В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

вне него находиться.

— Меню. — Хён Сок и не подумал о том, чтобы оглядеться по сторонам. Его взгляд был прикован к деревянной столешнице и той женщине, что напротив него положила блокнот и ручку. — Зачем это?

— Чтобы ты не скучал, пока я буду занята делом.

— Над чем ты работаешь? Это всё те же «Сказания холодного моря»?

— Как ты угадал? — она улыбнулась, в последний раз посмотрела на него и во вдохновении потерялась для всего живого. Хён Соку не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с её решением.

И он схватил бы свой телефон, включил и уставился в экран, вот только писать ему было некому. У него не было хобби и интересов, что не приплетались бы к ПОПДМК. На главном экране Хён Сока даже не было ни одной установленной игры. Только обои с рисунком одного чудесного мальчика, на котором они с Лин держались за руки. Хён Сок смотрел на них и надеялся, что во всём схожие друг с другом фигурки развлекут его и отвлекут от чтения угнетающей новостной ленты. Правды в ней было меньше, чем в словах бабули Ии, в своей голове спутавшей всё на свете. Понять их обоих было просто невозможно.

Белый лист, пристроенный прямо у него под носом, раздражал и манил одновременно. Казалось, будто он нарочно был пустым и дразнил его, во весь голос крича: «Трус Квон Хён Сок! Да ты ведь даже не знаешь, чего хочешь от этой жизни. Без дела ты точно такой же, как и я. Ты ничто без работы, а её у тебя отобрали по твоей же глупости. Ты сам захотел этого. Мне стыдно, что теперь люди знают о том, что ты мой брат! И это ты убил меня!». Слова звучали голосами Эндрю и Лин, письмо Алека снова было перед глазами. Невыносимо. Для любого человека окажется невозможным совершить столько ошибок и стерпеть их последствия.

Хён Сок взялся за ручку и принялся писать. Что угодно, лишь бы заполнить бумагу. То, что не вызывало бы в нём ужас. Те вещи, которые ему нравились. Дождливые ночи, потому что в эти дни он мог просить сестру быть осторожной; памятник Луису Кортесу, мимо которого он проходил до работы и обратно; газета и чашка кофе, всегда приходящие в его дом вместе с Кэсси; поездки на По и его побеги от рук Эндрю, что вечно стремился пригладить его шерсть; сказки бабули Ии и заботы Ики об амфи; латте на столе Эндрю и разложенный пасьянс на мониторе его компьютера; невидимое внимание Лин и её хлопоты по дому, которые не замечал никто, кроме него; ужины с Кэсси и оставленные в его гостиной книги; Эндрю, что без конца одалживал у него вещи. Стоило просто начать, и он стал способен перечислять бесконечно долго. Дыхание сбилось, а щёки оживлённо загорелись. Хён Сок не мог перестать думать, но официант, принёсший холодный чай Кэсси, отвлёк его мысли.

— Тебе было не так легко оторваться. — Начала она, покручивая трубочку в изящном бокале. Его хрустальная ножка подходила тонким пальцам Кэсси больше, чем каким-либо другим.

— Я случайно увлёкся.

— Это правильно. — Оценивающе взглянув на свои записи, она протянула их ему. — Прочитай-ка мне. Хочу поразмыслить над звучанием.

Переняв её блокнот, Хён Сок задержался. Строки были составлены до боли знакомо. Он точно знал, кому Кэсси посвятила каждую уложенную в череду рифму.

«Предание о рыбаке и пустых сетях»

Однажды на утро рыбак вышел в море,

Заметил пометки он на воде голой.

Подогнал свою лодку, опустил в море сети.

Его дома ждали голодные дети.

Просидел он в той лодке с лихвой три заката,

Терпеньем запасся, от солнц горным скатом

Защитил свои очи, как старым прозреньем,

Да не двигался в лодке, семью оставив в забвеньи.

Но улов не удался, все сети пустые.

Крошки мальки разбрелись по пустынной

Холодной водице, покрывшейся коркой.

А старые метки всё служили подпоркой.

Рыбак дел не оставил, вновь бросил сети,

Упорством хотел решить прихоти эти.

Зима подступала, на море тишь-гладь,

А рыбаку всё никак не понять,

Что на море нет рыбы, как старого друга,

А среди дряхлых вёсел уж льда полно кругом.

Там незримая пустошь, там нет ни людей,

Ни фолков, ни амфи, ни даже теней

Деревьев что вдруг рассыпались прахом.

У рыбака всё давно идёт крахом.

Он вдруг вспомнил о детстве, вспомнил о маме.

Та была ему рядом обузой незваной.

Он её не хотел, да и вид был противен,

но от неё рыбак был неотрывен.

Он с раннего детства решил принять муку,

Молчаньем малыш ломал себе руки.

За матерью следом сбегал к ручейку,

Доставал там водицу, подражал рыбаку.

Но делал он куда больше, чем могла просить мама.

И тотчас она стала грузом немалым.

Назад рыбаку ничего не вернуть,

Но он вдруг пожалел, что выбрал тот путь,

Когда потерял и мать, и отца,

А всё потому, что ремесло образца

Ему стало отдушиной, готов он к скитаньям.

И уж нет нужды в прежних материнских деяниях.

Он был глуп и беспомощен в своих колебаниях,

Но вдруг принял дорогу и путь свой отчаянный.

Рыбак всё потерял и вмиг стал неприкаянным.

Он взял всё в свои руки, лишил себя правды.

Рыбакам не нужна никакая команда.

И он выбрал занятие, да лишь потому,

Что в море возможно бывать одному.

И лёд не трещит, и всё сыплются зубы,

А там старый рот и поникшие губы.

Сам себе бормотал он простые две песни:

Одна, как никто не стерпел скуки в жизни,

Другая, как мир вдруг обрушился прежний.

Эти древние басни уж сто лет пережиты,

Но бывалый рыбак их прибрал в свою свиту.

По морю кружил и цеплял те пометки,

Но вдруг ветер силой сорвал его сетки.

И свет вдруг разрушен, порвались путы вмиг.

Его волновало, что стал он без них.

Прошло поколенье, он ему изменил.

Уж как год упокоились его дочь и сын.

А он сам как ребенок с незнаньем наивным

Всё кружил по воде, да всё с морем противным.

Позабыл о жене он, о детях, отце.

Ему нужно лишь было