Фрейд - Питер Гай

Конечно, бывали и светлые периоды: с 1908 по 1910 год общество пополнилось новыми членами, такими как Шандор Ференци из Будапешта, талантливый, но чрезвычайно нервный юрист Виктор Тауск, школьный учитель и социал-демократ Карл Фуртмюллер, остроумный адвокат Ганс Закс. Число участников увеличивалось за счет гостей, которые приезжали в Вену, чтобы познакомиться с Фрейдом и присутствовать на собрании в среду: «швейцарцы», психиатры и любознательные студенты-медики из Цюриха и других городов Швейцарии, появились еще в 1907-м. Фрейд называл их – Макса Эйтингона, Карла Г. Юнга, Людвига Бинсвангера и Карла Абрахама – самыми интересными из новых сторонников. В следующем году в Вену, чтобы познакомиться с Фрейдом и его группой, прибыли другие визитеры, впоследствии много сделавшие для развития психоанализа: американский переводчик Фрейда и его апостол Абрахам А. Брилл, Эрнест Джонс – этот станет самым влиятельным британским сторонником мэтра, и пионер психоанализа в Италии Эдуардо Вейсс.

Контраст между этими «перелетными птицами» и венскими завсегдатаями собраний оказался для Фрейда болезненным. При оценке людей он часто позволял своим заветным желаниям брать верх над опытом, однако в отношении своих местных приверженцев не питал никаких иллюзий. В 1907 году после одного из собраний в среду вечером Фрейд сказал молодому швейцарскому психиатру Людвигу Бинсвангеру: «Ну вот, теперь вы видели эту банду!» В этом кратком, насмешливом замечании содержалась определенная доля лести – Фрейд хотел понравиться своим новым швейцарским сторонникам, но Бинсвангер, по прошествии многих лет вспоминая ту сцену, дал ей более доброжелательное и, возможно, более точное толкование: он понял, до какой степени одиноким по-прежнему чувствовал себя Фрейд среди этой толпы. «Все мои венцы, – мрачно признавался основатель психоанализа Абрахаму в 1911 году, – ничего не стоят, за исключением малыша Ранка». Среди венцев были подающие надежды личности: Федерн, Закс, возможно Рейтлер, Хичманн и даже Тауск, но со временем Фрейд стал все больше связывать свои надежды с заграницей, с иностранцами.

Иностранцы

Четверым из этих иностранцев, Максу Эйтингону и Карлу Абрахаму в Берлине, Эрнесту Джонсу в Лондоне и Шандору Ференци в Будапеште, было суждено пронести флаг психоанализа сквозь годы верного служения делу – они издавали научные труды, дискутировали, организовывали, собирали деньги, обучали кандидатов, вносили собственный вклад в психоанализ, клинический и теоретический, интересный и нередко неоднозначный. В отличие от драматичного сотрудничества и не менее драматичного столкновения, которые характеризовали отношения Фрейда с Юнгом, союз этих четверых с мэтром, несмотря на изредка возникавшую напряженность, был необычайно выгодным для обеих сторон.

Первым из «швейцарцев», появившихся в квартире на Берггассе, 19, был Макс Эйтингон. Состоятельный, щедрый и скромный еврей из России, изучавший медицину в Цюрихе, он написал Фрейду в конце 1906 года, представившись младшим ассистентом в психиатрической больнице Бургхельцли. К работам Фрейда его внимание привлекли наставники – профессор Блейлер и доктор Юнг. «Пристальное их изучение все больше и больше убеждало меня в поразительном охвате вашей концепции истерии и в громадной ценности психоаналитического метода», – писал Эйтингон. Фрейд в своей обычной манере не стал откладывать удовольствие увидеть молодого человека, «привлеченного истинным содержанием нашего учения». В тот период основатель психоанализа считал себя ловцом человеков и делал все возможное, чтобы соответствовать этому библейскому самоопределению. В январе 1907 года Эйтингон приехал в Вену на консультацию по поводу трудноизлечимого пациента и остался на две недели. Зародившаяся дружба с мэтром укрепилась несколькими весьма необычными «сеансами». Фрейд брал Эйтингона на прогулки по Вене и во время этих прогулок проводил психоанализ своего нового рекрута. «Таким, – впоследствии вспоминал Эрнест Джонс непринужденную атмосферу тех дней, – был первый урок психоанализа». Осенью 1909-го, после еще нескольких выездных прогулок с мэтром, Эйтингон перебрался из Цюриха в Берлин, будучи уже верным учеником Фрейда. Практика его расширялась медленно. Время от времени Эйтингон просил учителя направлять ему пациентов, и Фрейд соглашался. В ответ ученик осыпал его подарками. «Три дня подряд, – образно писал Фрейд своему ученику в Берлин, – в моем доме шел дождь из произведений Д…». Эйтингон присылал мэтру книги Достоевского, по одному тому, призывая уделить особое внимание «Бесам» и «Братьям Карамазовым». Переписка между ними становилась все более личной и теплой. «Я знаю, что вы останетесь верны мне, – заверял Фрейд Эйтингона в июле 1914 года. – Нас маленькая горстка, где нет праведников, но нет и предателей». У него никогда не было причин сожалеть о своей вере в Эйтингона, который еще при жизни Фрейда стал одним из самых щедрых покровителей психоанализа.

