Капля духов в открытую рану - Катя Качур

депутата и унылый и безлиственный карагач за окном возвращали его в реальность. Он сдувался, мрачнел, отворачивался к стене и мечтал умереть.

Глава 42

Бесснежная зима прошла, как бессонная ночь. Солнечные деньки не приносили радость. Их будто не заслужили, не пережив настоящих холодов. На билбордах Бульварного кольца появилась реклама польского конкурса скрипачей имени Венявского. Лицо Рэйфа Файнса на них было восторженным и немного обалдевшим от такого поворота судьбы. Асю радовало, что фотограф заставил музыканта улыбнуться и обнажить неровные, но такие волнующие ее клычки. Она вспомнила, как пахли канифолью его волосы той дождливой ночью в Химках, как вдумчиво он принимал ее пьяный плач. Он должен был взойти на Олимп хотя бы за то, что умел слышать чужое отчаянье. Это была крупица справедливости в беспросветном мраке ее жизни. Она гордилась им и больше не чувствовала себя обязанной. Не отнеси Рэйф Файнс деньги Сайгонскому, всю жизнь работал бы учителем скрипки в районной музыкалке. Асю утешали такие истории. Они придавали смысл хаосу происходящего, выдергивали из него красные нити, из которых затем сплетались канаты судеб успешных людей. Правда, ее собственный некогда мощный канат ослаб, расслоился и вернулся в исходный хаос. Сзади густо засигналили, она нажала педаль газа и проехала еще несколько метров. «Сергей Лейшниц» – гласила надпись на билборде. «О-о-о! Приятно познакомиться!» Вряд ли он украл эту фамилию у соседской девочки. Вряд ли он вообще хотел себя приукрасить.

– Ну, ты че, сука ушастая, заснула? Не видишь, что зеленый! – В соседней «Тойоте» разъяренный мужик открыл окно и изрыгал такие ругательства, будто Ася задушила его ребенка.

– Да пошел ты, козел, – ответила она привычно и попыталась прорваться на зеленый светофор, но он погас прямо перед носом. Водитель «Тойоты» тоже не успел протолкнуться и теперь стоял максимально близко к ее машине, проклиная Асину семью до десятого колена. Она закрыла окно и на полную мощь включила радио в салоне. Под Филиппа Киркорова лицо водилы ходило волнами, глаза выпучивались, рот открывался, как на картинах Мунка, слова вместе с брызгами слюны ударялись в боковое стекло Асиного «Ниссана» и стекали гнойно-кровавым месивом. Когда Нехорошев говорил ей прощально-негодующую речь, она чувствовала ту же плотную и стегающую энергию ненависти. Как уверяла ее психолог Лена: «Значит, ты притягиваешь к себе подобную силу. Найди в себе крючок, на который цепляется нелюбовь к тебе». Ася готова была отдать полцарства за этот крючок. Она бы выдрала его зубами из глубин, не жалея поломанных костей и разорванной плоти. Но крючок не давал о себе знать… Вновь загорелся зеленый, и Ася рассталась с тойотным чудовищем. Она вернулась во двор, торопливо сгребла с заднего сиденья сумки с продуктами – вечером должен был прийти сантехник чинить протекающий кран. В дверях ее встретила Никуся.

– Только не ори, мам, – сказала она, смачно пережевывая жвачку.

Ася, выдохнув, опустила сумки на пол.

– Что еще?

– Меня исключают из школы, из-за неуспеваемости типа. Короче, они все уроды. Тебе к директору завтра надо к девяти утра.

– У меня сдача макета завтра в девять, – сказала Ася.

– Ну а я че? Я тебе передала главное.

Раздался звонок, пришел сантехник.

– Наденьте тапки, – попросила Ася.

– У меня бахилы, – раздраженно ответил сантехник. Его огромные бутсы и правда были одеты в рваные бахилы, которые, он, видимо, не снимал с начала дня.

Мужик прошел в ванную и начал греметь инструментами. Ася расстроилась, что не успела вымыть руки и сходить в туалет. Она села в коридоре на табуретку и уронила голову в ладони.

– Мам, ну трагедь не надо играть. Сходишь, договоришься, как в прошлом году. Меня географичка завалила. И математичка тоже. Докопались, где твои тетради с домашкой за месяц, – лениво возмущалась Никуся.

– А где твои тетради? – не открывая лица, спросила Ася.

– Ну я их потеряла. Где еще.

– У тебя их просто не было, правда? Ты просто наплевала на всех и не делала домашнее задание. Потому что особенная, да? Тебе все можно: ходить на красный свет, стоять под стрелой без каски? – Асин голос набирал обороты.

– Че такое «под стрелой»?

– На стройке под краном с огромной плитой, которая может тебя прибить!

– Че за хрень ты несешь, мам? Че ты заводишься? Скандала хочешь? Мало тебе того, что папу довела, хочешь и меня довести?

Никуся всегда била под дых коротким железным хуком.

В ванной комнате что-то зашипело и донеслась отборная матерная брань. Ася кинулась к сантехнику, но в дверях ванной ее сбила струя воды, которая рвалась в коридор ополоумевшим зверем.

– Кран сорвало, твою мать, – орал где-то в глубине сантехник. – Какой дурак тут устанавливал краны!

Ася беспомощно заметалась, схватила на руки кошек, закричала Никусе прятаться в дальней комнате. Холодная вода по ее джинсам ползла вверх, противно морозя лодыжки. Снова раздался грохот, вой, потом что-то крякнуло, и водопад остановился, превратившись в неспешную реку.

– Что вы наделали?! – в слезах закричала она мужику.

– Перекрыл водоснабжение. Сейчас пойду и отключу стояк.

– Вы разбили мне плитку! – Ася колотилась в отчаянии, увидев паутиной треснутый декор с пингвинами, который они с десяток лет назад любовно выбирали с Нехорошевым.

– Да тут бы вообще все смыло на хер, какая к черту плитка? – орал сантехник, пробираясь к выходной двери.

Ася стояла в оцепенении. Она взяла ведро и начала черпать воду, сливая ее в унитаз. Ноги ломило от холодной воды, спина, с которой она только две недели назад сняла корсет, не гнулась. В дальней комнате раздался вопль Ники. Ася кинулась к ней.

– Пошли черпать воду, нас затопило! – закричала Ася ревущей в голос дочери.

– Да меня Рома бросил! – визжала Никуся. – Какая к черту вода! Он мне написал, что больше не хочет меня видеть! Я не хочу жи-и-ить!

Одуревшая Ася вернулась в коридор, изолировав кошек, и продолжила неравный бой со стихией. Телефоны и дверной звонок разрывались. Видимо, очнулись соседи, которых тоже затопило. Она зажмурила глаза и мысленно повторяла: «Хуже уже не будет. Я выдержу. Хуже не будет».

Через три часа вода была вычерпана и вылизана тряпкой, полы блестели, напитавшись сыростью, кран издавал немой стон, искупаться было негде. Зареванная Ника прошла в кухню за чаем и виновато посмотрела на Асю:

– Рома извинился…

– Жизнь налаживается, – отрешенно ответила Ася.

В дверь вновь позвонили, разгневанная соседка кричала, что вода просочилась на площадку между квартирами. Ася пролепетала: «Сейчас все уберу». В глазах было темно. Она вышла в общий коридор с красными от ледяной воды руками, взяла с собой