Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

заговоришь, – спокойно сказал офицер и схватил Караса за волосы.

Карас напряг мышцы в последней бесплодной попытке освободиться; судороги мгновенно охватили измученное тело. Он не шелохнулся, собирая последние силы духа, как раненый кабан после неравного поединка со сворой собак. Истекая кровью, он прижался к бревну в ожидании, когда охотничье копье пронзит его глотку.

– Говори! – приказал офицер и придвинул раскаленное железо еще ближе.

Карас выпустил кровь из носа, стиснул зубы и проговорил с пеной у рта:

– Я ничего… не знаю.

Он весь дрожал, зубы клацали от судорог. Офицер схватил его и ткнул раскаленным железом прямо в левый глаз узника.

Крик Караса вырвался из подземелий дома совета, пронесся по площади страшным ревом и разбудил двух гоплитов, прикорнувших на своих копьях.

Вскоре из дома совета вышел офицер; он не ответил на приветствия стражников, миновал пустынную площадь и исчез во мраке. Он добросовестно выполнил задачу, точно следуя полученным приказам: теперь он знал, что несчастный заключенный в подземелье действительно ничего не знал. Не могло быть в жалком пастухе ни такой силы воли, ни твердости духа, необходимых, чтобы выдержать столь невероятные муки. Он заставил его поверить, что полностью ослепит его, и пастух все равно промолчал. Прежде чем узник лишился чувств, офицер успел прочесть в его опухшем глазе невообразимый ужас. Перед тем как уйти, он снял оковы и отворил низенькую дверь подземного туннеля, ведущего на свободу, за городскую стену. Он приказал своим людям ждать пастуха около стены и следить за ним. Эфор Мнесиклес был прав: если этот человек еще жив, если ему хватит ума, чтобы убежать подальше, и если он действительно что-то замышлял с Павсанием, то рано или поздно он выдаст себя, и тогда они обо всем узнают. Теперь он мог вернуться в казарму и отдохнуть после утомительного дня.

Между тем Карас пришел в себя, освеженный ветерком, который дул в отверстие туннеля. Сильная боль в левой глазнице напомнила ему о жестоком увечье, которое ему недавно нанесли. Вокруг было темно, и Карас решил, что окончательно лишился зрения. Он горько разрыдался: все кончено, остается только пожелать скорейшей смерти. Пока Карас предавался этим мыслям, тьма начала рассеиваться, и стали вырисовываться контуры окружающих предметов. Он понял, что освободился от цепей и, с трудом встав на ноги, осмотрелся. Заметив открытый проход, он тут же нырнул в него. Некоторое время Карас шел во мраке, то и дело спотыкаясь и содрогаясь от соприкосновения с мерзкими тварями, кишевшими в подземном туннеле. Наконец он ощутил дуновение свежего воздуха на обезображенном лице и понял, что выбрался на свободу. Увидев мерцание звезд Ориона на опаловом небе в конце туннеля, Карас понял, что скоро рассвет. Оказавшись на свободе, он побрел, шатаясь, по пустынному полю к реке Эврот.

Он встал на колени и промыл окровавленную глазницу, вздрагивая и постанывая от холодной воды. Когда раненый циклоп поднялся на ноги, лунный диск уже начинал бледнеть. Задыхаясь от боли и ярости, он простер кулаки к белокаменному городу, сиявшему в бледных лучах утренней зари. Затем он побрел к Тайгету. Величественная гора еще была окутана мраком, но тепло встретила его и укрыла в непроходимых лесах.

У Павсания более не было причин оставаться в Троаде, поэтому он решил вернуться, полагая, что у эфоров нет против него доказательств. Однако совершенно другой человек собирался предоставить эфорам сведения, которые они хотели заполучить и тщетно старались выведать у Караса. Об этом человеке они еще ничего не знали.

Эфоры думали, что Павсаний попытается связаться с Карасом через илотов, служивших в его доме: его слуг уже заставили сотрудничать с криптией путем шантажа и обещанных наград. За Клейдемосом тоже велось постоянное наблюдение.

Павсаний осознавал свое положение и чувствовал себя подобно льву в клетке. Все сторонились его, а с теми, кому доверял, он не мог встретиться. Он не хотел подвергать опасности Клейдемоса, которого преследовали шпионы криптии. Поначалу он решил покориться воле эфоров и старейшин и дождаться, когда обстоятельства снова изменятся в его пользу.

Однажды рано утром перед рассветом в дверь эфора Мнесиклеса постучали. Он открыл дверь и увидел молодого темнокожего иноземца, скрывавшего свое лицо под капюшоном. Молодой человек сказал, что хочет поговорить с эфором.

– Меня зовут Аргейлос, – сказал он, – я служил в Византии у царя Павсания. Я хочу рассказать тебе кое-что. Уверен, тебе будет интересно это услышать.

– Заходи. – Эфор закрыл дверь. Он пригласил гостя сесть, и молодой человек снял плащ с капюшоном: сомнений быть не могло – это был иноземец, скорее всего азиат. – У тебя греческое имя, – сказал эфор, – но ты похож на иноземца.

– Так и есть, – ответил юноша, – мое настоящее имя – Лахгал, я сириец. На протяжении многих лет я верой и правдой служил Павсанию, но теперь я здесь, чтобы донести на него. Я не шпион, поверь. Я человек, который желает отомстить за чудовищное вероломство. Вместо благодарности за мою верность царь попытался убить меня, чтобы его интриги с великим царем не раскрылись.

– Твое обвинение чрезвычайно серьезно, – сказал эфор. – Ты отдаешь себе отчет в том, что обвиняешь царя Спарты в государственной измене? Будь осторожен: если не сможешь доказать свои слова, ты рискуешь жизнью.

– Я докажу свои слова, когда пожелаешь, – ответил Лахгал.

– В таком случае правда должна раскрыться как можно скорее. А теперь расскажи все, что знаешь. Ты не пожалеешь о том, что помог раскрыть подлое предательство Павсания.

Лахгал рассказал все, что удалось увидеть и понять за годы жизни с Павсанием. О путешествии в Келайнай он рассказал так, чтобы снять с Клейдемоса все подозрения.

– Итак, ты хорошо знаком с Клейдемосом Клеоменидом, – сказал эфор, – нам известно, что Павсаний высоко ценит его и поручал ему важные дела.

– Я знаю его, – подтвердил Лахгал. – Я лично передавал ему указания царя, когда он командовал фракийским отрядом. Но он не имеет никакого отношения к предательству Павсания, это я знаю точно. Царь приказал ему отправиться со мной в Келайнай, чтобы изучить расположение персидских гарнизонов во внутренних областях страны. Предлогом для этого стала подготовка военной экспедиции, которая должна была отогнать персов за реку Галис. Истинная цель миссии была известна только мне: сообщить сатрапу Артабазу, что Павсаний готов выступить на Спарту и ждет денег и людей. Клейдемос должен был передать сообщение, что я шпион персов. Когда моя работа переводчиком подошла к концу, Клейдемос перестал нуждаться во мне, и ему приказали убить меня. Но я успел прочесть послание царя, пока Клейдемос спал, и скрылся.

– Что ж, – ответил эфор, – знай, что, будучи иноземцем, ты не можешь свидетельствовать против члена касты равных. Тем более против царя, хотя регентство Павсания заканчивается и царевич Плейстарх