Желтая жена - Садека Джонсон

в порядке.

Я отодвинула чашку и встала. Эбби все еще корчилась на полу в углу комнаты, бормоча какие-то обрывочные молитвы.

– Где мои туфли? – спросила я у Джули.

– Мисс Фиби, пожалуйста, вы ужасно перепачкались. Разрешите я сначала помогу вам переодеться.

– Только туфли! Больше ничего не надо.

Девушка тяжело вздохнула и принесла обувь.

Наверное, мне следовала послушать Джули и надеть свежее платье, но я была не в том настроении, чтобы заниматься нарядами, изображая жену Лапье и хозяйку тюрьмы. Что дал мне этот сомнительный титул? Он не защитил ни меня, ни моих детей от жестокости подлинного хозяина этого заведения. Дети – все, что у меня осталось, и я скорее умру, чем позволю причинить им зло. Хильда, вечно рассыпавшая комплименты девочкам, оказалась подлой предательницей!

А как же Монро? Воображение настойчиво рисовало ужасающую картину: моего мальчика выводят на помост и продают на глазах сестер. Вероятно, только тогда девочки поймут, в каких условиях мы живем. Но я упорно гнала страшные мысли, понимая: если позволю им овладеть мной, то просто сойду с ума. Точно так же, как сошла с ума Эбби.

Когда я вошла в швейную мастерскую, моя помощница Дженис сидела на высоком металлическом стуле и, тихонько напевая себе под нос, раскатывала на столе рулон серого холста.

– Доброе утро, мисс. Масса велел, чтобы мы занялись рабочей одеждой: брюки, рубашки.

– Девушки для аукциона?

– Нет, мэм. Сегодня никого не будет.

– А больше он ничего не говорил?

Дженис окинула меня встревоженным взглядом.

– У вас все в порядке, мисс?

– Он не говорил, куда поедет? – продолжала настаивать я.

Помощница отрицательно качнула головой и взялась за ножницы. Я решила, что с такой простой задачей, как изготовление рабочей одежды, Дженис справится и без меня. Мои вопросы требовали ответов, и я намеревалась получить их. Выйдя во двор, я увидела Кларенса, управляющего Лапье, в чьи обязанности входило следить за порядком в тюрьме в отсутствие хозяина. Кларенс отпирал дверь таверны. На нем были жилет и белая рубашка, рукава которой казались слишком короткими для его длинных рук.

– Мисс Фиби.

– Кларенс. – Я уставилась на него.

– Я могу быть полезен? – Управляющий смахнул крошки табака с рыжей бороды. Он возвышался надо мной, словно могучее дерево, так что волей-неволей приходилось задирать голову.

– Мистер Лапье сказал, когда вернется?

– Нет.

– Обычно он говорит, когда нам следует ждать его назад.

– Но не в этот раз. – Взгляд управляющего скользил по моим упавшим на грудь волосам. Только сейчас я вспомнила, что выбежала из дома непричесанная.

«Красота – проклятие для рабыни», – мелькнуло в голове.

– Я буду в таверне, – сказал управляющий. – Обращайтесь, если что-то понадобится. – Щеки Кларенса тронула краска, на лбу выступили капли пота. Он снова задержал на мне взгляд – чуть дольше, чем положено.

Я ломала пальцы до тех пор, пока не заболели суставы. У меня было такое чувство, будто я захлебываюсь собственной слюной. Проходя через двор, я увидела кучку рабов, сгрудившихся возле корыта с водой: люди приводили себя в порядок перед тем, как их выставят на сегодняшнем аукционе. Здесь были женщины с маленькими детьми; одетые в лохмотья ребятишки жались к коленям матерей. Еще я заметила опирающуюся на клюку дряхлую старуху, которая едва держалась на ногах, и нескольких изможденных мужчин в грязных обносках, едва прикрывающих тело, зато на шее у них висела тяжелая цепь, а на руках позвякивали кандалы. Жизнь многих из них сегодня изменится к худшему: горе разлуки с близкими эти люди возьмут с собой за ворота тюрьмы и понесут дальше в глубь страны. В течение многих лет ходили кошмарные слухи о том, как в Филадельфии похищают освобожденных чернокожих, чтобы затем снова продать на Юг.

Семьи раскидает по южным владениям – от табачных плантаций до хлопковых полей. Родственные связи будут разорваны, влюбленные навсегда потеряют друг друга. Вскоре матери зарыдают, в последний раз обнимая своих малышей, станут молить о милосердии, когда детей начнут отрывать от материнской груди. Впервые за долгое время я почувствовала единение с этими людьми. Жизнь в большом доме и рождение дочерей, отцом которых был Тюремщик, давали мне ложное чувство безопасности. Теперь же, когда он забрал детей, я поняла, что ничем не отличаюсь от остальных рабов. С самого начала Элси была права: мы с детьми принадлежим Рубину Лапье, мы его собственность. И он может сделать с нами все, что пожелает, не пощадив даже дочерей, а тем более моего сына.

Я брела позади конюшни по привычному маршруту: после того как Монро выселили из большого дома, я старалась каждый день навещать его здесь. Томми был занят рубкой дров и не расслышал моих шагов.

– Дай мне топор!

– Мисс Фиби! – Юноша вздрогнул от неожиданности и обернулся.

– Я сказала – дай топор.

Томми замешкался на секунду, но затем перехватил топор и подал его рукояткой вперед.

Подойдя к колоде, на которой он рубил дрова, я размахнулась и с силой всадила острие в толстое полено. Было что-то приятное в том, как железо кроит волокнистую плоть дерева, – как будто я совершаю убийство, поражаю врага в самое сердце. Вновь и вновь я взмахивала топором и обрушивала его на полено, не обращая внимания на ломоту в плечах и вздувающиеся на ладонях кровавые волдыри. Щепки летели во все стороны, застревали у меня в волосах, а сами волосы склеились от пота и облепили щеки, лоб и шею. Когда силы иссякли, я бросила топор на землю и уселась на колоду, подтянула колени к груди и замерла, глядя в пространство. Полуденное солнце жгло кожу, но я не могла заставить себя подняться. Да и зачем? Куда мне идти?

– Мисс, – позвала подошедшая Элси. Я услышала тяжелую поступь задолго до того, как массивная фигура кухарки выросла надо мной и загородила солнце. Зеленая косынка, которой Элси обычно плотно обвязывала голову, оставляла открытыми высокий лоб и зачесанные назад жидкие седые пряди. В руках она держала миску, накрытую тканевой салфеткой.

– Масса любит своих детей, – сказала Элси. – И не причинит им вреда.

– А ведь ты предупреждала, что он дьявол. С самого начала мне следовало прислушаться к твоим словам.

– Нет смысла теперь ворошить прошлое. Да и мне стоило быть чуть полюбезнее.

Я вскинула глаза на Элси, впервые заметив морщины на щеках и ссутулившиеся плечи. Она протянула мне миску.

– Вот, держите, тушеная баранина.

Я прикусила губу, на глаза навернулись слезы: тетушка Хоуп тоже готовила тушеную баранину.

– Поешьте немного. Это поможет успокоить нервы.

Я взяла миску и выудила ложкой небольшой