Другое имя. Септология I-II - Юн Фоссе

написал хорошую картину, на свой лад, на свой собственный лад, и знаю, что больше с ней ничего делать не надо, и думаю, что все-таки продам ее, но по низкой цене, по чересчур низкой цене, хотя вполне возможно, это одна из лучших картин, какие я написал, одна из картин, где больше всего света, а еще думаю, что оставлю эту картину себе, ведь если я ее продам, она исчезнет где-нибудь, пропадет, может, ее перепродадут или подарят, и я знаю, дадут за нее мало, за такую картину никто много платить не захочет, тем более что она написана мною, это я знаю, так что оставлю-ка я ее себе, ведь, собственно говоря, даже если в глазах других людей она неудачна, а насколько я понимаю, картина, пожалуй, плохая, но тем не менее, сказать по правде, я отчасти нащупал то, что пытаюсь выразить во всех своих картинах, думаю я, то, чего не выразить словами, однако можно, пожалуй, показать или почти показать, можно каким-то образом изобразить, скорее показать, нежели выразить словами, и не только в живописи, но и в поэзии, в литературе, думаю я, и эта картина не похожа на другие мои работы еще и тем, что на ней виден холст, обычно-то я сначала всегда закрашиваю весь холст белилами, так что самого холста не видно, оттого и расходую столько белил, думаю я, а еще думаю, что ужасно устал, что единственно правильное, единственное, чего я хочу, так это немного поспать, думаю я, вешаю коричневую сумку на крючок между дверью в маленькую комнату и дверью в коридор, выхожу в коридор, снимаю черное пальто, разуваюсь, иду в большую комнату, снимаю черную бархатную куртку, вешаю ее на спинку стула, что слева у круглого стола, иду к лавке, которая стоит в углу, ложусь; несмотря на то что в мое отсутствие электрообогреватель работал на полную мощность, в комнате холодно, надо бы затопить печь, но я просто ложусь на лавку и укрываюсь серым шерстяным одеялом, которым укрывалась Бабушка, когда лежала больная в Доме Престарелых, она отдала его мне, когда за ней пришли, чтобы увезти ее в Больницу, и я забрал его с собой, когда уехал из дома, чтобы учиться в Гимназии, и с тех пор, где бы я ни жил, это одеяло всегда было со мной, думаю я и вижу, как Браге тихонько подходит, запрыгивает ко мне на лавку, ложится рядом, я укрываю одеялом и его тоже, и глажу, глажу его по шерстке, вверх-вниз, и Браге прижимается ко мне, греет, и я думаю, что вот наконец-то завел собаку и как хорошо, что Аслейк расчистил снег, и шоссе, и дорожку во дворе к моему дому, ну что бы я делал без Аслейка? без него и без его старого трактора? кто бы тогда расчищал дорогу к моему дому? наверно, мне бы пришлось, как раньше, до того как я построил дорогу до двери дома, оставить машину у шоссе и дальше идти пешком, а подъем крутой и кажется долгим, особенно когда что-нибудь несешь, пока все перетащишь, выбьешься из сил, да-да, выбьешься из сил, но я бы, конечно, справился, справлялся ведь раньше, до того как проложил дорожку, думаю я, но теперь, чуть выпадет снег, Аслейк со своим трактором тут как тут, он всегда дома, кроме тех двух дней в году, когда ездит к Сестре в Эйгну, что под Инстефьюром, встречать Рождество, думаю я, плотнее кутаюсь в одеяло, лежу на лавке, с Браге под боком, закрываю глаза и вдруг пугаюсь, потому что отчетливо слышу пронзительный звук, тот самый, он будто идет откуда-то совсем рядом со мной, совсем близко, пронзительный скрежет, должно быть, старый трактор шумит, думаю я, давешней усталости я уже не чувствую, так что, наверно, все-таки подремал, думаю я, а теперь надо встать, что-нибудь сделать, думаю я, пронзительный скрежещущий звук совсем рядом, думаю я и встаю, Браге тоже встает, стоит на лавке, глядит на меня, ну вот, думаю я, теперь у меня и собака есть, я часто подумывал завести собаку, но все как-то не получалось, думаю я, глядя на стул, где обычно сижу, на тот, что у круглого стола, иду туда, сажусь, и Браге подходит, запрыгивает ко мне на колени и укладывается, а я смотрю на свой ориентир, на верхушки сосен пониже дома, они должны быть посредине среднего оконного стекла на правой створке двустворчатого окна, смотрю туда, куда смотрю обычно, примерно на середину устья Согне-фьорда, и вижу волны, и оттого, что смотрю всегда на одно и то же место, на волны, я немного успокаиваюсь, мало-помалу впадаю как бы в полудрему, похожую на грезу, но, пожалуй, все-таки не грезу, думаю я и замечаю, что в комнате холодно, значит, надо побыстрее затопить печь, но это всегда такая морока, и часто я тяну до тех пор, пока не становится настолько холодно, что уже нельзя не топить, думаю я, и сейчас, сейчас как раз настолько холодно, что не затопить нельзя, думаю я, поглаживая шерстку Браге, да, пора затопить печь, думаю я, а тут еще этот звук, пронзительный звук, скрежет, думаю я, ну надо же, я просто сижу и настолько безучастен, что даже печь не растапливаю, хотя в комнате холодище, думаю я, слушая этот пронзительный скрежещущий звук, он совсем рядом, и ошибиться теперь никак невозможно, пронзительный скрежещущий звук наверняка издает старый трактор Аслейка, думаю я, а значит, Аслейк вот-вот постучит в дверь, думаю я, выходит, наверняка еще снегу нападало, думаю я, смотрю на волны и вижу, как Асле с Сестрой идут к Молочной Ферме, идут, держась за руки, быстрым шагом, наверно, хотят поскорее дойти до Молочной Фермы и быстренько вернуться домой, думаю я, а теперь мне в самом деле надо встать и затопить печь, думаю я и слышу, что стало тихо, значит, Аслейк стоит во дворе, думаю я и слышу, как Сестра говорит, что пронзительный скрежещущий звук умолк, и Асле говорит, да, умолк, а Сестра говорит, что звук был гадкий, ну а я слышу стук в дверь и встаю, но я забыл, что у меня на коленях Браге, и, когда я встаю, он падает на пол и испуганно тявкает

Тише, говорю я

а Браге знай тявкает

Тише, говорю я

говорю громким, зычным голосом и поднимаю Браге на руки, держу его, и Браге перестает тявкать, а я думаю, что наверняка стучал Аслейк, друг и сосед, и иду в коридор, отворяю входную дверь и вижу, что, с тех пор как вернулся, опять нападало много снегу, и вижу Аслейка, он стоит в своем теплом коричневом комбинезоне, в коричневой меховой шапке с