учитывая сложное положение советского экспортного объединения, нарушил ряд своих обязательств и отказался выплатить и неустойку в 4000 долларов. От подачи иска в суд «Союзнефть» воздержалась, поскольку ее представитель в Эстонии также допустил ряд нарушений соглашения[925]. Надежда на изменение ситуации появилась у «Союзнефти» лишь после того, как министр народного хозяйства Эстонии Сельтер, обеспокоенный развитием аграрного кризиса, предложил предоставить СССР нефтяную монополию при условии, что 75 % выручки за проданный в Эстонии бензин и керосин советская сторона будет расходовать на закупку сельскохозяйственных продуктов[926].