Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Всё это время паук наблюдал за узником. Когда тот пошевелился впервые, Рашка не придал этому значения, однако затем мужчина открыл глаза… Даже с такого расстояния было видно, что это не глаза подавленного, сломленного человека. В них застыло выражение решимости. На войне Рашка не единожды встречал такой взгляд. Первым делом человек расслабил лодыжки. Верёвки соскользнули с его ног практически беспрепятственно. Трудно было представить, что такое вообще возможно, но этот пухлый, с виду неуклюжий мужчина оказался достаточно проворным. То, как он выгнул спину, подныривая под опоясывающие грудь верёвки, нужно было видеть. Пожалуй, на подобное был способен лишь какой-нибудь циркач, да и то не всякому акробату было по силам так изгибать собственное тело. Раны, судя по всему, его совсем не беспокоили.

Освободившись от опоясывающих его тело верёвок, узник бросился прямиком к Рашке.

На мгновение паук оторопел. Мужчина никак не мог видеть его! А если и видел — то зачем выдавать? Возможно, он хотел каким-то образом позвать на помощь? Привлечь внимание? Но чьё внимание привлекать, если внизу — лишь тёмная бездна, ненамного светлее той, что над головой и такая же безжизненная?

Двое в капюшонах заметили происходящее слишком поздно. Оба бросились мужчине наперерез, но не успели остановить его. Рашка в этот момент оттолкнулся от подоконника, прячась за край карниза. И вовремя! Всем своим телом мужчина врезался в окно. От удара стекло разлетелось на десятки острых как лезвия осколков.

Мужчина рухнул вниз. Рашка разглядел мелькнувший красный шнур: руки несчастного по-прежнему были связаны.

Далеко внизу раздался плеск: тело упало в воду. И все — тишина.

Дня незнакомого мужчины всё было кончено. Даже если предположить, что он не разбился о воду при ударе, то плыть со связанными руками было практически невозможно.

Впрочем, мужчина погиб бы в любом случае. Просто он не дал мучителям возможности пытать его достаточно долго.

Рашка поспешно смотал паутину, подтянув себя на верхний край окна. В этот момент из оконного проёма под ним показалась одетая в капюшон голова. За ней — вторая… Незнакомцы о чем-то тихо переговаривались. Поверни один из них сейчас голову, и Рашка был бы раскрыт. Однако этого не случилось. Очень скоро головы скрылись из виду. После этого в апартаментах начался разгром.

Падала и трещала мебель, содержимое стола летело в бассейн, куда вслед за посудой и её содержимым соскользнуло и покрытое кровью кресло. Одно из зеркал разбилось с оглушительным звоном, статуи нимф оказались расколоты на части. Все это могло быть чем угодно: инсценировкой ограбления, не очень аккуратным обыском или же эти двое просто решили выместить гнев. А может быть, всё вместе. С удивлением Рашка осознал, что странное и тревожащее чувство ушло. Вместе с мужчиной из комнаты исчез и источник беспокойства. Следовательно, как бы эти двое не старались, они ничего не найдут.

Спустя некоторое время они покинули апартаменты.

Рашка ещё некоторое время прятался у стены, а затем осторожно перелез на крышу здания, оттуда — на другую и так далее… Странное чувство, испытанное им недавно, не возвращалось.

***

На следующий день он почти забыл ночном приключении. Забег по крышам превратился в ещё одно торопливое путешествие, а смерть того мужчины — в очередную неприятную подробность городской жизни. Да и мало ли Рашка видел за свою жизнь смертей?

А затем внезапно зуд вернулся с новой силой. Это было подобно удару молота прямо в грудь.

Словно Рашку пригвоздили к огромной доске, а затем сбросили с высокого здания в холодную воду. Рашка ощутил, как его паучьи конечности буквально сходят с ума. Но куда больше страдала человеческая часть — вместе с тревогой, беспокойством, зудом и бегающими под кожей мурашками пришёл страх.

