Утраченные звезды - Степан Янченко

— Сегодня я тебя порадую и, надежду имею, что так будет постоянно, — при этих словах он достал из кармана брюк пачку завернутых в платочек сотенных купюр. — Вот три с половиной тысячи.

Татьяна взяла деньги, с тихой улыбкой посмотрела на мужа, спросила:

— И следующие заработки будут такие же?

— Говорят, что в магазине среднюю зарплату выдерживают всегда на постоянном уровне, — со скромной уверенностью проговорил Петр.

— Пойдем, порадуем детей, — загорелась радостью Татьяна. — Знаешь, они все отлично видят, понимают и очень переживают наше безработное положение, наше метание и этим страшно душевно подавлены. С этим облегчатся их детские душеньки.

Она быстро пошла к детям, дети сидели с книгами, обернулись к матери с вопросительными взглядами: мать никогда не входила к ним зря, по пустому делу. Петр пошел за женой, ему тоже хотелось порадоваться, глядя на детей, он остановился в дверях. Татьяна, глядя на детей счастливо-радостным взглядом, показала им пачку денег и с восторженным выражением произнесла:

— Смотрите, дети, вот какую зарплату принес нам отец — три тысячи пятьсот рублей.

Дети первое мгновение молча смотрели на деньги в руках матери, но значение того, что показала и что сказала мать, они оценили тотчас же: они уже прекрасно понимали, какое значение имели эти деньги для матери — хозяйки дома, какую цену представляли для отца, трудящегося человека и кормильца семьи, и какую роль они играют в их детской жизни, пока учеников школы, а потом и студентов, и глаза их сияли пониманием всего значения этой заработной платы. Петр видел сияние детских глаз и сдержанно-радостное выражение дорогих, родных лиц, и сердце его забилось от сознания того, что он принес в семью уверенность и надежду на будущее в их детской жизни. С этой надеждой вернулась в семью и вера в силу и возможности, которые всегда связаны c именем отца.

Уже три или четыре года Саша забавлял семью непосредственностью своего детского практицизма, и на этот раз не обошлось без этого:

— А это все, не считая аванса, будет? Ого, папочка, сколько ты заработал!

— Не знаю этого порядка в магазине, — отвечал Петр. — Думаю, будет не меньше двух тысяч в среднем ежемесячно, — он уже говорил о себе, как о постоянно работающем сотруднике магазина.

— Пусть будет две тысячи, — продолжал практичный Саша, — Это по пятьсот на душу семьи — вполне хватит, — мать незаметно подмигнула отцу, и тот ответил вкрадчивой улыбкой, а Саша продолжал рассуждать: — А может, и больше будет? А шофером начнешь работать, наверно, не меньше станешь получать, да, папа?

— Думаю, — не меньше, — улыбнулся Петр, — средний заработок по магазину должны назначать, да подзаработаю на погрузке-разгрузке, на командировочных, которые, точно, будут, сэкономлю…

— Вот, обратился Саша к сестре, — поедешь в университет, твои пятьсот рублей будут тебе, да я четыреста своих отчислять буду — девятьсот рублей, плюс стипендия, — вполне тебе и хватит.

Последние слова Саши не только удивили взрослых, а заставили расчувствоваться: вот, он уже думает не только о себе, но и о сестре.

— Спасибо, братик родной, — схватила Катя брата за уши, притянула его голову к себе и поцеловала в лоб, — коли не забудешь свое обещание.

Саша отмахнулся от рук сестры и, нахмурясь, произнес:

— Я знаю, что говорю.

— Делить семейные деньги не будем, — улыбчиво глядя на сына, сказала Татьяна. — У нас заведено: — все заработанные деньги в семье — общие, кому сколько надобно, столько и отчисляется, так будет и в дальнейшем, думаю, и тогда, когда и вы станете зарабатывать.

— Мы с мамой и работаем только для того, чтобы вас вырастить, выучить и дать правильную линию в жизни, — добавил отец. — Конечно, будет хорошо, ежели и вы будете правильную линию держать в жизни.

— А мы так и держим ее, нашу линию, — сказал без улыбки Саша и добавил, — По нашей учебе все видно и по поведению тоже, — это у него получилось совсем по-взрослому, однако, всем стало весело.

Мать шагнула к нему, обняла его голову, прижала ее к сердцу и так подержала минуту, и Саша почувствовал своим детским сердцем, что выросло оно у него из частицы материнского сердца, и теперь им никогда не отделиться друг от друга. И так было хорошо и славно всем чувствовать и понимать семейное единение.

