Единственная Джун - Дженнифер Хартманн

не произношу вслух. Мы подъезжаем к месту аварии, и я стискиваю зубы, когда он заканчивает: – Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ненависть к людям, которых мы любим больше всего.

Я фыркаю:

– Это не я тут должен что-то налаживать.

– Тогда позволь ему это сделать.

Мы обмениваемся колючими взглядами, когда он сворачивает на обочину, где перед нами стоят две смятые машины.

– Не знаю, смогу ли я.

– Это говорит твое эго, Бейли, – отвечает Кип, расстегивая ремень. Он замирает на мгновение. – Поверь мне. Оно того не стоит.

Я стискиваю зубы.

– Послушай… Джун все равно рано или поздно с кем-то сойдется, так? Это неизбежно. Ты не сможешь удержать ее от любви, как бы ты ни старался. По крайней мере, ты знаешь позицию Бранта, его отношение. Ты знаешь его самого. И ты знаешь, что он любит ее.

Это уже слишком.

Слишком, чтобы думать об этом прямо сейчас. Я провожу рукой по волосам, качая головой.

– Да, – бормочу я. – Наверное.

Я расстегиваю ремень безопасности и на время выкидываю эту ситуацию из головы.

Время спасать.

Выйдя из патрульной машины, мы направляемся к трем пешеходам, что стоят у ограждения. Я сразу же замечаю женщину, обрабатывающую глубокую рану на виске.

Я совершаю обход, чтобы установить повреждения и взять показания, когда Кип говорит:

– Бейли, здесь ребенок.

Я поворачиваюсь к красному седану, правая часть которого смята о бетонное заграждение. Двигатель дымится, едкие испарения долетают до меня, и я замечаю в окне заднего сиденья маленькую светловолосую головку. Девочка.

Я иду.

Кип уже распахивает заднюю дверь, я заглядываю на водительское сиденье и обнаруживаю пожилую женщину, рухнувшую на руль. Она без сознания, в то время как ее маленький одинокий пассажир плачет, пристегнутый к детскому сиденью. Девочка находится со стороны пассажирского сиденья, частично зажата смятым металлом.

Открыв дверь со стороны водителя, я просовываюсь внутрь, чтобы проверить жизненно важные показатели женщины, в то время как маленькая девочка испуганно плачет с заднего сиденья.

– Эй, привет. Все хорошо. – Оглянувшись, я замечаю ее заплаканное лицо и окровавленную губу, которая выглядит так, будто она прокусила ее насквозь. – Как тебя зовут, маленькая принцесса?

У женщины слабый пульс. Я облегченно выдыхаю

После этого мы ждем «Скорую помощь». Нас учат не перемещать пострадавших в автомобильной аварии, поэтому мы должны дожидаться прибытия медиков. Все, что мы можем сделать, – это успокоить и отвлечь девочку.

– Так как тебя зовут? – Ей, должно быть, всего три или четыре года. Ее золотые локоны напоминают мне Джун в этом возрасте. – Меня зовут Тео. А это офицер Кип.

Кип открывает заднюю дверь и, просовывая голову внутрь, улыбается ребенку.

Она всхлипывает, ее глаза широко раскрыты, в них читается страх.

– Анна.

– Все хорошо, Анна, – подбадривающее говорю я ей, глядя на нее через щель между сиденьями. – Мы оба здесь, чтобы помочь тебе. С тобой все будет хорошо.

– Бабувя уснува.

Пожилая женщина на водительском сиденье не шевелится. Я выдавливаю из себя улыбку и киваю в сторону бабушки.

– Она просто немного вздремнула. Ты любишь поспать?

Кип добавляет:

– Я люблю вздремнуть.

Анна качает головой, слезы перемешиваются с кровью.

– Нет.

– Полюбишь, когда станешь такой же старой, как мы.

Клянусь, я вижу, как на ее лице появляется ухмылка. Это переносит меня назад. Возвращает меня в те дни вымышленных сказок, ночевок в домике на дереве и воображаемых приключений на заднем дворе с Брантом и Джун под облачным небом и огромными тутовыми деревьями.

Невинность.

На мгновение я вижу ее. Я могу представить себе розовые щечки Джун, ее белокурые локоны. Она бегала так быстро, как только позволяли ее маленькие ножки, а мы с Брантом намеренно плелись за ней. Мы хотели, чтобы она думала, будто мы не сможем ее догнать, что она быстрая и ловкая – могущественнее нас обоих. Хотя мы всегда ее догоняли. Брант опрокидывал ее на землю и щекотал ей животик, а я притворялся, что отбиваюсь от невидимых гоблинов и колдунов, пока солнце не садилось за багрово-оранжевый горизонт.

Потом мы вырубались под домиком на дереве в спальных мешках, на старых рваных одеялах, обгоревшие на солнышке и уставшие, но счастливые, как никогда раньше.

Я скучаю по этим временам.

Вздохнув, я отгоняю воспоминания, когда вдалеке слышится звук машины «Скорой помощи».

Анна смотрит на меня из-под своего полуопущенного детского кресла, она смотрит широко распахнутыми глазами, в них читается тревога.

– У тебя есть старший брат или сестра, Анна?

– Да. Бват.

В голосе Кипа слышится улыбка.

– Ого, брат, да? Держу пари, он хорошо о тебе заботится.

Она кивает.

– Я тоже старший брат. Мы оба. Уверен, он очень скучает по тебе прямо сейчас.

Она снова кивает:

– Он зовет меня Анна Банана.

Мы обмениваемся с Кипом зачарованными взглядами, потом я отвечаю:

– Я называю свою младшую сестру Пич, что значит Персик, так что…

И тут я слышу это.

Крик.

Крик, наполненный ужасом, от которого у меня по спине пробегают мурашки.

Истошный крик позади меня сливается с визгом шин, и я выныриваю из машины, поворачиваюсь и вижу вспышку фар – машина несется прямо на нас. Неуправляемая. Бесконтрольная.

Она сейчас врежется в нас.

Это один из тех моментов, как в замедленной съемке, и все думают, что такого в реальной жизни не бывает. Но такое бывает. Действительно бывает.

Удары сердца отдают в ушах, как полый барабан.

Тум-тум. Тум-тум. Тум-тум.

Кровь быстрыми яростными толчками пульсирует по венам, напоминая, что ты все еще жив. Во всяком случае, еще несколько мгновений. Это почти как выход из тела, и это все происходит так быстро, так стремительно, всего лишь мгновение.

У тебя есть лишь доля секунды, чтобы сделать выбор.

Принять решение.

И я всегда знал, что сделаю, если когда-нибудь встану перед этим выбором. С тех самых пор, как был маленьким мальчиком. Я просто знал.

Я хотел спасать.

Вот почему я это делаю.

Вот почему я использую эту секунду, чтобы толкнуть Кипа на заднее сиденье, зная, что это единственная секунда, которая у меня есть. Другой у меня не будет, потому что в следующее мгновение автомобиль врезается в меня, впечатывая в красный седан по пояс. Мои кости дробятся, а внутренности выворачиваются, выбивая из меня резкий сдавленный вздох.

Боль ощущается не сразу. Я не уверен, что именно ощущаю, когда мои руки лежат на крыше седана, а взгляд стекленеет. Я едва замечаю брызги крови, растекшиеся по капоту: кровь, которая пролилась с этим резким вздохом.

Я частично осознаю, что рядом со мной остановилась