Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Снаружи было темно. Луна скрылась за тучами, к тому же ему на руку сыграло то, что окна смотрели на канал. Даже если кто-нибудь стал присматриваться с того берега, ему вряд ли удалось бы разглядеть прильнувшую к стене фигуру.

То же самое работало и в отношении двоих незнакомцев в апартаментах: за всё время никто из двоих даже не посмотрел в сторону окна. Достаточно было случайно быстро брошенного взгляда, и Рашка был бы раскрыт. Интересно, подумал он, что произошло бы тогда? Эти двое не были такими простаками, какими показались вначале.

При одной мысли о возможном сражении кровь у паука начинала кипеть. Таким его создали. Когда-то, как и у всех, у него были ноги. Звучит глупо, но именно так привык думать о себе Рашка. Человеческие ноги — это не всё, чего он лишился. Иногда ему казалось, что он потерял гораздо больше в болотах Тантарона, настолько много, что в конце концов перестал быть человеком уже на поле боя. Паучьи ноги — лишь следствие. Попытка подарить ему новую жизнь, которую он мог бы прожить не настолько бездарно (читай: умереть во второй раз, но с куда большей пользой). Конечно, его никто не спрашивал. После битвы, лёжа в грязи и крови, Рашка видел, как по полю бродят напоминающие водомерок сборщики. Это были существа на длинных ногах с непропорционально маленьким телом и с двумя парами передних конечностей. Изредка какой-нибудь из них останавливался, наклонялся к земле, а когда распрямился, то в передней паре конечностей у него болталось чьё-то бесчувственное, но ещё живое тело. На спине каждого сборщика горел фонарь. Его цвет позволял издалека заметить приближение сборщика. В ту ночь Рашка впервые видел их за работой — сотни светлячков, медленно двигающихся в абсолютном мраке.

Рашка не помнил тот момент, когда его нашёл сборщик, не помнил и того, как оказался на больничной койке, однако тот момент, когда он увидел собственные ноги, навсегда запечатлелся в его памяти…

***

Сквозь стекло Рашка наблюдает как заговорщики берут мужчину за ноги, подтягивают к бассейну, а затем несколько раз окунают — очевидно, чтобы привести в чувство. Когда с водными процедурами покончено, и несчастный приходит в себя, его буквально швыряют в кресло. Не успевает он понять, что происходит, как его руки и ноги оказываются обмотаны обрезками шнура.

Рашка, который не единожды видел подобные приготовления, не сомневается в том, что ждёт несчастного. По-видимому, знает и сам пленник. Когда один из напавших связывает ему ноги, он решается на хитрость и напрягает мышцы. С руками то же самое провернуть не получается. Когда шнур уже затягивается вокруг запястий, мужчина слегка разводит кисти рук в стороны, но тут же получает удар в лицо. Голова его откидывается назад, ударяется о спинку кресла и падает на грудь.

Пока один незваный гость проверяет крепость узлов, второй приносит взятый со стола подсвечник. Всё происходящее кажется слишком будничным, слишком нормальным. Поэтому то, что происходит следом, выглядит особенно чудовищным. Взяв горящую свечу, он подносит её к бакенбардам несчастного, отчего те моментально загораются.

Рашке не нужно находиться внутри комнаты, чтобы почувствовать запах; он хорошо помнит его. Почему-то война до сих пор ассоциировалось у него именно с этим запахом. Не со смрадом разложения, не с вонью сырой земли, где приходилось проводить целые дни — в окопах, траншеях, а именно с запахом гари. Именно его ощутил Рашка после пробуждения. Тянуло снаружи лазарета. Там сжигали одежду умерших, а вместе с ней — окровавленные бинты, вату и другие отходы хирургии. Это значило, что горела не только ткань, но и то, что её пропитывало: кровь, пот, гной и бог знает что ещё. Даже спустя годы Рашка иногда чувствовал этот запах. Словно однажды пристав к коже, он осел на ней жирной плёнкой, которую не отмыть никаким мылом.

