Утраченные звезды - Степан Янченко

Взрослые дружно засмеялись, и Саша улыбнулся и, когда все нахохотались, он еще добавил:

— А одна тетенька, я слышал, сказала: Смотрите, какая шпана по базару шастает! То и гляди свалку устроят, чтоб хапнуть с какой-то стойки. Видишь ты, высматривают. А другая рядом говорит: И милиции близко не видно.

— Так вы свое место на рынке и не нашли? — снова засмеялся отец.

— Нет, не нашли, — по-детски ответил Саша, весело улыбаясь.

— На всяком рынке, сынок, места захватываются в жестокой конкуренции. Об этом, видно, учителя-то вам говорят? — сказала мать и погладила сына по голове, она сидела рядом и прижала его к своему боку.

— Как это — жестокая конкуренция? — недоумевал мальчик.

— Жестокая — это означает, что никакой пощады сопернику, например, на нашем Центральном рынке, — пояснил отец. Собирая сведения о рыночных ценах, он уже присмотрелся к неписаным законам рыночной торговли и прислушался к злобным шипениям на соперников.

— Твое дело, Сашок, сейчас хорошо учиться, а через два-три года подрастешь и сам все поймешь, — заметила мать и прижала сына к себе.

А Саша и сам прижимался к матери, обнимая ее за шею. И во всем этом мать чувствовала, что за открытыми сыновними ласками через год-два следом придет что-то новое, а как это изменение произойдет, когда сын найдет себе рыночное место, мать не знала и смутно побаивалась неизбежного обновления в сыне.

Но отец уже сейчас стал наставлять сына, думая, что именно в таком возрасте, когда только начинаются поиски в жизни и размышления о жизненной линии, сын должен быть более всего восприимчивым к советам и наставлениям отца, и Петр сказал:

— Конечно, сын, рынок всегда существовал, как я понимаю, потому что всегда был спрос на товары. Разница только в том между рынками заключается, что есть рынок дикий, как сейчас, необузданный, припадочный, а есть рынок, по крайней мере, уже был, разумный, как ученые говорят, регулируемый, управляемый, умный, одним словом. Но все равно у разных рынков есть одно схожее свойство: рынок ценит качество товаров, лучшие товары быстрее и охотнее покупаются.

— Нет, все хотят купить дешевые товары, — со знанием дела возразил Саша, чем снова вызвал общий смех. В окно глядело бледно-голубое небо, беззвездное и близкое, а на заходе горизонт был окрашен по всей широкой полосе светло-розовым цветом.

Татьяна посмотрела на мужа, подняв брови, как бы говоря: вот такой уже у нас сын. А Петр с улыбкой сказал:

— Правильно, сынок, гоняются за дешевыми вещами и продуктами, но это потому, что кругом бедняки, нищие, безработные, низкозарплатные, а то и совсем беззарплатные люди, а богачи на дешевку и не смотрят. Будь у вашей матери достаточно денег, разве она не купила бы вам вместо тюльки осетровый балычок или ветчину вместо ливерки?

Саша минуту помолчал, о чем-то думая, возможно, старался догадаться, что такое осетровый балычок и ветчина, которые продаются только для богатых. Подождав минуту, Петр продолжал:

— Между прочим, Сашок, на нас с тобой тоже цена накладывается, только тот рынок, что нас оценивает, как товар, нам не виден, и мы можем сами себе цену назначать.

— Как это так, что — мы продаем сами себя? — с растерянностью и недоумением спросил Саша. Он еще не мог представить такое в жизни, чтобы он вдруг обернулся в товар. Однако будущая его жизнь уже сделала его рыночным товаром и где-то, кто-то накинул на него свою цену, но он этого пока не знал, он еще был счастливым, все у него было впереди, в том числе и обреченность стать рабочим человеческим товаром с двигателем внутренней мотивации.

— Это очень просто получается, сын, и ты должен себе все представлять, чтоб подготовить себя к такому торгу, — стал поучать отец. — Ну, на нашем с тобой примере: я слесарь, и ты слесарь, но между нами есть разница — я уже работал, опыт имею, а ты еще молодой, опыта нет, кто ценнее хозяину-нанимателю?

— Это, конечно, — задачка на соображение, — улыбнулся Саша.

— А если мы оба одинаковые слесари, а ты к тому же и инженер, кого из нас выберет хозяин? Поразмышляй.

Саша на минуту задумался, потом неуверенно сказал:

— Наверно, возьмет инженера… Только почему мама — инженер, а ее уволили раньше тебя? И работу себе не найдет никак, — всех озадачил Саша своим простым детским вопросом.

