Враг моего врага. «Песец» - Натали Р.

ее. И отношение к детям, и к кошкам. Кота она категорически не пускала в медблок и из комнаты гоняла. Не из какой-то особенной нелюбви к Мрланку как к личности, просто кошачья шерсть – не то, что она согласилась бы терпеть на вверенной ей территории. Чистота в помещении ясно подразумевает отсутствие в нем шерсти, и точка. Но Аддарекх любил кота, и она не смогла положить его в коридоре умирать. Принесла в медблок, устроила ему лежбище в мягко застеленном тазике, посчитала дозировку препаратов, подключила капельницу. Вилис слабым голосом процитировал строфу из «Доктора Айболита» – этот и на смертном одре язвить будет, вот кого никакие потрясения не изменят. Она не стала слушать дурака.

Эйзза вместе с младенцем приходила навещать кота – на полном серьезе, словно заболевшего родственника. Сидела, гладила поблекшую шерстку, говорила ему что-то на своем языке. Тоже дура, но добрая. И об Аддарекхе всплакнула, и кота жалеет. Клара сперва беспокоилась, что молодая мамочка по глупости своротит капельницу или еще что-нибудь не то сделает, но Эйзза печально ответила:

– Вы не волнуйтесь, я в больницах много времени провела. Знаю, как себя вести.

И Клара разрешила. Может, нежные пальчики Эйззы растормошат организм, упорно не желающий выходить из спящего режима.

Помоги ему в память об Аддарекхе, сказал Дьёрдь Галаци. И Клара загадала: если кот очнется, переназовет его еще раз. Быть ему Аддарекхом Кенцца. Сделает ему ошейник и медали на шею повесит – не лежать же им просто так. Память так память, лучше любой фотографии.

Она погасила остаток сигареты, аккуратно выбросила в урну и подошла к Эйззе, воркующей с котом. Кетреййи подняла на нее голубые глаза:

– Фрау Золинген, а Мрланк выздоровеет?

Клара коротко вздохнула. Не отвечать же, как епископ: «Все в руках Божьих». Лучше уж промолчать. Или перевести разговор на другую тему.

– Он больше не Мрланк, Эйзза. Адмирал Мрланк живой, и негоже ему икать всякий раз, как мы к коту обращаемся. Теперь он будет Аддарекх. Аддарекх Кенцца.

– Ла-адно, – покладисто согласилась Эйзза и, пощекотав кошачьей тушке тощий живот, позвала: – Аддарекх!

Опаленные усы дрогнули.

– Аддарекх? – изумленно повторила Эйзза.

Щели глаз медленно раздвинулись, обнажая красноватые радужки. Взгляд был расфокусирован и слегка безумен, ошарашен. В вертикальных зрачках попеременно отражались то радость, то ужас, то узнавание, то боль.

– Аддарекх? – переспросила Клара неожиданно севшим голосом.

Кот издал хриплый звук, напоминающий скорее карканье, чем мяуканье, жалобный и испуганный.

– Смотри, – ласково сказала Эйзза своему малышу, – киса проснулась.

Клара поводила пальцем перед глазами кота, следя за реакцией, постучала по лапкам, помяла живот. И наконец улыбнулась:

– Киса будет жить.

5.2

Над нами – синего неба флаг.

Нет страха в блеске холодных глаз.

Нет правил в этот рассветный час.

На закате смерть рассудит нас.

Группа «Ария»

– Лешек, ты с ума сошел? – одутловатый полковник, войдя, закашлялся и замахал руками, стараясь развеять сизый дым. – Я же просил тебя не курить!

Лех Краснянский, следователь организации, скромно и емко именуемой в народе Конторой, меривший ногами кабинет, остановился, виновато погасил сигарету и присоединил бычок к целой горке окурков, вылезшей за пределы пепельницы.

– Простите, полковник. Я немного нервничаю, понимаете?

Начальник следственного отдела расстроенно плюнул. Нервничает он, как же! Все в отделе знали, что Железному Леху, как его называли коллеги за глаза, нипочем горы трупов, малоаппетитные подробности происшествий и толпы безутешных родственников. Просто мерзавец не желает поступаться своей вредной привычкой.

Ну ладно, справедливости ради следует признать: полковник и сам чуть-чуть нервничал. Не каждый день о результатах следствия приходится докладывать на самый верх. А избежать доклада никак нельзя, потому что эти результаты затрагивают таких персон, которых даже Контора не может просто так взять и арестовать. Когда Железный Лех пришел к начальнику со своим ноутбуком и, куря одну сигарету за другой, разложил перед ним все по полочкам, полковник остро пожалел, что не работает где-нибудь в другом месте. Но спонтанные пожелания – это одно, а прискорбная реальность – совсем другое. Как бы неприятно она ни выглядела, долг следователя – как минимум проинформировать того, кто в состоянии принять решение, которое никто другой принять не вправе. И полковник, скрипя зубами, записал себя и Краснянского на прием к координатору.

– Лешек, ты идиот! Ты хочешь, чтобы нас не пустили к Салиме ханум?

Лех состроил неопределенное выражение лица, натренированное за многие годы службы в Конторе. Мало ли чего он хочет. Или, скорее, не хочет. Предстоящий доклад – вовсе не то мероприятие, на которое идешь с радостью.

– Я обещаю при ней не курить, – промолвил он с легким раскаянием.

– Санта Мария! Да ты себя прокурил уже насквозь. Ты благоухаешь, как три подпольных табачных фабрики! Лешек, секретарь координатора мне оба уха прожужжала насчет курева! Салиме ханум становится плохо от запаха табачного дыма.

Железный Лех с минуту поразмыслил, потом махнул головой:

– Досужий вымысел или подстава. На юбилее Георга IX Салима ханум беседовала с этим сибиряком, Потаповым, – взгляд опытного следователя многое подмечал. – Он дымил, как паровоз, а она не морщилась, понимаете?

– Подстава? – рассердился полковник. – Какая тут может быть подстава, Лешек? Нас честно предупредили. Разве что ты меня подставишь, если явишься к координатору вот так! Быстро в душ! И если после мытья твоя шевелюра будет пахнуть табаком – я тебя наголо обрею.

Салима родила двоих детей. Конечно же, она не могла не заметить неладное и не догадаться, что это означает. Но когда от тебя слишком многое зависит, всегда находятся более важные дела, чем визит к доктору. И когда визит наконец состоялся, ничего нового и неожиданного она от врача не услышала. Ее немного занимал вопрос: как? Но вряд ли доктор мог дать на него ответ.

– Салима ханум, вы собираетесь сохранить ребенка? – осторожно осведомился он.

Разумеется, нет. Нынче для этого самое неподходящее время, со всех точек зрения. Идут военные действия, ситуация требует постоянно держать руку на пульсе, отвлечься некогда. Да и возраст на грани. Может быть, ребенок нужен отцу? Судя по всему, не особенно. Старики Шварцы обрадовались бы, это да. Но стоит ли их позднее счастье риска, связанного со сменой власти в решающий момент войны? Конечно, нет.

Она обхватила себя руками, совершенно нелогично колеблясь.

– Я подумаю.

– Только не слишком долго, – предупредил доктор. – Чем дальше, тем больше опасность операции для вашего здоровья, – и откланялся.

А она вызвала к себе Владимира Каманина. И спросила напрямик:

– Господин Каманин, вы сможете закончить войну вместо меня? Так, чтобы Земле не пришлось об этом жалеть, и чтобы не перессорить между собой правителей регионов и глав конфессий? Вы готовы занять пост координатора?

Каманин был огорошен.

– Что, прямо сейчас? – выдавил он, не демонстрируя ни проблеска энтузиазма.

– Завтра. Или послезавтра.

– Я…

Голос прозвучал хрипло, и он закашлялся. Не готов он к такому, категорически не готов. Он непременно провалит дело.