Талтос - Энн Райс

Что касается Эша, если он вожделел к Роуан, то хранил это чувство в тайне, как полагается джентльмену, а теперь это создание устремилось в погоню за самкой своего вида, которая, возможно, является последней женщиной-Талтосом во всем мире.

«Необходимо принять решение, — думал он, садясь на пассажирское сиденье и прочно закрывая дверь. — Ты собираешься быть безучастным зрителем и позволить этому великану убить Стюарта Гордона? Ты великолепно знаешь, что не сможешь это позволить. Ты не способен хладнокровно наблюдать, как кого-то убивают. Это немыслимо. Единственный раз, когда ты стал свидетелем убийства, все произошло так быстро: курок щелкнул, и ты даже не успел перевести дыхание.

Конечно, ты сам убил троих людей. А этот недостойный подонок, этот сумасшедший, который заявляет, что держит в заключении богиню, убил Эрона».

Они выезжали из маленькой деревушки, уже почти исчезнувшей в сгущающихся тенях. Каким нежным, каким ухоженным, каким мягким показался им окружающий пейзаж. В другое время он попросил бы остановиться, чтобы они смогли полюбоваться им, пройти пешком вдоль дороги.

Обернувшись в сторону, он с удивлением заметил, что Роуан наблюдает за ним. Ее поза — она сидела боком, положив ноги на сиденье прямо позади него, — очевидно, была задумана, чтобы наблюдать за ним. Разумеется, ее полуобнаженные ноги выглядели великолепно, но что из того? Она подобающим образом натянула юбку. Теперь виднелась всего лишь часть бедра, обтянутого модным сверкающим нейлоном.

Он протянул руку вдоль старой кожаной обшивки и положил ладонь на ее плечо, против чего она не возразила, спокойно взглянув на него огромными таинственными серыми глазами и одарив его чем-то гораздо более интимным, чем простая улыбка.

Он избегал ее все то время, пока они находились в деревне, но теперь удивлялся своему поведению. Почему? Действуя импульсивно, он решил сделать что-нибудь грубое, вульгарное.

Он наклонился, дотянувшись рукой до ее затылка, и быстро поцеловал ее, после чего снова откинулся на сиденье. Она могла избежать этого, но не уклонилась. И когда ее губы прикоснулись к нему, он ощутил острую мгновенную боль, затем жар, который становился все интенсивнее. «Люблю тебя! Боже милостивый, дай мне возможность испытать это еще раз!»

И не раньше, чем Майкл осознал грубость этого поступка, он понял, что не разговаривал с ней вообще, а говорил сам с собой.

Он откинулся назад, глядя через ветровое стекло, наблюдая, как сгущается тьма на небе, которое быстро утрачивало последнее фарфоровое свечение, потом склонил голову набок и закрыл глаза.

Ничто не могло остановить Роуан от безумной влюбленности в это создание, которое не станет больше требовать от нее чудовищных детей, — ничто, кроме брачных клятв и ее воли.

И Майкл осознал, что не уверен ни в том, ни в другом Возможно, к нему никогда больше не вернется эта уверенность.

Через двадцать минут стало темно. Свет от их фар с трудом пробивался сквозь тьму, и они могли быть на любой автостраде, в любой точке мира.

Наконец Гордон заговорил. Следующий поворот направо и потом, практически сразу же следом за ним — поворот налево.

Машина свернула в лесную чащу, в гущу темных высоких деревьев — кажется, в смесь берез и дубов и даже нескольких цветущих фруктовых деревьев: он не мог разглядеть их четко. Попадая под свет фар, цветы выглядели розовыми.

Вторая дорога была грунтовая. Деревья попадались все чаще. Быть может, то были остатки какого-то древнего леса, нечто вроде огромных лесных массивов, когда-то плотно заселенных друидами. Такие леса когда-то занимали половину Англии и Шотландию, а возможно, и всю Европу — леса, через которые прорубался Юлий Цезарь, ведомый безжалостной убежденностью, что боги его врагов должны или бежать от него, или погибнуть.

Луна светила ярко. Он увидел маленький мостик, когда они к нему приблизились, а за ним оказался другой поворот — и они подъехали к берегу маленького тихого озера. Далеко за водной гладью возвышалась башня, которой, возможно, владели еще норманны. Вид был настолько романтический, что, несомненно, поэты прошлого столетия сошли бы с ума от восторга, окажись они в этом месте, подумал он. Возможно, они даже сами и возвели эту башню, и она была одной из тех прекрасных подделок, которые попадаются повсюду, так как; недавно возродившаяся любовь к готике повсеместно преобразила архитектуру и стиль.

