Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

@Gwentastic такая на хрен. Если она твоя грёбаная четырнадцатая, значит, тут что-то большее. Морда моя, я ж не тупая.

Я в шоке смотрю на неё. Не знаю, что и сказать. Не нахожу слов.

– Ты это… ты это серьёзно, Брай? – спрашиваю через некоторое время.

– А что, похоже, что шучу?

Нет, не похоже. Похоже, что она за мной следит и чертовски серьёзно к этому относится.

– Тебя не касается, на кого я подписан, Брайони. И даже появись у меня девушка, тебя это не касалось бы также. Мы не вместе. У тебя нет на меня никаких прав. Я тебе не принадлежу.

Брайони закрывает глаза и делает очень долгий и очень глубокий вдох, прежде чем снова их открыть.

– Оскар, любимый, мне наплевать на это. – Её голос отдаёт медовой горечью, а улыбка на лице выглядит безумной. – Если я узнаю, что у тебя есть девушка, я ей жопу порву. Я буду стоять у её порога и вырывать на хрен её накладные волосы.

– Ты даже не знаешь, есть ли у неё накладные волосы.

– Её фотография в профиле говорит сама за себя. Ни у одного человека в мире нет таких густых и длинных волос.

– Как скажешь.

– Ты трахал её?

– Она моя партнёрша на льду, родная.

– Ты точно её трахнул. – Брай невесело смеётся. – Теперь у тебя есть всё, что хотел. Семья, деньги, успех и эта маленькая сучка, которая выглядит как Хейли Стейнфелд. Мы смотрели два фильма с этой актрисой, и каждый раз ты утверждал, что она – девушка твоей мечты. Ну поздравляю, Оскар, похоже, тебя поцеловала удача. В то время как твоя бывшая девушка захлёбывается в дерьме. Что чувствуешь? Расскажи-ка. Ты мастурбируешь на это?

– Я сейчас положу трубку, Брайони.

– Если с этого момента ты не будешь держаться от неё подальше, клянусь, я прикончу её. Я не собираюсь мириться с тем, что она твоя грёбаная девушка!

– Пока.

– Подожди!

Мой палец уже завис над красной трубкой.

– Что ещё?

– Мне нужны деньги.

– Я недавно посылал тебе три тысячи долларов, Брай.

– И что? Тебя это парит? Теперь ты богат.

– Деньги, которые я зарабатываю на рекламе, поступают на тот же счёт, который открыли для меня Аддингтоны. Из-за моего… прошлого они проверяют мои расходы. Они не хотят, чтобы я опустился, Брай. И если я буду каждый раз снимать такие большие суммы и отправлять тебе через «Вестерн юнион», они рано или поздно спросят, куда деваются деньги.

– Ну скажи, что потратил на шопинг, – пожимает она плечами. – У вас одна рубашка стоит уже около трёх тысяч.

Я вздыхаю.

– Сколько тебе нужно?

– Пятёрку.

– Сотен?

– Тысяч.

Я столбенею.

– Пять тысяч?

– Да.

– Боже мой, на что?

Она прикусывает нижнюю губу.

– Брай…

– У нас с Тайроном появился новый бизнес. Если выгорит, скоро сможем по-настоящему грести бабло.

– Тайрон – больной ублюдок. На его руках кровь. Ты прекрасно знаешь, что он был причастен к расстрелу Шейна из машины прошлым летом.

Брайони скрещивает руки на груди.

– Тай не имеет к этому никакого отношения.

– Боже, Брай, – я хватаю себя за переносицу, – ты действительно настолько глупа?

– Завали хлебало.

– Почему ты с ним тусуешься? Это его квартира?

– Не каждый может позволить себе роскошный дом в горах стоимостью в несколько миллионов долларов, мальчик из Аспена.

Брайони делает странные движения челюстью. И я знаю, что означают эти спазмы. Она нюхала кокаин. Что-то внутри меня неприятно сжимается. Мне нужно мгновение, чтобы осознать, что это чувство вины.

Это моя вина, что она зависима.

Это моя вина, что она сидит на этом обгаженном матрасе, истощённая как мумия.

Это моя вина, что она тусуется с этим Тайроном.

Брайони едва достигла совершеннолетия, а выглядит как сорокалетняя шлюха. Из-за меня.

– Я дам тебе деньги, – киваю. – Пять тысяч. Но на этом конец, Брай. А взамен ты должна пообещать мне, что наладишь контакт со своими родителями.

– Да ни хрена.

– Ну тогда и бабла не получишь.

Родители в течение многих лет не видели её, и я целую вечность пытаюсь выведать информацию о них, чтобы сообщить о месте нахождения Брай и о том, что с ней случилось. Но она упорствует, не признаётся, какая из тысяч семеек Адамс в Нью-Йорке – её.

– Подожди. – Она закатывает глаза. – Я кое-что о них расскажу. Если тебе это непременно нужно. Но я не собираюсь с ними разговаривать.

Я колеблюсь.

– Хорошо.

– Ладно. В общем, они дипломаты. Оба.

«Дипломаты? Твою же мать. Это могло бы помочь разыскать их и рассказать о дочери».

– Окей.

Я уже собираюсь повесить трубку, когда Брайони наклоняется ближе к экрану.

– Ах да, Оскар, знаешь что? Я всё равно порву жопу твоему милому четырнадцатому номеру. Невозможно прикоснуться к звезде моей жизни и не обжечь пальцы.

«Ох, Брайони».

Она отключается.

Я блокирую телефон, и теперь на дисплее отражается моё лицо.

Я не знаю, что делать. Понятия не имею, как сблизиться с Гвен, не привлекая внимания Брайони. Она похожа на обезумевшего покемона, которого привлекают мои феромоны. Я ни в коем случае не хочу, чтобы Гвен встретилась с ней. Я ни в коем случае не хочу, чтобы Гвен сталкивалась с моим мерзким прошлым.

Но как мне это устроить?

Остаётся только надеяться, что Брайони блефует. Но чем дольше я смотрю на своё отражение в телефоне, тем отчётливее осознаю неприглядную истину. Когда дело касается меня, Брайони не будет блефовать. Это означает, что я могу приблизиться к Гвен только во время тренировок, но не более того. Снова эти многочисленные ящики. Снова хаос.

Рано или поздно это погубит меня.

Когда ты смотришь на меня глазами цвета океана

Гвендолин

– Это не его дело. – Помидор выскальзывает из багета на тарелку Пейсли. После тренировки мы отправились пообедать в закусочную. Пейсли смотрит на Леви широко распахнутыми глазами. – Скажи, что я сейчас неправильно тебя поняла. Пожалуйста.

– Не-а. – Леви откидывается на спинку потёртой кожаной скамьи и смотрит в окно. Некоторое время он наблюдает за Уильямом, который взбирается по прислонённой к колокольне лестнице и перебрасывает разноцветные рождественские гирлянды вокруг одного из выступов. – Он сказал мне об этом после тренировки.

Мама принесла мне картошку фри, но я к ней не притрагиваюсь. Вот уже две недели я почти не обращаю на неё внимания и разговариваю только при острой необходимости. А что ещё мне остаётся после того, как она, конечно же, простила отцу приступ ярости и продолжала защищать его, утверждая, что мне не стоило бросаться на