Завораш (СИ) - Галиновский Александр

И всё же Тисонга решил отлететь как можно дальше — и ниже! — от острова. Посмотреть, как далеко он может забраться. Настолько хватит верёвки — это точно. Но много ли её? И позволят ли ему отдалиться на достаточно большое расстояние? Возможно, у него все же появится шанс сбежать…

Силы понемногу покидали его. Интересно, что будет, когда они полностью иссякнут? Упадёт ли он в бездну подобно герою всем известной легенды? Или раньше задохнётся, надышавшись отравленного воздуха? Или ещё раньше его лёгкие разорвутся от крика? В этот момент ангела осенила мысль, что уже некоторое время рядом нет ламий… Стоило Тисонге об этом подумать, как он испытал новую боль. На этот раз тварь подобралась к самому его лицу и вгрызлась прямиком в щеку. На краткий миг ангел увидел полную острых зубов пасть, такую широкую, что наверняка могла бы перекусить человеку руку.

Ламия вцепилась в него всеми своими зубами, намертво сомкнув челюсти.

На этот раз боль была чудовищной. Какая-то часть сознания ангела ещё сохраняла способность мыслить связно. Он понял: с ним просто расправились. Бросили на съедение, будто хлебные крошки, которые сыплют в водоём с рыбками. Но если так, зачем весь этот маскарад? Бескрылые вообще могли его не развязывать тогда, когда он свисал с края острова в первый раз, достаточно было перерезать верёвку.

Мысль эта была отстранённой и нереальной, словно в голове у него звучал чужой голос.

Теперь, когда существование ламий стало фактом, он по-другому воспринимал все остальное. Возможно, увиденное на гобелене в грязной фабричной каморке не такой уж и бред? Или бред — это все происходящее с ним с того самого момента, как он открыл глаза после того сна с монетой?

А вдруг он и вовсе не открывал их?

Вдруг он спит и видит сон? Сон во сне внутри ещё одного сна.

Технически, если спать и видеть сны, один внутри другого, то можно никогда и не проснуться. Просыпаешься внутри одного сна — и тут же оказываешься в другом… И так до бесконечности.

Логика сна, вновь подумал Тисонга, — это отсутствие всякой логики.

И все же у него оставалось проверенное средство. Кто-то назвал бы его последним. Так можно было быстро покинуть любые сновидения: сложить крылья и падать, падать, падать… Пока не появится бешено несущаяся навстречу земная твердь. Ну, а если не появиться… Тогда он будет по крайней мере уверен, что мир не сдвинулся с места и все в нём по-прежнему: небесные города находятся там, где им положено, не-ангелы выполняют работу, а ремесленники сна, включая его брата, мирно спят в Башне, дожидаясь, пока явится Учитель, развернёт свиток и прочтёт каждодневную молитву…

КТО ЧИТАЕТ В СЕРДЦЕ УБИЙЦЫ?

Погоня оказалась недолгой.

— Стой!

С того момента, как неизвестный бродяга вылез из окна подвала и до того мига, когда прозвучал крик, прошло меньше нескольких ударов сердца. Фактически, столько времени потребовалось бы, чтобы сделать вдох, пройти три шага, или — достать из чехла самострел, прицелиться, выкрикнуть, затем нажать на спуск.

Если подумать, никакой погони вообще не было. Напарники, отходившие в это время от лавки Рашки, увидели, как какой-то тип вылазит из крохотного окошка вровень с землёй. Оба ахнули: никому из них и в голову не приходило, что в такое крохотное отверстие мог пролезть человек.

Кричал Анабас, а стрелял Сур.

Будь оно по-другому, злоумышленник наверняка замер бы на месте, остановленный сначала громогласным выкриком великана, а затем — и пулей его более ловкого напарника.

