Поиск дорог (СИ) - Букия Оксана

Он не мог насмотреться на нее. Его глаза ласкали ее лицо. Ее глаза, скулы, щеки, губы. Все то, к чему он когда-то с наслаждением прикасался. Что безраздельно было лишь его.

— Мой ангел. Моя Лала. Моя златовласка, — прошептал он, не смея произнести это вслух.

Димостэнис опустился перед ней на колени. Обнял. Прижался лицом к ее животу. Он видел, как упал плащ на камни.

Олайя опустилась рядом. Такая близкая и родная.

Такая же невыносимо родная.

— Я ждала тебя все эти миноры. Каждый день, каждый сэт, каждую мену. Невыносимо долгие мгновения без тебя.

— Я заблудился, — с тихим отчаянием произнес Дим. — Я потерял свой путеводный маячок, который освещал мне путь. Я потерялся, Лала.

Она подавила всхлип. Подняла руку, погладила его по щеке.

— Дим, — ее губы дрожали. Она хотела сказать что-то еще, но получилось снова лишь: — Дим.

Он задержал ее руку у себя на лице. Олайя провела второй рукой ему по волосам, прильнула к нему. Им больше не нужны были слова.

Они стояли на берегу озера. Талла медленно выплывала на небосклон, и серебряные зайчики лениво прыгали по ровной глади воды. Небо было чистое, утро обещало быть теплым и нежным.

Димостэнис обнимал Олайю за плечи. Остаток ночи им было не до разговоров. Как он мог думать, что она его не любит? Не ощущать силу ее чувства даже находясь далеко от нее.

— Я проснулась посреди ночи, — рассказала ему Олайя, — и почувствовала, что мне обязательно надо сюда. Сейчас. И нельзя терять ни мены. Я вскочила с кровати, второпях оделась, села на Молнию. Я всегда чувствую тебя, Дим.

Какое счастье, знать, что она его любит. Это согревало душу и заставляло сердце биться ровнее.

Ты меня любишь.

Это было важнее всего. Быть уверенным в ее любви. Знать, что она его не забыла.

— Твой хьярт. Я снова ощущаю его силу. Пусть даже ты им почти не пользуешься.

— Это мой истинный дар, Лала. Моя сила и моя слабость. То чего я не знал ар назад. Сейчас многое изменилось. Мне не нужен хьярт, чтобы пользоваться энергетикой мира.

Олайя непонимающе посмотрела на него.

— Никогда не слышала о таком.

— Теперь ты знаешь. Только ты и я.

Она улыбнулась, провела рукой по его коротким волосам.

— Ты очень изменился.

Ее пальчики пробежали по его виску, щеке, задержались на губах.

— Мой благородный сэй.

— Я больше не такой.

— Знаю. Ты — моя стихия. Я могу проводить твою энергетику сквозь себя и подпитывать хьярт. Так и раньше было, я этого просто не понимала, а сейчас отчетливо ощущаю.

— Ты меня любишь, — не хотелось больше думать ни о чем, лишь повторять это бесконечное количество раз.

— И ты меня.

Вместо ответа, он притянул ее к себе.

— Хороший день, — Олайя сидела, опустив ноги в озеро, высоко задрав юбку. Ее тонкая блузка была расстегнута почти до груди, и она ничего не делала, чтобы это исправить. И Дим был ей очень благодарен за это. — Уже больше десяти дней здесь шли дожди.

— Там, — Димостэнис указал рукой на восток, — все еще очень тепло. До поводня есть немного времени.

— Ты принес с собой свет Таллы, — улыбнулась девушка и начала заплетать косы.

Он подошел, перехватил золотистые пряди из ее пальцев.

— Можно?

Олайя убрала руки, пододвинувшись к нему чуть ближе.

— С удовольствием.

— Соскучился по твоим волосам. По твоим косам.

— А они по твоим рукам.

Димостэнис с наслаждением чередовал пряди, накладывая их одна на другую. Олайя закрыла глаза, подставляя лицо под теплые лучи Таллы, перебирала ногами в воде.

— Тот камень, который ты мне подарила. Ты знала, что он из себя представляет?

Девушка едва заметно покачала головой, чтобы не мешать ему.

— Отец отдал мне его, когда я закончила обучение и вступила в свою силу. Сказал, что это талисман, который передается по наследству. Что камень чувствует наследников по крови.

— А его особенности?

