Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы хотим домой. И мы отгоняем мысль, что впереди еще целое лето и осень таких ночей.
Ванька ведет нас обратно той же дорогой. Мы снова ползем под платформой и слышим, как паровоз разводит пары. Мы вновь бредем по мокрой траве, находим свое жилье, осторожно лезем в окно и молча забираемся на койки.
Солома покалывает спину. Стекла молчат. Ночь безлунна, и они совсем черные.
Горбатое поле
Длинным пологим холмом оно спускается с одной стороны к торфяному болоту, с другой — к опушке леса. Издалека, с дороги, вершина холма похожа на спину одногорбого верблюда.
Это поле — частичка приленинградской земли, которая осталась внутри блокадного кольца. На ней растут капуста и картошка, свекла и морковь, репа и турнепс. Здесь всякий клочок земли, ровной и неровной, взят на учет, засеян и принадлежит какому-нибудь заводу, фабрике или воинской части. Каждый охраняет свой участок и, значит, будет пожинать плоды своего труда.
Тогда мы, пятиклассники, не понимали, конечно, как это мудро придумано, и не видели стратегического смысла огородного дела.
В это второе военное лето даже природа ополчилась против нас. Нигде и никогда потом я не видел таких сорняков — колючего осота, вцепившегося корнями чуть ли не в центр земли; еще каких-то неистребимых растений — выдернешь их, а они за твоей спиной снова вырастают. И сама земля — глинистая, в глубоких трещинах, твердая, как камень, в бездождье и мгновенно превращающаяся в скользкую грязь, стоит пронестись над полем грозе.
После голодной зимы сорок первого года нас неудержимо влекли к себе трава, листья, корни — словом, все, что можно попробовать и пожевать. В поле скоро не осталось ни одной травины, которую мы не проверили на вкус.
С горбатым полем познакомились на второй день по приезде. Бригадирша с березовым шагомером на плече кивнула на кучу леек и пошла отмерять нашу норму.
Мы разбрелись по полю, как сонные мухи. Спускались к ручью за водой, подымались, отдыхая на каждом шагу, и снова брели вниз, бренча порожними лейками. Мы делали свою работу бестолково и плохо, во-первых, потому, что не привыкли к ней, а во-вторых, попросту не было сил.
И часу не прошло, ко мне подошел Ванька Воинов:
— Гляди.
Я поглядел. За ручьем, в кустах, подымался сизый дымок.
— Перекур, а мы вкалываем, — сказал Ванька, — пошли.
У костра оказалось пятеро наших. Юрка Северов, по прозвищу «Доходяга», доставал из огня обуглившиеся ломтики картофеля. Мы провожали взглядом каждое его движение.
— Картошечки захотели?
Я глядел на Доходягу с радостной готовностью.
— Фигос под нос, — сказал Юрка, — сами наройте. Вон, под горкой…
— Не жмоться, — сказал Витька Некрасов. Он лежал в траве и жевал сухую былинку. — Вали всю в костер!
Доходяга перечить не стал. Подняв рубаху, он вывалил из-за пазухи остальную картошку. Аккуратные серые кусочки — видно, каждую картофелину резали на несколько частей, чтоб побольше посадить. Я про это слыхал еще в городе. До чего только люди не додумаются, когда есть хотят!
Через несколько минут, дуя на ладони и обжигаясь, мы глотали печеную картошку. Мы глотали ее не счищая золы, чуть обтерев рукавом. Соли в помине не было, да про нее никто и не вспоминал. Мы с Ванькой получили меньше, чем остальные, но все равно были довольны. Витька, наш благодетель, после каждого куска хлопал себя по животу и кричал: «Проехала!» Мы хохотали. Хохотали, давясь и кашляя.
Я повернулся к Ваньке — посмотреть, доел он или нет (я старался есть помедленнее, чтоб хватило надольше. Невыносимо, когда другой жует, а тебе уже нечего). Повернулся я к Ваньке и вижу: рядом с ним огромные кирзовые сапоги. Подымаю глаза — бригадирша! Лицо красное, губу закусила, а смотрит так, что я сразу отвернулся.
— Встать!
Мы вскочили как ужаленные. Доходяга до самых ушей в золе.
— Мерзавцы, — сначала тихо она это сказала. А потом опять: — Мерзавцы!
И пошло… Никогда не думал, что женщина может так ругаться. Доходяга хихикнул, но тут же замолчал. А бригадирша вскочила обеими ногами на наш костер и давай топтать его своими сапожищами. Кругом искры летят, пыль столбом, от дыма в горле першит, а она топчет костер, ругается и плачет…
Потом она схватила свой шагомер и пошла прочь в белых от пепла сапогах. А мы так и остались стоять, обалдевшие, у растоптанного костра.
Прошло время, и мы узнали, что за этой злосчастной картошкой ездила на Большую землю целая бригада. И когда обратно возвращались, их обстрелял немецкий самолет. Пять женщин погибло. Среди них — родная сестра бригадирши, младшая. Бригадирша вы́ходила ее в голодную зиму и устроила к себе на швейную фабрику.
До самой осени пестрело горбатое поле пятнами голой земли. Хранило память о первой встрече.
Ванька Воинов
У нас с ним странные отношения. Я его боюсь. Боюсь, скажет мне что-нибудь обидное. Вдруг скажет: «Ну, чего за мной ходишь?»
Я выглядел, должно быть, подлипалой.
Поддакивал, что бы он ни сказал. Смеялся, когда он смеялся. Молчал, когда он молчал. Пел, когда он пел. Даже ругался, хотя это было мне противно. Но ведь он ругался!
Меня словно несло куда-то. Я был его тенью, только с той разницей, что тени никто не замечает, а Ванька замечал свою тень и злился.
Я подражал ему во всем. Мне нравилось, как он ел — неторопливо и опрятно. Нравилось, как работал — ловко и быстро. Нравилось, как пел — задушевно и самозабвенно.
А еще он умел искать грибы. В лесу я шел за ним по пятам и удивлялся: ничего, кроме мухоморов и гнилых сыроежек. А у него — полная корзина, да каких!
Независимость — вот что отличало его от всех и поднимало над всеми.
Взрослые выделяли его среди нас и относились к нему с уважением, особенно учительница Вера Никодимовна. Она просто любила его: иначе, как Ванюша, Ванечка, и не называла.
Как я ему завидовал! Как я хотел, чтоб меня так же любили, так же называли, так же советовались со мной, так же прощали шалости…
В тот день я дежурил на кухне, мыл посуду. В кухонное окошко заглянул Витька Некрасов.
— Айда на станцию! Платформы пришли! Из-под муки…
Я бросил все и побежал к станции.
Навстречу — Женька. Под мышкой пузатая наволочка.
— Беги! — крикнул Женька. — А то не хватит!
- Рассказы о М. И. Калинине - Александр Федорович Шишов - Биографии и Мемуары / Детская образовательная литература
- Устные свидетельства жителей блокадного Ленинграда и их потомков - Елена Кэмпбелл - Биографии и Мемуары
- Мифы Великой Отечественной (сборник) - Мирослав Морозов - Биографии и Мемуары
- Города-крепости - Илья Мощанский - История
- Полководцы и военачальники Великой отечественной - А. Киселев (Составитель) - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Записки подростка военного времени - Дима Сидоров - О войне
- Когда дыхание растворяется в воздухе. Иногда судьбе все равно, что ты врач - Пол Каланити - Прочая документальная литература
- «Расскажите мне о своей жизни» - Виктория Календарова - Биографии и Мемуары