Рашка наблюдал за всем этим в крохотную щель под самой крышей изнутри здания. Вид открывается сверху и сбоку — так он видел бы переулок, если бы, к примеру, выглянул в окно. Однако окон в лавке у паука не было, и вот почему: много лет назад одна из жертв Рашки вырвалась ещё до того, как он закончил пеленать её паутиной. Будучи в чём мать родила, крича и размахивая руками, человек пробежал два квартала, пока его неожиданно не сбила конная повозка. Сбила, к счастью, насмерть. Поэтому никто не узнал, откуда он бежал, и кто был причиной необычного вида несчастного. После этого Рашка заколотил все окна, а на место проёмов повесил гобелены и покрывала. И все же кое-что он упустил из виду. Одно окно — в подвале — осталось незаконченным. Теперь паук проклинал себя за это. Оплошность, которая могла стоить ему всех планов!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Поэтому он обрадовался, когда один из стражей поднял пистолет, прицелился бродяге в спину и нажал на спуск.

Вернее, самого момента, когда палец стража нажимал на спуск, Рашка видеть не мог даже при всем своём остром зрении, зато крики и последовавшую затем суматоху различил хорошо. Раздавшиеся одновременно крики наверняка были слышны на несколько кварталов вокруг. Стражи не так часто заглядывали в эту часть города. Однако произошедшие за последнее время убийство изменили этот годами установившийся порядок, и теперь свистки городских стражников регулярно прорезали тишину городских трущоб. Этими свистками городские стражи сообщали друг другу, что патрулирование проходит без проблем. В обычном режиме — один короткий свисток и два длинных, а если требуется помощь — то три коротких или три длинных. Последние сигналы почти никогда не звучали, поскольку удивительным образом в последнее время трущобы сделались относительно спокойным местом. И всё потому, что поблизости орудовал неизвестный убийца. Чудовище, которое похищает с места преступления части тел своих жертв.

Забирает, чтобы пожирать? Использует для медицинских опытов? Рашка захихикал, подумав об этом. Никому и в голову не могло прийти, что за причина побуждала его убивать и забирать трофеи.

Разглядывая развернувшуюся снаружи сцену, Рашка вплотную прильнул к щели. Его паучьи ноги цеплялись за сплетённую им паутину, свисающую с потолка, в то время как руки не переставали плести новую нить. Нить, которая могла показаться на первый взгляд тонкой и хрупкой, на самом деле была прочной, словно стальная проволока. На самом деле человеческие пальцы куда лучше подходили для того, чтобы управляться с паутиной, и Рашка в который раз подумал о том, как несправедлива природа: всякому организму она даёт не более оптимальные, а более подходящие органы.

Рашка начинал строительство новой колыбели для себя, и ещё одной — для запасов пищи. Они пригодятся, когда он впадёт в спячку — короткий, но все же необходимый период, во время которого метаболизм в организме замедляется. У обычных пауков это было связано с холодным сезоном и недостатком пищи, Рашка же получил эту особенность вместе с модификацией.

Он наблюдал, как стражи склоняются над застреленным бродягой и шарят по карманам. Человек едва заметно пошевелился, и только сейчас паук понял, что картечь из ручного самострела угодила ему в поясницу чуть пониже спины. С такого расстояния подобный выстрел не способен причинить хоть сколько-нибудь ощутимого вреда. В очередной раз Рашка выругался.

Затем один из стражей, тот, что был выше ростом, достал откуда-то из складок одежды бродяги некий предмет. Очевидно, это и была та вещь, которую почувствовал Рашка. И тут он понял, что уже чувствовал нечто подобное раньше. Несколько дней назад он преследовал двух незнакомцев в верхней части города… К сожалению, самого источника беспокойства он тогда не видел, но сейчас, глядя на предмет, зажатый в руке стража, понял, что это именно та вещь.

Предмет был сферической формы и светится в полумраке. А ещё, как показалось Рашке, издавал высокий, на одной ноте, монотонный звук. Сейчас этого звука слышно не было, но он хорошо различил его, когда бродяга явился в лавку. Что-то было в этом звуке такого, что пугало и одновременно притягивало Рашку, в буквальном смысле заставляло разрываться на части — в этот момент все звериное в нем волновалось, бурлило и приходило в смятение. Все-таки, он был больше животным, чем человеком.

Именно поэтому он охотился. Не ради пропитания, не ради трофеев, хотя сбор оных входил в планы.