Нехитрая игра порока - Марина Владимировна Болдова

у него регулярно сама – не пускаю туда соцработницу, Виталий против. Сейчас принесу, подожди.

Почему я в этот момент подумала о портрете Рании?

Тетрадка была обычной школьной, страницы плотно исписаны размашистым почерком Карима. На прозрачной обложке четко отпечатались следы скотча. Как раз на углах. Как если бы она была прикреплена полосками к обратной стороне портрета. Да точно там она и была, я в этом не сомневалась ни на миг. Вопрос: когда Таранов (а кто же еще?) ее обнаружил? С чего он вообще полез за раму? Что искал? Хотя понятно, что именно, – диктофон.

– О чем задумалась? – Нина Андреевна смотрела с подозрением. – Или знаешь об этой тетрадочке? И о том, что в ней?

– Впервые вижу. Вы читали?

– Каюсь, открыла, первые страницы прочла. Сказка об арабской принцессе Рании. Или правда Карим для тебя писал? Историю семьи, – голос Нины Андреевны дрогнул.

– Наверное. Рания – его мама, я когда-то просила рассказать о ней. Вы видели портрет? – осторожно спросила я, внимательно глядя на Таранову.

– Тот, что в спальне? Один раз, давно уже.

– Карим говорил, сказка эта с печальным концом. Да?

– Что же веселого – умереть в молодости. Прочтешь сама. Мне-то дочитывать на кой? Ваша история, да и глаза уж не те… Я вот чем озаботилась: откуда эта тетрадь взялась в нашем доме? Карим Виталию отдал? Зачем бы ему? Вот в чем загадка, – быстрый взгляд, которым наградила меня Нина Андреевна, насторожил – мне показалось, ответ на эти вопросы у нее есть, она просто проверяет мою реакцию на сказанное.

«Никакой загадки тут нет. Ваш сын – убийца и вор, вот и вся правда. И тетрадочку попросту спер из квартиры Карима. После того как перерезал ему горло! Он сам или его подручный!» – подумала я со злостью.

– Незачем так переживать, Нина Андреевна. Я уверена, Виталий Алексеевич вернется и все объяснит, – как можно спокойнее произнесла я. И, начисто забыв, о чем мы договаривались с Фирсовым, поторопилась к выходу.

Глава 42

Я поднялась в квартиру Карима, где меня уже ждал Иван. Пока я общалась с матерью Таранова, он незамеченным вошел в подъезд, открыв дверь магнитным ключом со связки Карима, которую полиция изъяла при первом осмотре квартиры.

Подкатывал уже ставший привычным в последние дни приступ, шла я по лестнице, почти теряя силы, а в квартиру и вовсе ввалилась полутрупом: ноги дрожали, обзор закрывала мутная пелена, но сумку, полушубок и тетрадку я держала, крепко прижимая к груди.

– Мать моя, Ася, да ты вся зеленая! – Фирсов не дал мне упасть, подхватывая на руки. – Да брось ты все, потом подниму! Вцепилась в свою драгоценную шубейку…

– Там тетрадка…

– Да хоть сам Коран! – Он осторожно опустил меня на кровать. – Сейчас воды принесу!

Он выбежал из спальни, я же попыталась растереть виски ладонями – иногда помогало.

– Таблетки твои где, в сумке? Ага, нашел… на, запей! – Он сунул чашку мне в одну руку, выдавив капсулу из блистера в протянутую ладонь.

Я уже полулежала на подушках в кровати, расслабившись и несмело улыбаясь. Понимая, что сомнительный комплимент о цвете лица вылетел из Фирсова искренне, попыталась повернуть голову, чтобы посмотреться в зеркало гардероба.

– Тьфу, какая гадость! – вскрикнула я, не поняв сама, к чему относится определение – к раскушенной нечаянно капсуле или к моему отражению.

– Мне очень нравится в женщинах самокритичность, – прозвучало над головой, и тут же рука Фирсова заботливо поправила подушку под моей спиной. – Так удобно? Или примешь строго горизонтальное положение?

– Фирсов, какой же ты хам, – констатировала я, глядя ему в глаза: управившись с подушкой, он присел на край кровати и сейчас тихонько перебирал мои пальцы. Волшебным образом быстро прояснилось в голове, исчезла муть перед взором, молоточки в висках стучали настойчиво и ритмично, но не так громко.

– Не спорю. Но есть у меня и положительное качество. Я однолюб. А если ты родишь парочку Фирсовых, буду стараться сдерживать свои порывы. Все-таки дети должны будут видеть во мне пример для подражания… – Он о чем-то задумался. – А кстати, я консультировался – все твои приступы сразу пройдут, как только…

– Фирсов, я не хочу детей! – с угрозой произнесла я. И вдруг испугалась.

Или хочу? Недавно же сама представляла, как карапуз ползает по нему, усталому Фирсову. Но это так, в воображении, а если вдруг на самом деле? Нет, старая я уже для родов. А вдруг ребеночек не будет здоровым? С такой «старородящей» мамашей! Так, кажется, называют таких, как я?

– Все? Внутренняя борьба закончилась? – Фирсов улыбался. – Ась, я порой фигею – взрослая уже девочка, а ведешь себя… Куда ты денешься? Что толку кричать «не хочу»? Дети у нас будут. И точка.

Спорить сил не было, не было и смысла, он прав. Верное средство – переключиться на другую тему. На данный момент более важную, чем наше с Фирсовым неопределенное будущее, – возвращение экс-генерала Таранова домой. А что, если тот отбыл на малую родину навсегда?

– Вдруг он не вернется, Ваня? Вдруг не просто так рванул из города?

– Не переживай, все под контролем, за ним приглядывают. Он возможный заказчик убийств, но исполнителя мы пока не знаем. Ты лучше скажи, что в тетрадке? Откуда она? Ты держала ее мертвой хваткой, еле отнял.

– Нина Андреевна нашла в комнате сына. Посмотри внимательно, там следы скотча на обложке. И отпечатки Таранова наверняка есть. Почерк Карима, он написал-таки сказку о принцессе Рании…

– Для тебя, горячо любимой. Прочла?

– Нет, конечно. Мне показалось, Нина Андреевна все время пыталась выведать, в какой стадии расследование. В виновность Джамала она не верит. Вот глаз у старухи – один раз его увидела, да и то на смутном видео, а сразу поняла, что он сын Гиржеля.

– Это не так сложно, она же хорошо знала твоего отца в молодости. Ты думаешь, она своего сына подозревает в причастности к убийствам?

– Возможно. И очень трезво оценивает ситуацию. Так что, если я где-то прокололась, она уже предупредила его.