От общей радости волнительно и сладко было на сердце у Петра, и радость эта была от тех денег, которые он принес, и теперь жене не надо до боли ломать голову и рвать сердце над тем, чем и как кормить семью. Но Петр видел суть дела в другом и, не удержавшись, сказал:

— Мне очень приятно оттого, что я сегодня порадовал вас всех, я даже счастлив этим, — он говорил искренне и, действительно, светился радостью.

Но Татьяна по своей любовной чуткости и по своему проникновению в самую глубину душевного состояния мужа, и по тем тончайшим отражениям на лице и в глазах смятения души, которые только она и улавливала, видела, что-то, что он сказал сейчас, было не все, что он желал бы сказать. И он досказал все, что собрал сегодня в своих мыслях:

— Но я ко всему еще так скажу вам: деньги, конечно, — важное дело, без денег всегда и везде было и будет так, что и хлеба с водой не заимеешь, в особенности живя в городе. Но весь корень жизни не в деньгах, главный стержень — в работе, в труде, будем иметь работу — будем трудиться, будем трудиться — будем иметь деньги. Это и есть самый главный вопрос жизни для трудящегося человека. Известное дело, при нынешних порядках в России, да и в других частях Советского Союза, есть такие люди, которые добывают большие деньги другим порядком — воровством народного добра, грабежом трудового народа, или его эксплуатацией, обманом, спекуляцией, насилием, взяточничеством, торговлей наркотиками. Нам понимать надо, что все это опять-таки за счет трудового народа. И все это — не для нас, не для рабочего люда.

— Папа, а что остается для рабочего люда? — растерянно спросил Саша.

Петр внимательно вгляделся в лицо сына и увидел серьезную озабоченность на лице мальчика, совсем недетскую озабоченность, за которой были и мысли о своей судьбе, о будущем своем, о будущем мужчины, главы семейства, продолжателя рода своего и продолжателя жизни всего народа российского. И за всей этой серьезной детской озабоченностью Петр увидел всю беспомощность не только пока еще подростка, но и будущего молодого человека, не беспомощность молодого рабочего, а именно неизвестно какого молодого человека, которому и он, отец его, не знает, как и чем помочь. Нет и того времени, и того общества, и той возможности, когда отец брал сына за руку и вел его с собою на завод, где всегда молодому человеку находилось рабочее место, находилась и благодарность за пополнение рядов рабочего класса. Не стало уже ничего этого в их жизни. Теперь и он, отец и мастер высшего разряда, оказался беспомощным перед насильственным лишением трудовых прав и перед насильственным получением свободы безработного, свободы искать и выбирать себе место на рынке и цену продажи своих рук, беспомощным перед получением свободы, стать несвободным.

Острая боль, как ножом, полоснула сердце Петра, когда он услышал слова сына и увидел его озабоченное лицо. Но он справился с болью сердца перед озадаченностью сына о своем будущем. Отец должен был справиться со своей сердечной болью. И он спокойно, с видимой убежденностью сказал:

— Для рабочего люда, то есть для рабочего класса предназначается работа, которая создает всем людям общее богатство. Правда, нынче нашу жизнь нацелили на то, чтобы богатства, что создают рабочие, а вернее так: что создали, и еще будут создавать рабочие, чтобы загребли капиталисты в свои банки. Вот отсюда наша с тобой линия будет в том, чтобы не дать над нами измываться, не дать отбирать наш труд и наше право на труд.

Саша слушал отца внимательно, морщил свой детский лоб, насупливал брови, а взгляд его глаз был обращен в себя. Внимательно слушала отца и Катя, но она была уже взрослая, уже одиннадцатиклассница, уже выбрала себе путь в жизни и многое понимала самостоятельно и сейчас слушала отца с полным согласием. Татьяна слушала мужа с радостью для себя, она находила еще раз в нем какие-то такие изменения в образе его мыслей, что они радовали ее и по-новому возвышали его в ее глазах.

— А учителя нам об этом не говорят, — вдруг произнес Саша неопределенным тоном.

— Что же они говорят? — спросил отец.

— Знай, говорят в один голос: будешь плохо учиться — не найдешь себе места на рынке, — Саша посмотрел на всех невинно-наивными глазами, слабо улыбнулся и добавил: — Мы, ребята из нашего класса, уже два раза ходили на рынок посмотреть, какие они, эти места, на рынке, но никаких мест там нет: все, кто торгует, так плотно сидят и стоят, что между ними не протиснуться.

Взрослые дружно засмеялись, и Саша улыбнулся и, когда все нахохотались, он еще добавил: