Почетный караул - Джеймс Коззенс

Генерал Николс слушал Моубри, и лицо его постепенно смягчалось: с него сошло непроницаемое угрюмое выражение, которое он напустил на себя, рассказывая, как генерал Бакстер получил очередное воинское звание. Он чуть заметно улыбнулся, но губы его тут же снова сжались. Глаза посерьезнели. У генерала Николса был вид человека, который, насладившись коротким отдыхом, понял, что пора снова браться за работу; мышцы его напряглись, он будто поднял и взвалил на плечи ношу — тяжелую, но для него посильную и привычную.

— Я вам вот что на это скажу, Дед, — ответил он. — Первое: то, что вы называете чисто местными проблемами, на самом деле проблемы далеко не местные. Военный министр уже давно пытается всеми силами заставить негритянскую прессу изменить тон своих статей. Правительство обеспокоено бесконечными нападками на армию, а зачастую и на ВВС, а также всей этой шумихой вокруг критических публикаций. Ведь на следующий год выборы. И второе: я не присутствовал при разговоре с Нюдом, но я прочел стенограмму. И уверен, что они полностью поддерживают Нюда. Ему велели повторить свой приказ и добиться его исполнения. Мы предложили способ, как это лучше сделать. С другой стороны, мы недовольны этим приказом, потому что он давал возможность обвинить нас — как это сделал Джеймс — в том, что в армии существует расовая сегрегация. Мы попросили Нюда опровергнуть это обвинение. Мы не просили его отменять приказ. Ну так чем же еще он недоволен?

— Должен вам признаться, Джо-Джо, — сказал полковник Моубри, — потому что вряд ли Нюд вам об этом расскажет, что он сам увидел этот приказ уже после того, как его издали. Произошла какая-то неувязка при рассылке документов в штабе. Я сам составлял приказ. И это я вставил пункт, который вам не нравится, — об отдельном офицерском клубе. Нюд к этому не имеет никакого отношения. Я считал, что этот пункт абсолютно необходим. И если из-за этого у Нюда теперь неприятности, я хочу, чтобы вы поняли — и могли объяснить другим, — как это произошло и чья это ошибка. Я знаю, что формально ответственность все равно несет Нюд; но, по-моему, нужно доложить в штабе и самому Старику, чья это была идея. Нюд ни за что не утвердил бы этот приказ.

Генерал Николс снова улыбнулся — лицо его выражало долготерпение.

— Вы что же, хотите сказать, будто издали приказ, заранее зная, что Нюд его не утвердит? Не смешите меня, Дед!

Но полковник Моубри упорно стоял на своем.

— Я не это имел в виду, — упрямо, с мрачным видом произнес он. — Когда я писал приказ, то не сомневался, что Нюд его утвердит. Если бы не произошло путаницы с рассылкой документов, Норм Росс получил бы копию приказа до того, как его издали, а не после. И он обязательно согласовал бы приказ с Нюдом. Я знаю, что Норм был против этого приказа. Он так сразу и сказал.

— Росс ведь у вас инспектор ВВС? — спросил генерал Бакстер. — Я, кажется, с ним встречался, когда он служил в Вашингтоне. Мы собирались взять его к себе.

— Совершенно верно; он замечательный человек, — сказал полковник Моубри. — Просто не представляю, что бы мы без него делали. Нюд без него как без рук. Да и я тоже. — Он задумчиво поглядел в окно. Они съехали с шоссе, повернули на восток и теперь ехали через сосновую рощу — длинная тень неслась впереди автомобиля. Справа потянулся многомильный забор — металлическая ограда, опутанная сверху колючей проволокой, окружавшая территорию части. — И вот еще что, Джо-Джо, — сказал полковник Моубри. — Насчет разговоров о сегрегации. Норм считает, что вы проводите правильную политику. Но это не так. Это неправильная политика. Она приведет к беде. Она приведет как раз к тому, чего вы хотите избежать. Я признаю, что юридически цветные обладают равными правами со всеми прочими людьми и мы должны следить за тем, чтобы никто их в этих правах не ущемлял — во всяком случае там, где мы обладаем какой-то властью. Но мы не можем насильно навязать цветных обществу, например оканарцам. Поселить цветного в отеле, где останавливаются белые, — да такое в Оканаре никому даже в голову не придет, и ни в одном ресторане для белых здесь негра не обслужат! Вряд ли вы посоветуете нам пытаться тут все изменить. Вы не так наивны, чтобы взывать к оканарцам, требуя немедленно прекратить расовую сегрегацию. По вашей теории они обязаны это сделать; но прежде, чем сражаться с расизмом, неплохо бы сперва закончить войну в Европе и на Тихом океане. — Он покачал головой с видом человека, который знает больше, чем говорит. — Вот что нужно делать — я имею в виду страну в целом, — и только так следует поступать. Всему свое время. И внутри армии нужна точно такая же политика и по той же причине. Разве только у негров должны быть права? Если южане не желают проводить свободное время в компании с неграми — у них тоже есть на это полное право.