Ему ответила мать:

— В моем положении, Саша, видно, имеет значение то, что я — женщина, слесарить хоть и умею, но не могу: в этом деле нужна мужская сноровка. Но думаю, что работу себе я все же найду, высшее техническое образование дает некоторое преимущество и для женщины.

— Так что, сын, старайся учиться в школе, а потом пойдешь в вуз на инженера учиться, а слесарь или токарь из инженера легче всего получится, — добавил отец задачку для детской головы.

— Это и будет моя правильная линия по жизни?

Вопрос был к отцу, Саша запомнил его наставление о правильной линии в жизни и сейчас хотел слышать подтверждение тому. Петр с улыбкой посмотрел на сына, а потом подтвердил:

— Да, такая должна быть твоя линия на устройство своей жизни. Однако в этом понимании есть и другая часть, попутная, что ли к основной линии, она приходит позже даже к взрослому человеку, к такому, как я, например.

— Папа хочет сказать, что у человека должна быть еще и правильная жизненная позиция, — пришла на помощь мужу Татьяна, — Это ты поймешь позже, подрасти еще немного.

— Почему позже? — обидчиво возразил Саша, а матери вдруг показалось, что с этим вопросом ее упрямый мальчик поднялся до поры тех мальчишек, о которых уже были сложены песни.

Матери никогда не знают, чего они хотят от своих мальчишек, — то с нетерпением ждут, когда они, наконец, повзрослеют, то необъяснимо желают, чтобы сыновья всегда оставались мальчишками возле мамы. Мальчишки, однако, всегда сами знают, что им надо делать, но, жалко, не умеют обойти свою мальчишечью беду, которая им предначертана жизнью. Это-то и причиняет боль материнскому сердцу, так как матери лишены возможности отвести от своих мальчишек беду, которую нынче подвесило над ними государство.

— Папа все время говорил, что позиция рабочего класса — самая правильная, — продолжал Саша, показывая, что он многое услышал и усвоил от папы.

Горячее и любовное откровение сына, еще подростка, еще далеко не доросшего до понимания вопросов, о которых вдруг стал рассуждать, возвысило Петра Агеевича в своих глазах. Сын сказал как раз то, что отец хотел знать — как он влияет на формирование мышления сына. И все-таки это стало для Петра Агеевича полной неожиданностью и повергло его в растерянность оттого, что о роли рабочего класса, как основного двигателя истории, он не может на понятном языке рассказать мальчишке все, что сам понимает. И от такой своей растерянности он проговорил:

— Это сложный вопрос о позиции рабочего класса и его зараз не расскажешь тебе, а уже ночь и надо отдыхать, а разговор этот отложим на следующий удобный случай.

— Ну вот, когда появляется в беседе серьезный вопрос, то сразу причина возникает для того, чтобы его обрывать — то надо подрасти, то надо отдыхать, то надо удобный случай, — обиделся Саша, искоса посматривая на старших. — Что, вы будете специально удобный случай подбирать?

Ночь глубоко обложила город сумерками и тишиной, однако заря не совсем ушла с неба, она только увела за собой облака и звезды, а свой трепетный свет распылила по всему небосводу, и он уже с полночи начинал трепетать ожиданием восхода. Прохладное от дождя дыхание полночи легонько через открытое окно надувало тюлевую штору, в комнату залетел комар и где-то докучливо зудел.

— Ты не обижайся, сын, действительно, уже ночь, — мягким, несколько просящим тоном проговорил отец. — А насчет позиции рабочего класса, так вопрос этот нынче стоит злободневно, верно. Вон тебе Катя, как будущий историк, скажет, что история ему предназначение вынесла такое. Но необходимо, чтобы рабочие это уяснили себе и проявили свою классовую твердость в своей позиции. Помочь им надо в этом, чтоб были понимание и действия. Помочь им может только организация, проще говоря, партийная организация. Такая организация уже есть, точнее, она и была, а нынче только очищается. Но требуется, чтобы они срослись — партийная организация и рабочий класс, чтобы питались одним классовым соком и вместе шли в рост.

— Мудрено, папочка, ты говоришь, — вдруг откликнулась до сих пор молчавшая Катя, молчание ее, однако, было как усвоение хорошего, интересного урока по ее любимому предмету — истории, и, хотя урок проходил не в классе, а в их детской комнате, он был все же уроком. — Ты прямо так и скажи, что есть у нас Коммунистическая партия, и рабочему классу и всем трудовым людям надо крепко держаться этой партии, — тогда они будут верно держать и свою рабочую и народную позицию. А ты, как типичный хитрец из классических рабочих — все знаешь, все понимаешь, а говоришь с нами какими-то символическими намеками, так, что догадайся, мол, сама.