По мере того как они, постепенно объезжая вокруг озера, приближались к башне, Майкл получил возможность осмотреть ее с более близкого расстояния. Он понял, что это была круглая норманнская башня, довольно большая, возможно в три этажа, заканчивающаяся парапетной стенкой с бойницами. Окна были освещены. Нижнюю часть здания окружали деревья.

Да, это была именно норманнская башня. Он много повидал таких в свои студенческие годы, странствуя по туристским дорогам Англии. Возможно, во время каких-нибудь каникул, которые теперь уже не мог вспомнить, он даже видел именно эту башню.

Теперь ему так не казалось. Озеро, гигантское дерево слева — все это было почти совершенно. Теперь он смог разглядеть фундамент большего здания, возвышающегося над рухнувшими под воздействием дождей и ветров обломками. Несомненно, дальнейшее разрушение здания завершили спутанные заросли дикого плюща

Они проехали сквозь густую поросль молодых дубов, потеряли из виду башню целиком, но затем выехали к ней снова — и вдруг оказались рядом. Майкл разглядел пару машин, стоящих перед ней, и две крошечные электрические лампочки по обе стороны громадных ворот.

Все очень цивилизованно, вполне пригодно для жилья. И как великолепно все сохранилось, без единой современной детали! Плющ обвивался вокруг мортир-камнеметов, поднимался над обычными арочными дверными проемами.

Никто не проронил ни слова

Водитель окончательно остановил машину на маленькой, покрытой гравием площадке. Майкл сразу вышел и огляделся. Он увидел пышно заросший английский сад, разбитый в направлении озера и в глубину леса. Берега, покрытые только что распустившимися цветами. Их скромные краски были ему знакомы. С наступлением темноты венчики цветов сомкнули лепестки, и кто знает, какая красота может открыться глазу, когда взойдет солнце.

Собираются ли они оставаться здесь после восхода солнца? Огромная лиственница стояла между ними и башней — дерево, несомненно, старейшее из всех, какие когда-либо видел Майкл

Он подошел к почтенному стволу, сознавая, что удаляется от жены, но не в силах поступить иначе.

И когда он наконец встал под огромный шатер из раскинувшихся ветвей дерева, Майкл взглянул вверх на фасад башни и увидел одинокую фигуру в третьем окне. Маленькая голова и узкие плечи. Какая-то женщина; волосы были или распущены, или покрыты легкой вуалью — он не был уверен.

На миг вся сцена поразила его: призрачные облака, свет высокой луны, башня в своеобразном грубом великолепии.

Хотя Майкл и слышал шорох шагов своих спутников, он не отступил в сторону, он вообще не сдвинулся с места. Он хотел стоять на этом месте, хотел видеть все это — спокойное озеро справа от себя, воду, прерываемую и обрамленную изящными фруктовыми деревьями с бледными, трепещущими цветами. Почти наверняка японская вишня, тот самый вид дерева, которое цвело в Беркли, в Калифорнии, весной, от которого иногда сам воздух на маленьких улочках казался розовым.

Ему захотелось запомнить все это. Чтобы это навсегда осталось в его памяти. Быть может, он все еще ощущал слабость из-за разницы во времени в связи с перелетом, может быть, как и можно было ожидать, сходил с ума, подобно Юрию. Он не знал. Но эта. Это было некоторым образом самим воплощением их рискованного предприятия с его открытиями и ужасами: высокая башня и обещание принцессы внутри ее.

Водитель выключил фары. Остальные прошли мимо него. Роуан остановилась рядом. Он еще раз взглянул на озеро, а затем — на громадную фигуру Эша, шедшего впереди. Рука Эша все еще сжимала Стюарта Гордона, а Стюарт Гордон шел так, будто вот-вот свалится — старый седовласый человек, жилы на тонкой шее которого показались Майклу горестно беззащитными, когда тот вошел в освещенную дверь.

Да, это была квинтэссенция всего, подумал он. И это потрясло его, словно кто-то неожиданно послал его в нокаут: женщина-Талтос жила в этой башне, как сказочная Рапунцель, а Эш собирался убить человека, ведущего их к дверям.

Быть может, воспоминание об этом моменте — эти образы, эта мягкая прохладная ночь, — может быть, окажется всем, что ему удастся сохранить в памяти от сегодняшнего события. Да, весьма реальная возможность.

Эш сильным, решительным движением выхватил ключ у Стюарта Гордона и вставил его в большой железный замок. Дверь отворилась с современной легкостью, и они вошли в низкое помещение с электрическим нагревателем, обставленное большой удобной мебелью в стиле Ренессанс, с изогнутыми, но великолепно вырезанными ножками, завершающимися когтистыми лапами, и ковровой обивкой, изношенной, но по-прежнему красивой и воистину старинной.