Генерал Бакстер добродушно поглядел на него сквозь толстые стекла очков.

— А разве кто-то отнимает у них это право, Дед? — сказал он примирительным тоном. — Никто у них этого права не отнимает.

— Да кончайте вы, Олли, — ощетинился полковник Моубри.

В воздухе вдруг почувствовался едва заметный тошнотворный запах. Справа показались бетонные чаны очистных сооружений, под струями вращающихся разбрызгивателей обильно пузырилась пена.

— Вот чем они пахнут, эти ваши теории, — с негодованием сказал полковник Моубри. — Хорошо, вы хотите сказать, что никаким уставом не предусмотрено, что всякий военнослужащий обязан являться каждый вечер в клуб и выпивать пару кружек пива бок о бок с негром. Если им в клубе не нравится, пусть туда не ходят. Согласен! Разумеется!

Полковник Моубри умолк и возмущенно заерзал на сиденье. Видно было, что внутри у него все клокочет от ярости; он был похож не то на драчливого петуха, не то на задиристого терьера, готового бесстрашно броситься на всякого, кто будет упорствовать и городить всю эту несусветную чушь. Зрелище было настолько забавное, что генерал Бакстер не удержался и с улыбкой поддразнил Моубри:

— Разумеется. Рад, что вы с этим согласны.

— Так, а теперь скажите мне: раз клубы создаются для удобства и удовольствия, почему же парни, скажем, из Джорджии, уплатившие взносы, должны выбирать одно из двух — либо принимать то, что им не по нутру, либо вовсе не ходить в клуб? Я уверен, они с этим мириться не станут.

— А вот это нехорошо, — бодрым тоном сказал генерал Бакстер. — Что же они сделают?

— Поднимут скандал, и тут уж вправду хорошего будет мало. Ведь это же социальная проблема, волнующая лучшие умы страны, а вы нарочно все сводите к вопросам соблюдения дисциплинарного устава. Они не подчинятся, и вы это прекрасно понимаете. Продолжайте в том же духе! Делайте, что хотите! Можете их арестовать, можете отдать под трибунал, можете с позором выгнать из армии. Короче, если вы вовсе ничего не соображаете, вы добьетесь того, что разгоните почти всех первоклассных офицеров; тогда посмотрим, много вы навоюете с горсткой второразрядных цветных пилотов!

Полковник Моубри покраснел как рак. Ужасная картина, которую он только что нарисовал, так его самого напугала, что он начал заикаться.

— Это же бред какой-то! — сказал он с яростью. — Взять хотя бы нашу группу средних бомбардировщиков — кстати, неизвестно, когда ее удастся создать, да и удастся ли вообще. Неужели хоть один нормальный человек может вообразить, будто эта группа способна сравниться с хорошей группой белых пилотов? Я не говорю, что они не будут стараться. Только вот что из этого выйдет? Боже милостивый! Да они в большинстве своем просто для этого не годятся. Ведь сказано же в Библии «рубящие дрова и черпающие воду», и неспроста. Да вы откройте глаза, взгляните вокруг; у людей спросите, наконец! Поговорите хотя бы с полковником Мандиблом, командиром инженерных войск нашего гарнизона. Он жаловался мне на прошлой неделе. Просто уму непостижимо, что эти черномазые делают с техникой и оружием! Дашь им новенький грузовик — так они его за неделю раздолбают. Дашь пулемет — через десять минут он уже не стреляет. Уберите белых офицеров, и уже к отбою вся документация в эскадрилье будет так запутана, что вовек не распутать, казармы превратятся в хлев, в столовой будут три раза в день подавать холодные подгоревшие бобы, а на заднем крыльце скопится двухнедельная груда отбросов. Слава Богу, что вы еще можете смеяться, Олли, а мне вот больше хочется плакать. — От ярости на глазах полковника Моубри и вправду блеснули слезы. Он поджал губы.

— Да будет вам, Дед, — сказал генерал Бакстер. — Никто не покушается на ваши родные военно-воздушные силы.

С лица генерала Николса по-прежнему не сходила уверенная спокойная улыбка. Казалось, он и слушает и не слушает. Он предпочитал не напрягать свой мозг по пустякам и не участвовать в бессмысленных и бесплодных спорах; но при этом никогда не пренебрегал мелочами и никогда ничего не пропускал.