Фрейд - Питер Гай

Одна из причин того, что Фрейд нисколько не сомневался в Пфистере, заключалась в том, что у него имелась масса возможностей наблюдать пастора вблизи. Во время первого визита в квартиру на Берггассе, 19, в апреле 1909 года, Пфистер произвел благоприятное впечатление не только на хозяина дома, но и на всю семью. Пфистер, писал Фрейд Ференци, «очаровательный парень, который нам всем понравился, добрый и восторженный, наполовину Спаситель, наполовину Крысолов. Но мы расстались добрыми друзьями». Анна Фрейд вспоминала, что сначала Пфистер показался ей видением из другого мира, но видением приятным. Вне всяких сомнений, пастор – его речь, одежда, привычки – резко отличался от других гостей, которые сидели за столом у Фрейда и оставались для бесед о психоанализе. В отличие от этих простодушных почитателей, Пфистер не пренебрегал детьми в угоду их знаменитому отцу[103]. По словам Анны, это был высокий, сильный человек с «мужественными» усами и добрыми, внимательными глазами. Кроме того, он отличался смелостью. Свободное от догм психоаналитическое протестантство Пфистера не раз приводило к конфликтам со швейцарскими религиозными кругами, и на протяжении нескольких лет существовала реальная угроза, что его лишат сана. Но при поддержке Фрейда Пфистер не отступил, понимая, что если он и оказывал ценные услуги психоаналитическому движению, то польза была взаимной. Много лет спустя он признался мэтру в своей «неистовой жажде любви», прибавив: «Без психоанализа я давно был бы уже сломлен».

Через 15 лет после первого визита к Фрейду Пфистер тепло вспоминал тот день. Он писал основателю движения, что влюбился в «открытый для радости дух всей вашей семьи». В то время Анна, «…которая сегодня пишет чрезвычайно серьезные статьи для Internationale Psychoanalytische Zeitschrift, еще носила короткие юбочки, а ваш второй сын [Оливер] не пошел в гимназию, чтобы познакомить скучного, одетого в сюртук пастора с науками Пратера». Если бы кто-нибудь попросил его назвать самое милое место в мире, писал в заключение Пфистер, он сказал бы: «Кабинет профессора Фрейда».

На протяжении многих лет, когда Отто Пфистер использовал психоанализ для помощи пастве, они с Фрейдом обсуждали своих «пациентов» и откровенно спорили о том, в чем были не согласны, в частности в вопросах религии. По мнению Пфистера, Иисус, который возвысил любовь до главного догмата своего учения, был первым психоаналитиком, а Фрейд вовсе не еврей. «Лучшего христианина, – говорил он своему другу, – еще не было»[104]. Естественно, Фрейд, тактично игнорировавший этот высказанный с самыми добрыми намерениями комплимент, не считал себя лучшим из христиан, но он был счастлив видеть себя лучшим из друзей. «Все такой же! – восклицал мэтр, обращаясь к Пфистеру после 15 лет знакомства. – Отважный, искренний и благожелательный! На мой взгляд, ваш характер, несомненно, нисколько не изменился!»

Лу Андреас-Саломе вызывала у Фрейда совсем иные чувства. Пфистер был прост и понятен, Андреас-Саломе эффектна и соблазнительна. В юности она была красавицей – высокий лоб, пухлые губы, правильные черты лица, роскошная фигура. В начале 80-х годов XIX века Лу была близка с Ницше – насколько близка, так и осталось неясным, поскольку она решительно отвергала все вопросы об этой стороне своей жизни, а затем сблизилась с Рильке и другими выдающимися людьми. В 1887 году Лу вышла замуж за Фридриха Карла Андреаса, востоковеда из Геттингена, где в конце концов и поселилась. Свободная от буржуазных предрассудков, Лу принимала любовников там и тогда, когда ей хотелось. С Фрейдом она познакомилась на Веймарском конгрессе психоаналитиков в 1911 году, куда приехала вместе со шведским психоаналитиком Полем Бьерре. Лу уже исполнилось 50 лет, но она все еще была красива и привлекательна. Ее любовь к мужчинам – особенно к выдающимся мужчинам – нисколько не ослабевала.

