Если честно - Майкл Левитон

истинная причина, по которой я решил забыть о честности, была не такой уж странной и редкой среди людей.

Часть третья

Нечестные деньки

Глава 10

Запретные темы

Для того, чтобы избавиться от честности, требовались определенные направленные действия, больше дюжины. Я решил начать с составления списка тем, которые я более не должен был ни с кем обсуждать. Первыми в голову пришли:

✓ Неприятные истины

✓ Мои родители

✓ Ева

✓ Большинство людей

✓ Мои мнения по разным вопросам

✓ Семейный лагерь

✓ Моя личность и черты характера

Надо сказать, мне совершенно не приходило в голову, что можно просто подстраиваться под тех или иных собеседников. В моем понимании некоторые темы просто были абстрактно неприятны для большинства людей, так что я решил просто и без затей взять и полностью их табуировать. Причем я был готов к тому, чтобы пополнять этот «черный список» каждый раз, когда очередная тема испортит мне разговор с каким-то человеком.

Я придумал еще несколько десятков более узконаправленных небольших правил, и все ради одной глобальной цели: научиться понимать окружающих и подстраиваться под них. Я морально готовился учиться распознавать намеки вместо того, чтобы задавать прямые вопросы, смирять свою экспрессию, перевернуть категорический императив, начав делать для окружающих то, чего они сами хотели бы для себя.

Объявив строгий режим самоцензуры, я сообщил о нем всем знакомым. Разумеется, держать в тайне свою измену правде я не додумался. В целом, я надеялся заручиться поддержкой более сведущих в вопросах социального взаимодействия друзей и просить у них совета. О своих планах на уход в неискренность я открыто заявил на людной рождественской вечеринке в квартире одного моего товарища.

Все сидевшие за журнальным столиком от души рассмеялись.

– Я серьезно! – сказал я, активно жестикулируя. – Честность превратила мою жизнь в сущий ад!

Я продолжал говорить, но все вокруг по-прежнему смеялись; мои пальцы крепко сжали стакан с виски. Все принялись наперебой уверять меня в том, что стремиться стать лжецом – бредовая затея. В конце концов я все же сдался.

– Я всего лишь хочу попытаться стать столь же неискренним, как и вы все. После этих слов не рассмеялся уже никто из присутствовавших. Так в мой «черный список» тем вошла честность.

Собственно, буквально за неделю в него попало все, о чем я обычно разговаривал с окружающими.

Годами я отмахивался от обвинений в подмене понятий и в непонимании истинного значения многих слов. По мнению окружающих, то, что я называл честностью, было на деле грубостью, а то, что было мне известно как ложь, на самом деле являлось вежливостью. Из-за постоянно мелькавших в таких обвинениях слов «грубость» и «вежливость» я решил, что мне стоит почитать что-нибудь об этикете.

В то время этикет казался мне хитросплетением необязательных правил, составленным сильными мира сего с целью укрепления психологического контроля и своего влияния на окружающих. Некоторые из этих правил – к примеру, дико запутанные правила поведения за столом – были явно направлены на устыжение и осмеяние посторонних, с ними незнакомых. Другие предписывали воздерживаться от проявления каких-либо разногласий, называя утверждение личных границ «вызывающим поведением». Изобличение чужих проступков и недобросовестности считалось «устраиванием сцен». Назвать кого-то расистом, как выяснилось, было еще более недопустимо, нежели сказать нечто расистское. Особенно тяжко мне давалось хитрое соотношение этих правил с общепринятой моралью. Скажем, использование неправильной вилки за столом в целом не расценивалось как нечто аморальное, но вот приступить к еде, не дождавшись, пока все остальные сядут за стол – это было уже сравнимо с физическим насилием, с «пощечиной». Лично я в этих правилах, направленных на благо меньшинства за счет большинства и проповедовавших классопоклонничество и конформизм, не видел решительно ничего нравственного. В общем, к изучению этикета я приступил настроенным, мягко говоря, крайне скептически.

Чем дальше я углублялся в эти правила, тем больше уверялся в том, что предназначены они были в основном для коллекционирования и классификации всех мыслимых сортов лжи. Не хотите идти на вечеринку? Для этого есть специальный вид лжи. Вас что-то задело и не дает вам покоя? Пожалуйста, есть определенный подходящий вид вранья. Или, допустим, кто-то уличил вас в предательстве? И снова для этого случая есть идеальная ложь! Естественно, само понятие «ложь» в таком контексте ни в одной из книг по этикету ни разу не упоминалось – вранье, полуправда и уходы от ответов описывались в них массой других слов с более положительной коннотацией. Однако конкретно меня было сложно убедить в чем-то, называя ложь «обходительностью» или «добротой». В какой-то момент я принялся искать в этих книгах и брошюрах хоть какие-то ситуации, в которых описанное автором предпочтительное поведение можно было бы хоть с натяжкой назвать честным. Я был уверен, что эксперты по вопросам этикета считали ложь панацеей и едва ли не величайшим достижением в истории человечества.

Я считал себя достаточно сведущим в области лжи, однако быстро выяснил, что познания мои были весьма поверхностными. Я читал и поражался бесконечному количеству различных ее применений – разные виды вранья использовались для разных целей: одни – в качестве пустой лести, другие – для перенаправления разговора в другое русло, третьи – чтобы спровоцировать собеседника на определенные ответы. Эти истины проливали свет на нюансы всех моих разговоров с окружающими за последние несколько десятилетий. К примеру, я узнал наконец, почему люди, с которыми я говорил по телефону, начинали как-то странно общаться после произнесенной ими фразы «не хочу вас задерживать». Оказалось, что от меня требовалось всего лишь действительно сделать вид, что они меня задерживают, и закончить разговор. Я же вместо этого обычно удивленно отвечал, что я никуда не тороплюсь, и спрашивал, с чего мой собеседник решил, что он меня задерживает. У меня просто в голове не укладывалось суммарное количество намеков окружающих, которых я не смог вовремя распознать и понять. Я искренне поражался своей тормознутости. Чаще всего меня это смешило, но я все же не мог не сочувствовать тем несчастным, кого я обременил когда-либо разговором.

Несмотря на то, что многие из почерпнутых знаний я послушно и исправно мотал на ус, мне никак не удавалось избавиться от отвращения к манере экспертов в области этикета располагать все на едва ли не священной общепринятой шкале вежливости. Нигде я не нашел ни намека на мнение о том, что этикет – вещь субъективная и поэтому не поддающаяся абсолютной оценке. Однако при этом практически все эти эксперты все же умудрялись хронически расходиться во мнениях едва ли не по каждому вопросу. Как можно было следовать правилам, по которым у специалистов до сих пор не было совершенно никакого согласия? Являлось ли нарушением личного пространства приветствие, обращенное к случайному соседу в очереди к кассе в магазине, или же, наоборот,