— Я его вообще не ощущала. Обычный. Его ведь так и называют камень последнего желания. Наверное, мне было рано его чувствовать.

— Не совсем так, ангел мой. В нем заключены энергопотоки стихий. Очень мощные, которые подпитываются от внешних источников. Он становится почти неиссякаемым колодцем для того, кто имеет право его носить. Я удивляюсь, почему он не откликнулся на тебя. Ведь ты очень сильный целитель, а еще проводник, ты должна была почувствовать его мощь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Он с тобой?

— В пещере с моими вещами. Он очень помог мне. Как оказалось, похожий амулет был у Симаса Олафури. Ты знаешь, у каких Домов есть подобные вещи?

— Нет, — Олайя пожала плечами. — Я ведь не наследница. Может, поэтому камень меня не чувствует? Или я его?

— Симас сказал, что он откликается на зов крови.

— Дим, — она положила ладонь поверх его руки. — Мне так жаль, что это случилось. Что тебе пришлось сделать это. Только теперь все стало совсем плохо.

Он нахмурился, не понимая, о чем она говорит. Олайя не видела выражения его лица, поэтому продолжила.

— Олафури, естественно, в ярости. Он требует от императора, чтобы тот наказал убийцу своего сына.

— Симаса убили?! — воскликнул Димостэнис.

Олайя резко повернулась к нему, из-за чего уже почти заплетенная коса вырвалась из его рук.

— В этом обвиняют тебя.

Его брови изумленно поползи вверх.

— Я не убивал его. Если, конечно, он не умер от ошейника бессилия.

— Он умер от кинжала в сердце, — серьезно произнесла Олайя.

Дим тяжело вздохнул, провел рукой по своим волосам.

— Я его не убивал, — повторил он.

— Я верю, милый, — она мягко улыбнулась. — Только теперь между пятью Великими Домами готова вспыхнуть настоящая война. Олафури требует, чтобы тебя доставили в Эфранор, и император вынес тебе наказание. Дом Дайонте поддерживает его. Твой отец говорит, что пока нет точных улик и доказательств твоей вины, никто не имеет право называть одного из рода Иланди — преступником.

Дим поднялся на ноги, пнув несколько мелких камушков в воду.

Вот почему была такая облава. Ловили убийцу высокородного сэя. Если бы он дождался Клита, то узнал бы это еще тогда.

— Что другие Дома?

— Пантерри на стороне твоей семьи. Элсмиретте, как всегда, выжидают. Конлет говорит, что ты должен сам прийти и предстать пред судом его величества. Что если ты не виновен, тебе нечего бояться.

— Бояться?! — Дим едва удержался, чтобы не фыркнуть. — Как ловко у него получилось!

— Ты о ком?

— Об Аурино, конечно же. Вряд ли стоит сомневаться кому на руку эта грызня Великих Домов.

— Ты думаешь, это он виновен в смерти Симаса?

— Я думаю, он знает, что я невиновен.

— Я не бываю во дворце. Отец говорит, что император скорбит по утрате сразу двоих представителей благородных Домов. Потере Симаса и твоей. Однако пока ничего не предпринимает.

— Кто бы сомневался! Настал сэт его величества, он теперь постарается выжать из этой ситуации по максимуму. Может, Великие Дома все же сцепятся не только на словах, и тогда он будет скорбеть еще по кому-нибудь. Так авось и ослабит обруч давления, а если повезет — избавится от кого-нибудь из Совета.

Олайя подняла на него глаза. Вздохнула, стала заплетать вторую косу.

— Прости, златовласка, — Дим опомнился, опустился рядом с ней, снова перехватил волосы из ее рук. — Все несколько ошеломляюще.

Во второй половине дня стал накрапывать дождь, и они вернулись в пещеру. Олайя доставала из большой корзины продукты, раскладывая на импровизированном столе, который Дим соорудил из камней.

— У меня всегда здесь запасы еды на несколько дней. Так я могу вообще не возвращаться.

— Отец тебя не ищет? — он был удивлен ее признанием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Олайя покачала головой.

— Тогда нам будет еще легче, — довольно улыбнулся Димостэнис. — Мы улетим на восток. Туда, где тебя никто не найдет. Там мы переждем миноры поводня. Потом я найду одного человека и мы, как я планировал, уплывем в Фельсевер. Лала, родная моя, ты не представляешь, сколько всего мне надо тебе рассказать, — он запнулся.