Виктор Цой – уста к небу, уста к земле - Сергей Шкляев

мягкости принятия своей, очень удобной и комфортной правды, и тому подобное.

Как притча Христа «О винограднике и злых виноградарях», так и песня «Сельва» своими образами похожи на богословские символы иконы Святой Троицы письма преподобного Андрея Рублёва.

Фон иконы имеет дворец и дерево на скале. В замысле Божием человеку нужно приобщиться всем лицам Святой Троицы. В притче Христовой дом — символ потенциального приобщения Богу Отцу. Виноград — символ потенциального приобщения Сыну Божию. Колодец, или приспособление для выжимания виноградного сока, — символ потенциального приобщения Духу Святому.

Герой песни Семиль, возомнив себя «молодым Богом», получил фиаско и лишился всякого приобщения Богу. Имя Семиль звучит как изменённая перекличка с именем «Соломон» (от древнееврейских слов: «мир» и «совершенство»). Семиль мнит себя так же, как Соломон, премудрым, но трижды он остаётся посрамлён от своего гордого безумия.

Твоя улыбчив, как юный Бог,

Твоя не слушал советов сбоку,

И вот твой бананы зачах.

Ая — я — я — я — я — я — яй, зачах, зачах,

Ая — я — я — я — я — я — яй, сад Семиля зачах.

Песня, названная «Сельва», указывает на духовное плодородие места и времени жизни царя Ахава (Семиля), как влажные земли Амазонии. Река благодати, в лице пророков, источает премудрость, но гордость человека превратила всё в пустой и бесплодный песок. От этого зачах сад в сердце (духе) Семиля, и это же ждёт ему подобных гордецов.

Ая — я — я — я — я — я — яй, слишком

сухой песок наша сельва,

Ай — я — я — яй, а ты не знал,

Потому что не слушал советов, Амигос!

Твоя рыл колодец, где вода нету.

Упёртый и упрямый Семиль самонадеянно копает песок, «где вода нету». Любое противление Истине приводит к противоположному результату — к отцу лжи, к диаволу. Безводность — образ безблагодатности, безжизненности, безумия.

Твоя улыбчив, как юный Бог,

Твоя не слушал советов сбоку,

И вот твой колодец пустой.

Ая-я-я-я-я-я-яй, пустой, пустой,

Ая-я-я-я-я-я-яй, совершенно пустой,

Ая-я-я-я-я-я-яй, слишком сухой песок наша сельва,

Ая-я-я-яй, а ты не знал,

Потому что не слушал советов, Амигос!

Генерал

Где вы теперь и с кем?

Кто хочет быть судьёй?

Кто помнит все имена?

Нам не хватит тем.

Не нарушай покой.

Эта ночь слишком темна.

Припев:

Где твой мундир, генерал,

Твои ордена, спина, как струна?

Ты уже слышал отбой.

Просто дождь бил по крыше твоей, генерал.

Всем находят время, чтобы уйти,

Но никто не уйдёт навсегда.

Парламентёры один за другим,

И каждый знает горечь плода.

Хочется спать, но вот стоит чай,

И горит свет ста свечей.

Может, завтра с утра будет солнце

И тот ключ в связке ключей.

Припев:

Где твой мундир, генерал…

Где вы теперь и с кем?

Виктор Цой поёт о диалоге с неким генералом, но это разговор и с самим собой, и с каждым пожилым человеком, который в своё время был генералом над чем-то или кем-то, точнее мнил о себе, что он генерал. Это разговор и с нами. Виктор Цой ставит вопрос, как бы спрашивая давно не виденного им человека, но помнит, что собеседник когда-то был генералом.

Кто хочет быть судьёй?

Все люди находятся под судом Божиим, к старости у многих приходит осознание неправильно прожитой жизни. Под грузом осознания своих грехов люди отказываются судить других, ужасаясь суда Божия над собой.

Виктор Цой задаёт риторический вопрос, зная, что генерал, с лёгкостью судивший прежде, «проглотит» ныне язык. Он сам под судом совести. Апостол Павел писал: «Но духовный судит о всём, а о нём судить никто не может» (1 Кор. 2, 15). Генерал знает, что жизнь его была вдали от Духа Святого.

Кто помнит все имена?

Кто помнит имена тех, перед кем мы согрешили, остались должны, кому принесли несправедливо боль? Как каждый из нас может помнить тех, кто страдал или погиб частично по нашей вине?

Нам не хватит тем.

Виктор Цой, как образ голоса совести, указывает на то, что хочет много говорить с генералом, с каждым из нас, с собой. Не хватит тем, чтобы наговориться. Наш ум всё фиксирует, как компьютер, и на Страшном Суде всё вскроется. Мы сами — носители информации о себе. И у всех предстоит разговор с совестью («вестью — знанием от Бога») перед смертью.

Не нарушай покой.

Это протест генерала. Он просит не нарушать покоя, которого у генерала нет, он предвидит суд над собой, и ему страшно.

Эта ночь слишком темна.

Ночь — это символ земной жизни, лежащей во зле. Генерал указывает на чрезмерность зла — ночь слишком темна. Генерал не может прямо сказать: «Не расковыривай старые раны, не сыпь на них соль». Он хочет уйти от разговора о своих тёмных делах, о делах греховной ночи своей жизни на земле. Генерал подавлен осознанием всего сделанного им.

Припев:

Где твой мундир, генерал?

Виктор Цой с «вы» переходит на «ты», отменяет деликатность и от имени Бога и совести спрашивает генерала: «Где мундир?» Генерал уже не носит горделиво свой мундир. Этот символ власти и славы он снял и спрятал.

Любое непокорение (непослушание) Святому Духу выбрасывает человека из Церкви Христовой, несмотря на внешнее образование, сан и ордена-погоны. Генерал знает о своей самовыброшенности из Церкви, он тихо ужасается, он раздавлен осознанием своей удалённости от Бога — Любви.

Твои ордена, спина, как струна?

Ордена — за победы, спина, как струна, — выправка и гордость. Гитлеровские генералы тоже получали ордена,