В провинции - Элиза Ожешко

Она не договорила. Александр весь вспыхнул и вскочил на ноги.

— Да! — запальчиво прокричал он. — Жениться на тебе было ошибкой, теперь я это понимаю! Мы с тобой не пара! Ты родилась и выросла среди шляхты, ты осталась провинциалкой, не знаешь света, не умеешь вести себя в обществе, вот почему ты не хочешь нигде бывать. И зачем я тебе предлагаю ехать к графине? Это моя глупейшая оплошность, потом мне же придется краснеть за тебя… ведь ты даже не умеешь говорить по-французски. Я, конечно, знал, что женюсь на простой шляхтянке, но надеялся тебя перевоспитать… Я бы мог жениться на светской женщине, в десять раз богаче тебя…

Он запнулся, увидев, что Винцуня вспыхнула, а обычно кроткий ее взгляд сверкнул гневом. Шитье упало у нее с колен, она встала и гордо выпрямилась.

— Вот как! — произнесла она, задыхаясь от волнения. — Вот до чего ты договорился! Ах!

И, не в силах больше произнести ни слова, смертельно бледная, она прислонилась спиной к стволу дерева.

Побледневшее лицо жены, ее гневный взгляд испугали Александра, он ринулся к ней. Мутная вода зашумела; он уже жалел, что оскорбил жену, пытался взять ее за руку, просить прощения, но Винцуня медленно отстранилась и, глядя ему в глаза уже спокойно, без всякого гнева, с бесконечной грустью сказала:

— Александр, я давно замечаю, что ты меня не любишь. Да и раньше любил ли — сомневаюсь… Сейчас ты произнес слова, которые глубоко ранят женское сердце… Я было рассердилась, ты задел мою гордость, но я больше не сержусь… Мне просто очень, очень грустно! Разве возможно счастье без любви? А наша любовь — где она? Но есть одно связующее нас звено… наш ребенок, ради него я тебе все прощаю… Ради него я все вытерплю, что бы меня ни ожидало… Никогда ты от меня не услышишь упрека.

Она медленно повернулась и пошла в рощицу, откуда доносились радостный смех и лепет маленькой Андзи.

Трехлетняя дочь бросилась к матери, держась одной рукой за подол няниного платья, а другой сжимая букет ландышей. Винцуня присела на корточки и губами, еще дрожащими от волнения, поцеловала девочку в русую головку.

— Откуда у тебя цветы, маленькая? — спросила она нежно.

— Мне их дал в лесу один дядя, — ответила девочка.

Краска бросилась в лицо Винцуне.

— Кто дал девочке цветы? — обратилась она к няне.

— Пан Топольский, — ответила та, — мы его часто встречаем в рощице, всякий раз он играет с Андзей и собирает для нее цветы.

— Мама! — залепетала девочка. — Этот дядя меня поцеловал и сказал, что я очень похожа на маму.

Винцуня быстро поднялась и направилась в дом.

Войдя в свою комнату, она выдвинула ящик письменного стола и достала золотой перстенек с небольшим бриллиантом, — подарок Болеслава ко дню помолвки; став женой другого, Винцуня не носила этого кольца. Сейчас она впервые решилась взглянуть на памятку своей юности. И странное дело, ей показалось, что с того времени прошли годы и годы! Что тогда она была другой и все вокруг были другими! С тяжелым сердцем думалось ей об этом, и на глазах выступили слезы; медленно в задумчивости она надела перстенек на палец. Возможно, в душе она сейчас вторично обручалась с человеком, отделенным от нее непреодолимой преградой, которую Винцуня сама воздвигла.

Александр после разговора с женой сразу уехал из дому. Винцуня на закате стояла среди рощи одна, обхватив руками стройную березу и прижимаясь к ее белой коре вздымающейся от волнения грудью; бледная и заплаканная, она тоскливо смотрела в ту сторону, где находилась погруженная в спокойную трудовую жизнь тополинская усадьба.

VI. Верное сердце

Снова наступила зима. По дороге между Тополином и городком, звеня колокольчиком, мчались сани, запряженные парой резвых лошадей. В санях сидел мужчина, закутанный в шубу. В чистом морозном воздухе издалека отозвался другой колокольчик, и другие сани, повернув с проселка на дорогу, поравнялись с первыми. В них тоже сидел мужчина, закутанный в лисью шубу.

Оба путника взглянули друг на друга и, приподняв барашковые шапки, тепло поздоровались.

— Вы откуда, доктор? — спросил громко первый седок.

— Из Неменки! — ответил другой, стараясь перекричать звон колокольцев.

Первый седок встрепенулся.

— Из Неменки? — спросил он. — Там что-нибудь случилось?

— Ребенок у Снопинских захворал.

— Что с ним?

— Сильный жар, пока еще не знаю, но кажется, скарлатина… Девочка у них слабая, хрупкая, выдержит ли…

Сани скользили бок о бок, слова были хорошо слышны, но ответа на них не последовало. Первый седок нахмурился и опустил голову.

— А вы куда путь держите, пан Топольский? — немного погодя спросил врач.

— В N., к чиновнику, дело есть, — очнувшись от оцепенения, ответил Болеслав. — Скажите, доктор, а как пани Снопинская?

— В отчаянии! — кратко сообщил врач.

— Бедная! — произнес Болеслав и замолчал.

Когда подъезжали к городку, Топольский спросил:

— Как вы думаете, доктор, она выживет?

— Кто? Дочка Снопинских? — переспросил врач и, подумав, ответил: — По правде говоря, надежды мало, но я сделаю все возможное, чтобы ее спасти. Отец сразу же, когда я еще был в Неменке, поехал в городок за лекарством.

На том расстались. Болеслав приказал ехать к чиновнику, к которому у него было дело. Тот был в шубе, собираясь куда-то.

— Я вижу, вы торопитесь. Я вас долго не задержу, — сказал Топольский и вкратце изложил цель своего визита.

— Думаете, мне очень хочется тащиться невесть куда в такую стужу? Но ничего не попишешь! Эти молокососы-гуляки понаделают кучу долгов, даже налоги не платят, а потом мне приходится ездить да описывать их имущество!

— Кому же сегодня такое везение? — спросил Болеслав.

— Да вот этому шуту гороховому Снопинскому. Всего пятый год он владеет Неменкой, а уж так задолжался, что придется пустить ее с молотка.

— Значит, вы едете в Неменку? — мрачно осведомился Болеслав. — А у Снопинских ребенок смертельно болен… Пожалейте их, отложите свой неприятный визит до лучших времен.

— Не могу! Рад бы! Весьма рад бы вам угодить, но, ей-Богу, это не в моей власти! — стал оправдываться чиновник. — Мне и самому жаль пани Снопинскую, но что поделать? Это моя обязанность. У Снопинского за два года налоги не уплачены, и кроме того, Шлёма-корчмарь на него жалобу подал: просит взыскать долг.

Болеслав задумался.

— Послушайте, нельзя же добивать людей, когда они и без того в отчаянии, — сказал он чиновнику. — Я уплачу налоги за Снопинского, а он мне потом вернет деньги.