Поиск дорог (СИ) - Букия Оксана

— Вы отказываетесь от моего предложения?

— У меня есть своя работа и она меня стопроцентно устраивает. Да и ребят своих не хочу бросать.

На лице Михеева отразилось недоумение и явное разочарование.

— Не скрою, я удивлен вашим ответом, — медленно произнес он, — все же хороший опер должен быть еще и амбициозен.

— Вот видите, не так уж я и хорош. Значит не подхожу для службы в вашем департаменте, — спокойно ответил Сильверов. — Я могу идти?

— Да, вы свободны, капитан.

— До свидания, товарищ генерал-майор.

— Дмитрий, — Михеев что-то писал на небольшом листе бумаги, — если в течение нескольких дней все же передумаете, перезвоните мне.

Год назад полковник Суханов предлагал ему должность своего заместителя. Дима и тогда отказался. Его устраивало то место в жизни, которое он занимал. Плащи супергероев, спасающих мир, пусть примеряют другие.

Глава 29

Ярх парил под ночным небом. Его наездник ни разу не пошевелился за все время полета. То, что он должен был сделать давило на него, сковывало, он даже не мог вздохнуть полной грудью.

Летун приземлился на том месте, где обычно обитали ярхи. Сейчас здесь никого не было. Пусто. Темно.

Димостэнису не нужен был свет, чтобы помнить. Каждую тропу, каждый поворот, каждый куст. Он неторопливо шел, глубоко вдыхая свежий, холодный воздух. Здесь уже сказывалось скорое наступление поводня, было холодно, моросил мелкий дождь.

Наконец. Царство его снов. Зеркало озер. Спокойная, величественная гладь воды, блестевшая в ночной хмури. Голубые цветы. Лишь златовласой хозяйки здесь не было.

Димостэнис закрыл глаза. Это не мешало чувствовать ее. Нити, когда-то связавшие их, налились силой, набухли, пронзая сердце. Живые, единственно настоящие во всем безумии и хаосе, в которые превратилась его жизнь.

…серебряные пузырьки стайкой взмыли на поверхность. Прозрачные рыбки с посеребренными плавниками. Едва заметные серебристые кораллы. Голубые цветы на самом дне. Хрупкое, трепетное тело в его руках…

Дождь набирал силу. Мокрые волосы падали на лоб, лезли в глаза. Тонкая рубаха промокла, липла к телу.

… Ты весь промок. Я согрею тебя…

Он прикусил и без того ноющую губу. Позвал Хоруна, спустился вниз. Туда, где златовласый ангел в первый раз спустился в его грешный мир и безвозвратно завладел душой.

… Мы с тобой связаны. Ты — это я. И наоборот. Две половинки всегда примут друг друга…

Половинки. И на самом деле весь прошедший ар он жил лишь наполовину. Его вторую часть оторвали от него, осталась лишь кровоточащая рана и нити, которые вопреки всему не давали ей зажить.

Дим опустился на холодные камни пещеры. Его трясло. То ли от промокшей насквозь рубахи, то ли от пронзающего холодом ветра, то ли от воспоминаний, от которых он никак не мог избавиться. Здесь ар назад они были вместе. Здесь в последний раз он был счастлив.

Димостэнис разжег огонь у входа. Языки пламени отсекали дождь и не давали ветру проникать внутрь. Он снял рубаху, положил рядом с огнем, просохнуть.

Грудь разрывало отчаяние и боль. Вдали от нее он думал, что смог справиться с разъедающими его чувствами. Здесь даже в пронзающей тишине, он слышал ее голос, видел ее, чувствовал в каждом дуновении ветра, каждой капле дождя. И понял, что никогда не сможет разорвать эту связь и стать свободным от царства голубых цветов и зеркальных озер.

Посреди пещеры лежал довольно большой камень. Дим поставил на него ногу и с силой толкнул, изгоняя чужака со своей территории. В пещеру проник ветер. Подхватил, закружил в воздухе листы бумаги. Играя с ними, весело шурша, разбросал по углам.

Письма.

Димостэнис нетерпеливо ловил их, складывал, жадно пробегая глазами.

Послания. Написанные ему.

