Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

class="p1">— Ну, пожалуйста. Только так я смогу спокойно остаться в Билтморе.

— Поговорим об этом после. Я только рада, что Рема наконец проговорилась мне про вашу крышу и мы узнали, что вам надо помочь. Идите спокойно.

Не говоря ничего про деньги, Роберт Братчетт покачал головой.

— Нам с Джонни Маком надо кое-что обсудить и выяснить. Я останусь с Эллой, и мы всласть поболтаем.

Керри с трудом сглотнула. А потом взяла в руки фотографию отца и Братчетта в военной форме солдат Конфедерации, которая лежала на их единственном столе.

— Это было спрятано в его скрипке.

Братчетт приподнял бровь.

— Вот как? — Он не сделал попытки рассмотреть поближе, как будто изображение и без того было запечатлено в его памяти. У Эллы напряглись плечи, словно она пыталась скрыть какие-то сильные эмоции.

Наступившая тишина как будто вибрировала от чего-то невысказанного.

— Никто из вас не хочет рассказать мне что-нибудь об этой фотографии? Или о том, почему она так волнует его? — Она поглядела на отца, который весь день был без сознания. — Ну, в смысле, кроме воспоминаний о войне?

Глаза Роберта Братчетта не отрывались от неподвижного тела ее отца. — Ты же знаешь, не все тут, в горах, сражались на той стороне.

— Мы знаем, что он был за Конфедерацию. Но он сам особо не распространялся об этом.

— Нет. И не стал бы.

— А в этой фотографии есть что-то, что отец мог бы связать с нападением на станции? Так странно, что он…

Она явно коснулась какой-то тайны своим вопросом, потому что гости быстро переглянулись.

Элла Братчетт наконец произнесла:

— Дай лучше сперва Роберту переговорить с твоим папой, если в эти дни будет такая возможность. Может, они сумеют что-то выяснить. И тогда ты потом сможешь спросить все, что хочешь.

И вот близнецы с сияющими, умытыми до скрипа личиками стояли, заглядывая в зал, ведущий в бильярдную. Миссис Смит велела им держаться подальше от коридоров и лестниц, когда начнет прибывать поток гостей.

Керри страшно нервничала из-за того, что́ близнецы могут сказать или сделать. Но руки у нее задрожали не поэтому. А потому, что минуту назад сказал ей Марко Бергамини. Стаканы с горячим какао постукивали о серебро подноса.

Клейдесдали, снова запряженные в сани, вернулись, позвякивая в падающем снегу своими серебряными колокольчиками. Они везли укутанных в пледы гостей в шубах и цилиндрах, а также их багаж.

Все конюхи и лакеи были заняты помощью пассажирам и разгрузкой их вещей. Керри стояла сбоку со стаканами горячего какао на подносе в одной руке и блюдом дымящихся круассанов Пьера — в другой. В последнюю минуту Рема настояла на том, чтобы добавить в какао больше сливок, что вызвало очередные баталии внизу, на кухне.

— Потому что, — торжествующе нанесла Рема последний удар, — со всеми этими причитаниями насчет призовых молочных коров мистера Вандербильта, сливки должны сами сказать свое слово.

Улыбнувшись про себя, Керри протянула поднос гостям.

— Неприятности, — шепнул ей Марко, протаскивающий мимо нее в сторону грузового лифта один из сундуков.

— О? — она повернулась к нему, едва не выплеснув какао на Джорджа Вандербильта, который выскочил из первых саней, едва они затормозили и остановились под перезвон бубенцов.

В следующий проход с очередным сундуком Марко добавил:

— Я должен кое в чем признаться.

И это все слова, которыми они успели обменяться. Но его глаза были темными и жесткими.

Сердце Керри забилось где-то в глотке. Если это было признание в убийстве репортера, она предпочла бы не слышать его, а оставаться под завесой лжи. Что бы там ни было у итальянцев в их мутном прошлом, сейчас она им доверяла и не хотела бы, чтобы это изменилось.

Джон Кэбот в нескольких метрах от нее помогал встречать гостей.

— Я только поздороваюсь, — сказал он Вандербильту.

— Ну что вы! Мы будем рады, если вы останетесь с нами, сколько вам будет угодно. Я совсем не хочу, чтобы вы сидели в отеле в одиночестве на Рождество.

— Я только поприветствую вашу матушку и всех остальных. Но это семейный праздник, — он похлопал Вандербильта по плечу. — А из моего окна открывается потрясающий вид на горы, засыпанные снегом.

— Тогда хотя бы возвращайтесь завтра днем, ко времени вручения подарков детям всех служащих, ладно? — В глазах Вандербильта снова мелькнула робость. — Мне кажется, вам это будет особенно приятно.

— Хорошо. Спасибо. — Кэбот мельком взглянул на Керри, а потом отвернулся.

Поставив поднос с пустыми стаканами в электрический подъемник, Керри достала из механического другой поднос, с глинтвейном в чашках с монограммами «V». Талли и Джарси сновали вокруг, как молодые угри, миссис Смит то и дело посылала их то на кухню, то в кладовую, то на третий, гораздо более шумный, подъемник.

— Ты видела все эти меха, Керри, а? — спросила Талли. — Прямо чудо, что в лесу вообще осталась хоть одна живая лиса.

— Я думаю, Талс, что это не лисы.

— Я едва сдерживаюсь, чтоб не подойти и не погладить.

Керри, смеясь, сморщила нос.

— Давай ты не будешь этого делать. Я должна быть уверена.

Джарси увернулся от нее, когда девушка повернулась, держа в руках поднос с глинтвейном.

— Этот человек, Кэбот, — тот, что с печалью в глазах, — почему он еще тут, когда все его друзья уже пару недель как уехали?

— Не знаю. Ну, разве что… Может, не у каждого есть семья.

Джарси, представив себе такое, едва не заплакал.

Может, она перестаралась, уча близнецов сочувствию к ближним — оба были слишком уж мягкосердечны, а в этом мире такое небезопасно.

Пока Керри озиралась в поисках лакея, чтобы передать ему поднос, к ней подошла миссис Смит.

— Мистер Вандербильт уверял меня, что ему ничуть не важно, будет ли обслуживать гостей лакей или судомойка, но я сама с трудом могу это вынести. — Она мрачно затрясла головой. — Но нам не хватает двух лакеев, да еще это грязное чудище там внизу вырвалось из подвала. И мы сумели поймать его только за кладовой, этого Седрика. Полный хаос, все, как нравится американцам. — Она вздохнула. — Так что, Керри, мне придется послать тебя туда, наверх, где, прости господи, отнюдь не место кухонной прислуге.

Керри осторожно спустилась в зимний сад. Пальмовые листья раскачивались вслед фланирующим гостям. В воздухе снова пахло корицей, гвоздикой и яблоками — от принесенного ею глинтвейна, — и еще орхидеями, которые обрамляли фонтан.

Гости осматривались, осыпая Вандербильта вопросами.

Покажи, где же ты решил повесить маминого Джона Сингера Сарджента.

Просто чудо, Джордж, что тебе удалось отыскать приличных рабочих в такой дали от цивилизации. Ты говорил, что привез из Англии далеко не всех. Да даже подобрать толковый персонал…