Ближайшему союзнику Эйтингона в Берлине, Карлу Абрахаму, пришлось упорным трудом добиваться финансовой независимости, которую его верный друг считал само собой разумеющейся. Абрахам был четырьмя годами старше Эйтингона. Родился он в портовом городе Бремене в еврейской семье, давно обосновавшейся в Германии. Отец Карла был преподавателем религии, человеком необычайно широких для своего времени взглядов. Когда сын, собиравшийся занять должность психиатра, сообщил ему, что больше не может соблюдать субботу и другие еврейские религиозные традиции, Абрахам-старший сказал, чтобы Карл поступал так, как подсказывает ему совесть. В качестве сторожевого пса психоанализа Абрахам иногда проявлял себя менее терпимым, чем был к нему отец. Коллеги-психоаналитики ценили его спокойствие, методичность, ум, способность не отвлекаться на умозрительные построения или многословие. Возможно, он был слишком бесстрастным. Эрнест Джонс говорил о нем как об эмоционально закрытом человеке. Но сдержанность Абрахама позволяла ему сохранять самоконтроль и здравый смысл – качества, в которых очень нуждалось психоаналитическое движение. Он был, по выражению Джонса, несомненно, самым нормальным членом группы, собравшейся вокруг Фрейда. Жизнелюбие Абрахама стало практически легендой среди коллег. Основатель психоанализа, который сам часто тешил себя благоприятными прогнозами, называл Карла неизлечимым оптимистом.

Абрахам пришел в психиатрию из медицины «тела». Он познакомился с Фрейдом в 1907 году, когда ему было 30 лет, и эта встреча изменила его жизнь. Три года Карл проработал в Бургхельцли, психиатрической больнице Цюриха, где главным психиатром был Юнг, но после того, как попал под влияние Фрейда, решил открыть частную психоаналитическую практику в Берлине. Со стороны Абрахама сие был рискованный шаг – в это время и в этой стране полностью доминировала традиционная психиатрия. Те, кого Фрейд презрительно называл официальным сбродом Берлина, знали о психоанализе мало, а к тому, что знали, питали отвращение. «Должно быть, вам приходится несладко в Берлине», – сказал в 1911 году Эрнест Джонс Абрахаму, к которому относился с братской симпатией. На протяжении нескольких лет Абрахам был фактически единственным, как с восхищением отметил Фрейд, практикующим психоаналитиком в немецкой столице. Карл Абрахам, не терявший надежды даже в самой отчаянной ситуации, почти не нуждался в ободрении, но Фрейд – отчасти чтобы не снижался его собственный боевой дух – поддерживал его из Вены: «Все будет хорошо».

Несмотря на весь оптимизм Абрахама, приветствовалась любая поддержка, даже самая малая. Когда в конце 1907 года психиатр из Берлина Отто Юлиусбургер прочитал доклад, защищающий идеи психоанализа, Фрейд написал ему письмо и поблагодарил за смелость. Воодушевленный этими слабыми благоприятными признаками, в августе 1908 года Абрахам основал Берлинское психоаналитическое общество, в котором было всего пять членов, в том числе Юлиусбургер и подвергавшийся нападкам сексолог Магнус Хиршфельд. С самого начала Фрейд дал полезный совет: он убеждал Абрахама не позволять господствующим предубеждениям против Хиршфельда влиять на его отношение к этому страстному и довольно интересному борцу за права гомосексуалистов.

Отношения между Фрейдом и Абрахамом не ограничивались психоанализом. Они сами и их семьи вскоре сблизились настолько, что приезжали друг к другу в гости, и мэтр проявлял отцовскую заботу о детях Абрахама[93]. В мае 1908 года он с благодарностью писал Карлу: «Моя жена много рассказывала мне о сердечном приеме, который нашла у вас дома». Основатель психоанализа был доволен, но совсем не удивлен, поставив «благоприятный диагноз» гостеприимству Абрахама.

После нескольких трудных лет Абрахам стал популярным врачом и ведущим специалистом по обучению второго поколения кандидатов в психоаналитики с двух континентов. В 1914 году, благодаря за глубокую статью о вуайеризме, Лу Андреас-Саломе особенно хвалила ясность изложения Абрахама и его стремление следовать фактам, а не подгонять их под догму. В том году известность Карла Абрахама была уже настолько велика, что американский психолог Г. Стэнли Холл, президент Университета Кларка, попросил у него фотографию, чтобы «украсить стены нашей школы».