Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

его долю выпало много страданий, это не давало ему повода ставить себя выше других или в чем-то от них отличаться. Так он завоевал уважение людей, привыкших к тому, что цари разделяют с ними скудную пищу, спят на жестких кроватях и занимают первые позиции во времена опасности и бедствий. Разговор вернулся к Павсанию.

– Все же я не понимаю, командующий, – сказал воин по имени Бойскос, – как человек, победивший в битве при Платеях, мог сговориться с персами. У меня такое впечатление, что кто-то хочет уничтожить его репутацию и славу, чтобы лишить власти. Что думаешь по этому поводу?

Клейдемос тщательно обдумал ответ, а затем сказал:

– Друг мой, доказательств этим слухам нет. Вряд ли кто-то осознанно распространяет эти слухи; скорее всего, они являются просто городскими сплетнями. Тем более, что доказательств им тоже нет. Что касается меня, то Павсаний всегда поддерживал и высоко ценил меня, и я благодарен за это.

– Но ты покинул его. У тебя должны были быть на это причины.

– Когда я узнал, что эфоры и старейшины отстранили его от командования, я понял, что долг гражданина и чувство благодарности к Павсанию – разные вещи. Поэтому я вернулся.

– Что же собирается делать царь? – спросил собеседник.

– Не знаю, – ответил Клейдемос. – Могу предположить, что он вернется хотя бы для того, чтобы защитить свое доброе имя и объясниться.

Клейдемос и представить не мог, что в этот самый момент в подвалах зала совета офицер криптии задавал кому-то тот же самый вопрос с угрожающей интонацией в голосе. Офицер допрашивал человека, закованного в цепи, который подвергался жестоким пыткам и истязаниям. Его тело было покрыто синяками и истекало кровью. Этим человеком был Карас.

– Нам известно о твоей тайной встрече с Павсанием. Не может царь Спарты безо всякой причины встречаться с жалким слугой!

– Я уже говорил, что царь лишь хотел передать мне вести о человеке, которого мы зовем Талосом, а вы – Клейдемосом, – ответил Карас вялым голосом.

– Тайком, в полуразвалившемся сарае, вдали от любопытных глаз? – с усмешкой спросил офицер и со всей силы ударил Караса плетью.

Карас застонал от боли, стиснув зубы.

– Помилуйте, – сказал он, как только смог заговорить, – я ничего не сделал. Ко мне в хижину пришел слуга царя и сказал, что Павсаний хочет поговорить, что у него есть новости о Талосе. Я не знаю, почему он назначил встречу в этом месте; возможно, он счел неприличным принимать раба на виду у всех в собственном доме. Он просто сказал, что Талос попросил разыскать меня, чтобы я передал его слова женщине, которая его вырастила.

– То есть я должен поверить, что вы больше ничего не сказали друг другу? О чем просил Павсаний? – крикнул офицер. – Говори, проклятый, или не выйдешь отсюда живым!

Карас поднял голову.

– Господин, – сказал он, задыхаясь, – ты прекрасно знаешь, что до этого я никогда не видел царя. Почему я должен терпеть пытки из-за него? Я готов рассказать о нем все, что угодно, лишь бы меня освободили.

Офицер бросил вопросительный взгляд на эфора Мнесиклеса, наблюдавшего за допросом. Эфор вышел из темного угла.

– Все-таки этот человек прав, – сказал он таким голосом, что Карас вздрогнул. – Зачем терпеть боль и рисковать жизнью ради спартанского царя, которого он почти не знает и которого, конечно же, не любит? Но мы-то знаем, – добавил он, взяв плеть из рук офицера и подойдя к пленнику, – что твой друг Талос все эти годы пользовался доверием Павсания. Чтобы защитить друга, ты готов вытерпеть любые страдания, не так ли?

Карас поднял закованную руку, чтобы вытереть пот со лба и выиграть время на размышление. Он не попадется в ловушку и не выдаст себя.

– Я не знаю, от чего я должен его защищать, – сказал он, – а если бы и знал, то не стал бы этого делать. Талоса больше нет для жителей горы. Человек, которого вы зовете Клейдемосом, чужой для меня. Я не хочу его видеть. Но для женщины, которая вырастила и воспитала его, было важно узнать, что он жив и здоров. Поэтому я согласился на встречу с царем.

– Ложь! – крикнул эфор и ударил Караса рукояткой кнута по носу. Кровь хлынула из рассеченных тканей, потекла в рот и на грудь закованного великана. Лицо Караса превратилось в бесформенную маску. Глаза так распухли от ударов, что почти не открывались, губы были разбиты. Его сбивчивое дыхание сопровождалось сильным хрипом.

– Господин, – промолвил он, найдя в себе силы, – я не могу рассказать того, чего сам не знаю. Но если позволишь понять, что ты хочешь услышать от меня… Я расскажу все, чтобы спастись. – И он опустил голову на грудь.

Эфор отвел офицера в сторону, чтобы посоветоваться.

– Он очень сильный, – сказал он, – мы не смогли вырвать из него ни слова. Либо… Он действительно ничего не знает. Кажется, он только что выразил готовность помочь нам с обвинением против Павсания.

– Не знаю, – озадаченно ответил офицер, – может быть, ему известен наш закон, согласно которому показания слуги не имеют силы против представителя касты равных, не говоря уже о царе. Может быть, он предложил помощь, чтобы запутать нас, а сам прекрасно понимает, что она нам не нужна.

– Как ты думаешь, что делать? – спросил эфор.

– Продолжим пытать. Возможно, мы не до конца испытали его силу. В конце концов, все равно придется убить его. Сейчас ненависть к нам сильнее, чем страх. Он может быть опасен. Не забывай, что ночью он голыми руками оторвал ярмо, к которому был привязан. Когда подоспел стражник, он уже выламывал прутья ворота…

Эфор бросил взгляд на Караса, который, казалось, потерял сознание, и сказал:

– Я не согласен: во-первых, есть люди, которых нельзя сломать пытками. Этот, как мне кажется, один из них. Если мы его убьем, никогда не узнаем, что он скрывал. Поэтому доведи пытку до предела, раздави его болью и страхом. – Он взглядом указал на раскаленное железо, которое лежало на углях. – Ты понимаешь, о чем я. – (Офицер кивнул.) – Если вытерпит, отпусти его, но следите за ним, не теряйте из виду. Главное – предупреди, если он попытается встретиться с Клейдемосом или с женщиной, которая живет на горе. Среди наших людей есть илоты, они помогут. Если наши подозрения верны, рано или поздно он сам себя выдаст. Мне пора, здесь я больше не нужен. Завтра доложишь.

Он накинул плащ и вышел. Офицер снова подошел к пленнику и привел Караса в чувство, опрокинув ему на голову ведро воды. Затем он подошел к углям. Поначалу сквозь туман, затем с большей ясностью, Карас увидел раскаленное железо на расстоянии ладони от своего лица. Ужас охватил его душу: раскаленное железо светилось белым светом так близко, что он почувствовал жар.

– Теперь ты