Святилище кровавой луны - Зиан Шафер

ненавидя то, как мое естество подрагивает от мысли о его губах на мне, и о его зубах, покусывающих мою кожу.

Он напрягается позади меня, и краем глаза я замечаю тени, которые появляются и исчезают, забирая Гидеона с собой, прежде чем я успеваю спросить, что происходит. Тошнотворная волна пробегает по моей коже, поднимая волосы дыбом. Я чувствую, что он на самом краю нашей связующей нити, но не знаю, какие эмоции бушуют в нем.

Мой взгляд перескакивает с дерева на дерево, ожидая уловить признаки движения или нападения, но даже жуки не осмеливаются шевелить крыльями. Даже гудение роя пикси не нарушает замерший воздух. Ничто, кроме смерти, не наполняет пространство – жуткая пустота безмолвия поглощает любые признаки жизни.

Лю начинает фыркать, притопывая при каждом шаге, как будто она готова либо напасть, либо убежать при первых признаках опасности. Зарываясь пальцами в ее мягкую шерсть, я пытаюсь унять ее беспокойство, поскольку каждый шаг лошади становится более неуверенным, чем предыдущий.

Знакомая рукоять трется о мою ладонь, когда я медленно вытаскиваю один из своих клинков, стараясь не издать ни единого звука. В другую руку крепко впиваются кожаные поводья, и сам воздух словно режет, оставляя глубокие раны на коже.

Затем появляется запах – боги, отвратительный запах. Гнилостный, металлический и кислый, как будто в лесу были оставлены отравленные тела на съедение лесным тварям. Деревья вокруг становятся серыми, как будто они единственное, что осталось после пожара.

И только журчание ручья нарушает могильную тишину.

Ручья, который ведет в деревню.

Гидеон.

Глава 24

Из хижины в сад ведут разбросанные повсюду внутренности мертвого смертного. Зеленые листья и сочные плоды покрыты брызгами и кусочками темно-бурого цвета. То тут, то там лежат другие растерзанные тела, конечности у некоторых оторваны, обнажая выступающие светло-бежевые кости.

Все признаки указывают на калиака.

Их одежда была разорвана в клочья тем или иным существом, оставив после себя изжеванные куски мяса. Крысы начали пировать прямо на трупах, сгрудившись на мертвецах и вгрызаясь в плоть. Другие животные привыкли уносить свою добычу куда-нибудь подальше, чтобы спокойно поесть или накормить своих детенышей.

Мои тени поджидают в каждом углу, смеясь, крича, плача. Все они твердят одно и то же: «Ты это сделал».

Знаю, что я. Но такое зрелище меня уже давно не смущает. Сражения между смертными и сражения смертного с тварями всегда заканчиваются одинаково: картиной, которая вызовет ночные кошмары даже у самых сильных духом. Кровопролитие не для слабонервных, а резня, вызванная звериными инстинктами монстра, лишь для тех, в чьем сердце нет ничего, кроме хаоса и разрушения.

Я подхожу к самому концу нити, которая быстро движется в такт ее темпу, и я ускоряюсь. Тошнота скапливается в желудке, когда я прикасаюсь к упырям, адским гончим и другим порождениям тьмы, посылая сквозь них разряды страха, заставляя их бежать обратно, туда, откуда они явились. Упырь шипит, бросаясь в направлении Дэкс. Я добираюсь до него прежде, чем он успевает уйти далеко, обхватываю руками его отвисшую кожу и сжимаю, ломая череп с такой силой, что это привлекает внимание всех остальных чудовищных существ.

Я не могу позволить ей увидеть все это. Я ощущал вину, которую она взвалила на свои плечи, когда увидела путешественников в Зарлоре, будь я проклят, если позволю ей снова почувствовать то же самое.

Тяну за нить между нами, и она светится, перенося меня прямо к Дэкс. Клинок останавливается прямо у моего горла, и я смотрю на нее сверху вниз.

За все годы моего существования она – первая, кто приставил нож к моему горлу, и она смогла сделать это дважды.

Меня может раздражать или забавлять то, что она берет надо мной верх, но морщинка у нее на лбу и чувство вины, которое уже появилось на ее лице, заставляют меня думать только о том, как я могу отгородить ее от этого кровопролития.

Она раздраженно бросает свой клинок.

– В следующий раз хотя бы предупреждай, – вскипает она, поглядывая на рыскающее вокруг нас существо, напоминающее кошку. – Что ты нашел? – мрачно говорит она.

– Мы обойдем вокруг. – Я не оставляю места для споров, загоняя ее в угол, чтобы она снова села на несчастную лошадь.

Она ныряет под мою руку, отпрыгивая в сторону, когда я пытаюсь остановить ее. Ее губы кривятся от ярости, но глаза темнеют от бесконечной печали.

– Это калиаки.

Я мог бы солгать, чтобы не усугублять ее быстро нарастающее чувство вины. Но, скорее всего, она бы мне не поверила.

– Это не твоя вина. Они не должны были покинуть книгу.

– Начнем с того, почему они вообще были в той книге? – ее голос становится выше, а оживленные жесты руками напоминают испуганных птиц.

Я хочу рассказать ей обо всем, что случилось: о заклинаниях, наложенных родителями, правду о том, кто я такой, и обо всех жизнях, которые я разрушил. Однако все, что я скажу, только еще больше усугубит ситуацию. Наши пути разойдутся, и я должен заставить себя прожить остаток вечности, издали наблюдая и уничтожая любого, кто решит причинить ей вред. Если она узнает, ей будет только труднее забыть.

Мне стало ясно одно: я не смогу держаться от нее на расстоянии. Она стала моим солнцем, луной и всем, что между ними. Наполняющая меня темнота настолько опьяняет, что все, чего я хочу, – большего. Она – столь яркий свет, что ее улыбка может усмирить даже самые яростные голоса внутри меня. Я мог бы провести еще одну жизнь, идя по ее пути, но я никогда не стану достойным ее.

– Для заклинания.

– Что это за книга на самом деле? – осторожно спрашивает она.

Скажи ей правду, чтобы она навсегда оставила тебя, смеется хаос. Я напрягаюсь до предела, заставляя голоса утихнуть.

Возможно, это мой шанс рассказать ей, кто я такой – что я такое. Но что, если она решит, что для королевства будет лучше, если я не буду жить среди них? Всю свою дальнейшую жизнь она будет привязана ко мне против воли, и ее взгляд будет сочиться лишь ненавистью ко мне. Это не та жизнь, которую она заслуживает. Она должна стать владелицей магазина или, возможно, продолжать ходить по краю, продолжая жить, играя роль поставщика. Что бы она ни делала, главное, чтобы она была счастлива.

Эффект невесомости, который она оказывает на меня, объясняется чем-то большим, чем просто дружеским отношением. Она понятия не имеет, кто я такой. Она не смотрит на меня со страхом и не