А в тот момент, когда дверь в его лавку отворилась и внутрь вошёл смутно знакомый оборванец, этот страх перерос в ужас. Рашка поднял голову, мысленно радуясь, но на его лице сейчас тёмные очки, и, соответственно, пришелец не сможет прочесть написанного в его глазах испуга. Вещь, вызывавшая у Рашки все эти чувства, определённо была у пришельца с собой. В кармане? В кулаке?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Всё ещё не в силах прийти в себя от захлестнувшего его безумия, Рашка перевёл взгляд за стойку, туда, где стояла внушительных размеров старинная алебарда…

НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Ничего не боится тот, кому нечего терять. Нечего терять тому, кто ничего не нажил. Нечего терять тому, кто ничего не боится. Ничего не нажил тот, кому нечего терять.

Оба предложения в разных комбинациях без остановки крутились в голове у Ноктавиданта. В результате фраза перестала восприниматься настолько, что задумайся клирик о её первоначальном значении, его и здесь ждало бы фиаско. Оно просто не поддавалось какому-то выражению: то ли гибнет тот, кому нечего терять, то ли теряет тот, кому суждено погибнуть. Ерунда, и только.

В конце концов усилием воли он отогнал назойливую мысль, переключившись на звук собственных шагов. И всё же… Может быть, основной мыслью было как раз то, что любая мысль, будучи высказанной бесчисленное число раз, утрачивает смысл? Как детская считалочка, заклинание или бессмысленный шёпот психически больного. Или молитва.

Получается, молитвы тоже бессмысленны? Предательский голос у него внутри подсказывал, что да, бессмысленны, но и его Ноктавидант заставил умолкнуть. В конце концов, в отличие от Корбаша Талала, голос которого звучал беспрерывно и повелительно, этот голос не высказывал особого недовольства и не давал ценных советов.

Сосредоточится на шагах.

Ноктавидант поднял взгляд и тут же опустил. Длинный носок его туфли зацепился за порожек. Вот была бы умора, если бы клирик полетел вверх тормашками! Наверное, солдаты номарха смеялись бы не один день.

А их вокруг было очень много. В то краткое мгновение, когда Ноктавидант поднял взгляд, оторвавшись от созерцания мозаичных плиток пола и собственных туфель — бархатных, расшитых цветной вышивкой, но теперь пришедших в полную негодность, он насчитал четверых или пятерых воинов. Большинство из них были ветеранами, составляющими личную гвардию номарха. Распознать их было нетрудно — по красным мундирам и суровым лицам. Эти мрачные физиономии поворачивались в сторону проходившего мимо Ноктавиданта, провожали его тяжёлыми взглядами. Какие у них были приказы? Занять то, что осталось от дворца принципала и ждать, как развернутся события? Позволить власти номарха утвердится на этом клочке церковной собственности, где годами царили другие законы? Подготовить почву для переизбрания нового — на этот раз выгодного номарху — принципала? Талал ясно дал понять, что им может стать и он, Ноктавидант. Единственное, что от него требуется — лишь выразить такое желание. Мимоходом клирик поймал себя на мысли, что ещё несколько часов назад не позволял себе даже думать о чём-то подобном. Теперь… Весь его мир рухнул. То, что было привычным и казалось незыблемым, осталось в прошлом. Начиная от принципала и той самой комнаты, ставшей для него усыпальницей и заканчивая гибелью оракула.

Теперь Ноктавидант мог поразмыслить, что он почувствовал, войдя в крипту. А почувствовал он ещё чьё-то присутствие. Словно в крипте кроме крылатого находился кто-то ещё. Клирик не успел ни распробовать это чувство, ни даже как следует осознать его, прежде чем получил предательский удар. И все же он был уверен, что не ошибся. Возможно, каким-то образом о присутствии чужака стало известно архивариусам наверху? Тем, кто должен был следить за каждым произнесённым оракулом словом и записывать его…

Могло ли случиться так, что что-то из происходящего попало в их записи?

Внезапно Ноктавидант понял, что всё случившееся имеет гораздо более глубокую природу, чем казалось вначале. И как результат, будет иметь гораздо более серьёзные последствия.

Вот уже и солдаты Дагала орудовали во дворце принципала, а что будет дольше? Светская власть никогда не сталкивались с властью религиозной в открытом противостоянии, но так или иначе обе вели непримиримую борьбу. Примеров тому было великое множество.