Если честно - Майкл Левитон

невежливым считалось промолчать? Когда комплименты были неуместны, а когда воздержаться от них считалось дурным тоном? Неужели весь мир был построен на этой странной системе из заведомо проигрышных алгоритмов? Что делать человеку, столкнувшемуся с хамом – обратить внимание на грубость или же вежливо уйти от разговора, чтобы не ставить его в неловкое положение? Мой мозг буквально кипел и плевался саркастическими мыслями и гипотетическими ситуациями, сводившимися в условиях следования нормам этикета к пату. Кто вообще позволил этим идиотам называть себя экспертами по этикету? Кстати, мне сразу показалось, что называться экспертом в области этикета – само по себе невежливо.

В итоге я все же сумел напомнить себе, что собирался честно учиться, а не критиковать эту систему. Попытавшись посмотреть на мир глазами экспертов по этикету, я осознал, что их мировоззрение в целом совпадало с мировоззрением моей семьи за одним большим исключением: они с состраданием относились к оскорбленным и уязвленным. По их мнению, забота о чувствах окружающих была вовсе не недостатком, не трагедией, а неотъемлемым аспектом повседневной реальности. Возможно, в этом заключалась одна из немногих истин, непонятных и неприятных для настоящего Левитона. Все то, что эксперты в области этикета призывали уважать, мои родственники высмеивали или пытались этого каким-то образом избежать.

В тот период моей жизни я часто пересекался с друзьями и знакомыми в своем любимом баре и задавал им вопросы о социальных нормах. Они в ответ пьяно смеялись и разносили в пух и прах мои неверные стереотипы один за другим. Конечно, я не мог судить, насколько их словам можно было доверять, однако они все равно оставались где-то на подкорке. Из-за того, что таких знакомых было много и я часто не мог вспомнить, кто именно и что именно говорил, и еще из-за того, что все они меня осуждали, я стал называть их своим «судом присяжных».

– Если верить экспертам в области этикета, – говорил им я, – то получается, что люди изо всех сил пытаются избежать стыда, но все равно всем постоянно стыдно. Я никак не могу понять, почему так выходит?

– Это потому, что тебе самому стыд неведом в принципе, – сердито отвечали мне проницательные «присяжные», глядя на меня исподлобья.

Я говорил, что мне бы очень помогли их личные примеры повседневных ситуаций, в которых им самим становилось стыдно. В ответ мои «присяжные» приводили в пример необходимость признать в разговоре с богатыми друзьями, что не могут чего-то себе позволить, или стыд перед крутыми девушками. Еще пару раз упоминались стыд за неподходящий наряд для вечеринки, стыд перед отказами на публике и стыд из-за унитазов со слабым сливом. Особенно один из «присяжных» разговорился на тему того, как однажды его девушка заглядывала ему через плечо, когда он снимал наличные с карты у банкомата.

– А у меня тогда на счету было всего сорок долларов, – рассказывал он, впадая в истерику, словно он вновь переживал ту ситуацию. – Мне скоро должны были заплатить!

– Слушай, я вот одного никак не пойму, – говорил я. – Ведь все эти неприятности происходят постоянно – то туалет засорится, то на счету останется лишь сорок долларов. Со всеми бывает, ведь так? Так в чем тогда проблема? Стыдится бедности глупо – по статистике мы все, если сравнивать с меньшинством, живем без гроша в кармане. Гораздо стыднее брать это в расчет и осуждать кого-то, у кого нет денег! Такие девушки просто идут на поводу у дурацких социальных догматов. И вот это по-настоящему стыдно.

Эти слова явно задели многих из моих «присяжных» – оказалось, они сами попадали в описанную мной категорию людей.

В моих новых правилах было сглаживать ситуацию, если мой собеседник оскорблялся. Делал я это путем предварения едва ли не каждого своего утверждения словами «я просто хочу сказать».

– Я просто хочу сказать, – говорил я, – что на самом деле стыдно должно быть тем уродам, которые поставили тебя в такое положение.

Обычно мне отвечали, что из меня так себе судья в области стыда, так что я просто менял тему.

– В книгах про этикет написано, что многое из того, о чем мы прекрасно знаем сами, невыносимо слышать из уст других. Знаешь это чувство?

В ответ я услышал о:

✓ невозможности понравиться всем окружающим

✓ недостаточной нравственности отвечающего по сравнению с кем-то еще

«Видимо, потому так много людей терпеть не могут веганов, – предположил я. – Потому что на самом деле все они понимают, что веганы живут правильнее них с моральной точки зрения?» «Присяжный» подтвердил мою догадку, уклонившись от ответа и продолжив перечислять:

✓ Когда ты чего-то достигаешь, то совершенно не факт, что ты этого заслужил и добился сам.

✓ Твой партнер был с кем-то до тебя.

✓ Ваши отношения вряд ли продлятся долго, и вы наверняка возненавидите друг друга по их окончанию.

✓ Существуют люди с другими ценностями и другим стилем жизни.

– А, так вот почему, видимо, люди, у которых есть дети, так агрессивно реагируют на тех, кто детей заводить не хочет! И точно так же те, кто посвящают свою жизнь карьере и деньгам, не любят тех, кому это все не интересно.

✓ Ты никогда не разбогатеешь

✓ Всегда найдется кто-то красивее тебя

– Да как вообще можно досадовать из-за того, что ты не самый красивый на свете?! – поражался я. – Ну разумеется всегда найдется кто-нибудь красивее тебя!

У меня создалось впечатление, что список мог продолжаться до бесконечности, так что я остановил своего собеседника – уж больно тоскливо мне становилось от одной мысли о том, какого невероятного количества очевидных истин мне придется избегать в повседневном общении. Людям нужны были занавески на зеркалах, а я всю свою жизнь был зеркалом.

Один ты считаешь это ложью

Мои первые попытки лгать обычно предпринимались мной с целью выдать себя за обычного человека. На каждое «как ты?» я отвечал «хорошо» или даже «отлично» вне зависимости от того, как я себя чувствовал и как дела обстояли на самом деле. Я стал делать людям неискренние комплименты, чтобы им понравиться. Получив приглашение на то или иное мероприятие, я отвечал согласием, даже если вовсе не собирался на него приходить. Я притворялся, что узнал поздоровавшегося со мной человека из прошлого, даже если на самом деле совершенно его не помнил, и делал вид, что помню имя своего собеседника, даже если забывал его. Я молчал, когда кто-то из компании вносил денег меньше положенного при оплате вскладчину. Я закрывал глаза на любые промашки окружающих и делал вид, что ничего не произошло, даже когда в чем-то ошибался сам. Я притворялся, что мне нравятся совершенно не симпатичные мне люди. Я старательно наполнял свою речь дежурными вопросами, клише и лестью: «Как дела?», «Чем занимаешься?», «Откуда ты