Вмешаться в происходящее или как-то помешать двум мучителям Рашке не приходило в голову. На войне он множество раз видел пытки. И не только видел, но и нередко принимал в них участие. Случалось, страдать приходилось и ему, но всегда вмешивался случай — как в тот раз, когда сборщик обнаружил его в грязи. Обе Рашкины ноги так и остались лежать на том поле, и порой он думал, вряд ли нашёлся хоть кто-то, кто достойно похоронил его останки, а также останки ещё десятка тысяч солдат по обе стороны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

За стеклом мучители принялись избивать несчастного, нанося один удар за другим. Рашка убедился в том, что перед ним мастера своего дела. Они не кричали, не требовали ответов сию минуту. Рашка был уверен: с той минуты, когда эти двое вошли в апартаменты и вплоть до нынешнего момента они не проронили ни слова. Основной задачей было напугать жертву, подавить, сломить. А главное: не дать ей возможности примерить на себя роль героя. Порой случалось так, что под пытками человек не сдавался, а наоборот, ожесточался, и тогда добиться желаемого становилось невозможно. Рашка видел подобное в армии, хотя и считал до крайности глупым. История, подумал он, знает массу примеров, когда так называемые «герои» предпочитали мучительную смерть вместо того, чтобы выдать своим палачам один-два ничего не значащих секретика.

Пока продолжалось избиение, смутное беспокойство вернулось. Модификант не понимал, что именно кажется ему странным. Его просто не покидало чувство… неправильности происходящего. Чувство, которое Рашка испытал в ту минуту, когда впервые увидел толстяка, было необычным. Как будто вместе с ним в комнату вплыл шар обжигающе горячего огня.

Лишь несколько тревожных ударов сердца спустя Рашка понял, что источником необычной тревоги был либо сам человек, либо что-то, что могло находиться у него с собой. Некая вещь, при том достаточно маленькая, чтобы мучители не обнаружили её сразу.

Дело не ограничилось одной лишь пыткой огнём. Один из извергов как раз заканчивал наносить удары огромной бараньей костью. Предварительно он её хорошенько обглодал и, по-видимому, остался доволен, хотя в следующее мгновение нанёс первый удар. Взметнулись обрывки сухожилий, и толстый конец кости обрушился несчастному на голову. Его били, резали, кожу протыкали, а волосы сжигали. Всё это время Рашка находился за окном. Он висел между тёмным, лишённым луны и звёзд, небом и угольно-черным каналом внизу. Обе его руки лежали на узкой каменной полке снаружи, ноги с острыми когтями на концах впивались в неровности стены.

Усталости он не чувствовал, и мог находиться в таком положении сколько угодно, разве что… Зрелище за окном стало его утомлять.

Внизу находился канал, в воде которого ничего не отражалось. С такого расстояния он напоминал трещину в земной коре, бездонный провал. Уже неоднократно Рашка ловил себя на мысли, что смотрит вниз и думает, что назначение этой водной артерии в точности отражает характер города: с помощью канала обитатели Завораша избавлялись от всего неудобного.

Поступят ли таким же образом эти двое? Отправится тело несчастного в канал или так и останется привязанным к креслу, где его найдут много дней спустя? Или же палачи сделают последнюю милость и бросят тело не в грязную воду городских стоков, а в бассейн, где оно омоется в последний раз? Какой бы ни был финал, Рашка был уверен, что через дверь выйдут лишь двое, и среди них не будет человека в кресле…

Мужчина в очередной раз помотал головой: жест, понятный без слов. Отрицание, несогласие, отказ. Обычно за этим следовал удар. Так случилось и на этот раз. Один из мучителей сделал быстрый тычок раскрытой ладонью мужчине в нос.

Резко откинувшись назад, голова мужчины безвольно упала на грудь. Уже второй раз за вечер он потерял сознание.

Наверняка пытки продолжались бы и дальше, но оба палача решили взять паузу. Хотя Рашка не мог видеть их лиц, он хорошо угадывал их движения. Очевидно, не получив нужных сведений, эти двое решали, как поступить с несчастным. Фактически же, в этот момент обсуждалось не то, будет этот человек жить или умрёт, а сколько ещё ему предстоит жить и страдать. После обмена краткими репликами оба направились в дальнюю часть комнаты. Может быть, им пришло в голову поискать среди вещей? Ведь то, за чем они явились, вполне можно было найти, просто перевернув всё вверх дном. При условии, конечно, что это «нечто» действительно находилось поблизости…