Однажды Фрейд ласково назвал Лу Андреас-Саломе музой. Однако фрау Лу – она предпочитала, чтобы к ней обращались именно так, – была не просто милой подругой, опорой для гения, а энергичной и образованной женщиной, чрезвычайно умной, хотя и несколько эксцентричной. А еще она обладала не менее впечатляющим даром впитывать новые идеи. Заинтересовавшись теориями Фрейда, фрау Лу прочитала его труды. Абрахам, который познакомился с ней в Берлине весной 1912 года, признался мэтру, что никогда прежде «не встречал такого понимания психоанализа». Полгода спустя Фрейд с радостью сообщил о письме от «фрау Лу Андреас-Саломе, которая хочет на несколько месяцев приехать в Вену, исключительно для изучения психоанализа». Как заявляла сама Андреас-Саломе, она осенью вторглась в Вену и сразу же покорила психоаналитический истеблишмент. Уже в октябре Фрейд отметил ее присутствие, назвав женщиной опасного ума. Через несколько месяцев он признал, уже без всякого намека на легкомысленность, что «ее интерес на самом деле исключительно интеллектуален по своей природе. Она весьма достойная женщина». Этого мнения о ней Фрейд никогда не менял.

Протоколы заседаний Венского психоаналитического общества, которые фрау Лу регулярно посещала, впервые регистрируют это 30 октября. Неделей раньше Гуго Хеллер получил статью от «Лу Андреас-Саломе, писателя». Показателем того, насколько быстро и основательно она освоилась в венском кружке психоаналитиков, служит тот факт, что с 27 ноября Отто Ранк при перечислении гостей называл ее просто Лу. Но не все ее контакты в Вене были исключительно интеллектуальными: вероятно, у нее завязался короткий роман с Тауском, который был намного младше ее и пользовался большим успехом у женщин. Преданность Фрейду тоже на первых порах не являлась абсолютной. В первые дни своего пребывания в Вене Андреас-Саломе увлеклась идеями Адлера, уже тогда имевшего в лагере фрейдистов плохую репутацию. Но Фрейд в конце концов ее убедил. В ноябре 1912 года, когда фрау Лу не смогла прийти на одну из его воскресных лекций, мэтр заметил ее отсутствие и сказал ей об этом, чем весьма польстил. К новому году они уже обменялись фотографиями, и до отъезда Андреас-Саломе из Вены ранней весной 1913 года Фрейд несколько раз приглашал ее к себе на Берггассе, 19. Судя по ее дневнику, эти воскресенья стали для нее очень приятными: фрау Лу не обладала монополией на искусство соблазнения. Тем не менее Фрейд не кривил душой, когда усиленно хвалил гостью. Через несколько лет, когда она начала практиковать психоанализ в Геттингене, поддерживая связь с Фрейдом и посылая ему нежные письма, он полюбил ее еще больше. Такие последователи, как Лу Андреас-Саломе и Пфистер, не говоря уж об Абрахаме, Ференци и Джонсе, помогли облегчить груз, который лег на плечи основателя психоанализа. Местные сторонники были совсем другими и по большей части не доставляли такой радости. Нельзя сказать, что у Фрейда имелись основания переживать по поводу числа своих приверженцев в Вене. Его беспокоили, скорее, их надежность и «качество».

Терпение Фрейда испытывали не только венские ученики. Сильным источником раздражения были его противники из психиатрического истеблишмента Германии и Австрии, занимавшие престижные должности в университетах или руководившие известными психиатрическими лечебницами. Как нам известно, Фрейд был склонен сгущать краски, но ситуация действительно сложилась напряженная. Сопротивление психоанализу, будь то прямое отрицание, злобные слухи или глубокомысленное молчание, стало постоянным и болезненным. Ничего другого ожидать и не приходилось. Если Фрейд прав, то видные психиатры, большинство из которых слишком стары, чтобы менять свои убеждения, должны были выбросить написанные ими статьи и учебники. Но самым неприятным для основателя психоанализа оказался тот факт, что некоторые из его самых упорных критиков были молоды. Один из них, запавший Фрейду в память, был Assistent психиатрии, в 1904 году опубликовавший книгу с нападками на психоанализ, где объектами критики стали те представления, вроде теории о совращении как источнике неврозов, от которых Фрейд уже отказался. Более того, автор признался, что даже не читал «Толкование сновидений».

Убедительные свидетельства такого рода отрицания, в высшей степени невежественного, приходили из всей Европы и из Соединенных Штатов. Конгрессы специалистов по психическим болезням игнорировали идеи Фрейда или аплодировали статьям, отвергавшим их как мешанину из недоказанных и фантастических предположений либо (что доставляло критикам большее удовольствие) как отвратительное собрание непристойностей. После того как Фрейд опубликовал «Три очерка по теории сексуальности», те, кто был склонен считать его пансексуалистом с грязными мыслями, получили богатый материал для подпитывания своих заблуждений. Они называли Фрейда венским развратником, статьи по психоанализу – порнографическими историями о девственницах, а психоаналитический метод – психической мастурбацией. В мае 1906 года на конгрессе неврологов и психиатров в Баден-Бадене Густав Ашаффенбург, профессор неврологии и психиатрии в Гейдельберге, решительно отверг метод психоанализа как неправильный, сомнительный и ненужный.