"Милый мой, родной, единственный. Тебя нет рядом. Столько длинных дней и ночей, столько невыносимых сэтов и мен я уже живу без тебя. И это единственное место, где я чувствую тебя, прикасаюсь к тебе, дышу тобой. Здесь все напоминает о тебе и тех счастливых мгновениях, что мы были с тобой вместе. Каждый цветок, каждый камень, каждая капля воды. Даже воздух пропитан тобой. Я закрываю глаза и каждое прикосновение ветра, словно твои ласковые пальцы на моей коже.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я помню твои губы нежные и ненасытные, твое возбужденное дыхание на моем лице, твои глаза внимательные и серьезные. В них растворялся мой мир, и единственное, что я хотела, всегда быть в них, ловить их завороженный блеск. Я все время представляю, что ты рядом. Разговариваю с тобой. Рассказываю тебе, что происходит в моей жизни.

Помнишь, прозрачных рыбок и серебристые кораллы? Пузырьки, убегающие от нас вверх, и голубые цветы на самом дне? Нет ничего более трепетного, но одновременно надежного, чем твои объятия. Кольцо твоих рук.

Наверное, мне уже не суждено увидеть тебя. Слишком мало осталось времени. Я хочу сказать тебе, что ты навсегда останешься единственным и самым близким моим человеком. И этого не изменить. Это как жить. Как дышать. Быть только твоей".

Димостэнис опустил руку с письмом. Казалось, он только сейчас первый раз выдохнул с того момента, как начал читать. В зажмуренных глазах стояли буквы, слова, они складывались в строчки. Строчки признания в ее любви.

«Я потеряла твою лилию. Я не знаю, как это могло произойти. Когда тебя не было, она была вместо тебя. Самой большой ценностью в моей жизни. Ее нашел отец и сказал что, если я не соглашусь на предложение его величества, он обвинит тебя в поругании чести нашего Дома. В том, что ты соблазнил меня и превратил в гулящую девицу, в том, что опозорил четь всего рода Дайонте. К тому же нарушил один из законов Астрэйелля. Он пригрозил, что потребует для тебя обруч бессилия на многие ары, отречения от тебя твоего Дома и изгнания.

Тогда весь Совет был против тебя. Арест, суд, твоя ссылка. Тот, кого ты считал другом, отвернулся и предал. Ты был ранен и твой дар не мог помочь тебе. Зная тебя, я понимала, что ты не отступишь. Будешь сражаться за меня, за нашу любовь. Они бы убили тебя. Ты всем им был лишь помехой. Это был отличный повод устранить ее.

Я стала такой же предательницей как они. Мне пришлось внести в твою жизнь еще больше боли. И знать, что ты никогда не простишь и не вернешься. Сердце до сих пор не может принять этого. Я не могу поверить, что это происходит с нами. Я словно в кошмаре и никак не могу очнуться. Пожалуйста, разбуди меня. Я хочу открыть глаза и понять, что это всего лишь страшный сон. Я хочу открывать глаза и всегда видеть тебя».

Каждое письмо было наполнено ее любовью и мукой. В каждом письме она звала его. В каждом слове он видел ее слезы.

Дим растеряно стоял посреди пещеры. Мысли лихорадочно кружили в его голове. Какой же он глупец! Как он мог уйти от нее? Как мог поверить ее безумным словам? Как не почувствовал, что скрывалось за ними?

Энергетическое поле дрогнуло. Пламя чуть уменьшилось, будто кто-то брал его силу, таяло, истончалось. Димостэнис поднял глаза. Тонкий, хрупкий силуэт на фоне входа в пещеру. Он потянул нити к себе, открывая проход.

Маленькая, промокшая фигурка вступила под своды его убежища. Капюшон плаща упал с ее головы, золотые пряди беспорядочно падали на лицо, хрупкие плечи, струились по спине.

Олайято ли вздохнула, то ли всхлипнула, сжимая руки. Ее глаза не отрывались от его лица. Девушка укоризненно покачала головой. Подошла. Положила теплые пальцы на его разбитые губы.

Как же ему не хватало этого!

Целительница провела ладонями по щекам, по вискам, дотронулась до лба. Успокаивая. Даря ощущение спокойствия и неги. Опустила руки на его обнаженные плечи. Хотела, как обычно, приложить ладонь к груди, хьярту, но почему-то не решилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вы хозяйка этих мест? — тихо спросил Димостэнис.

Олайя кивнула, кусая губы.

— Если вы захотите, — ее голос дрожал, — я могу разделить его с вами.

— Это очень щедрый дар, — он попытался улыбнуться.