Ключ Сары - Татьяна де Ронэ

комнату.

– Ты права, Зоэ, я сейчас странная. Мне очень жаль. Ты этого не заслуживаешь.

Я присела к ней на кровать, будучи не в силах смотреть в ее спокойные мудрые глаза.

– Мама, почему ты не можешь просто сказать, что происходит? Скажи мне, что не так.

Я почувствовала, как подступает мигрень, и нешуточная.

– Ты думаешь, что я не пойму, потому что мне одиннадцать лет, да?

Я кивнула.

– Значит, ты мне не доверяешь? – пожала плечами она.

– Конечно же доверяю, но есть вещи, которые я не могу тебе рассказать, потому что они слишком печальные, слишком тяжелые. Я не хочу, чтобы ты из-за них мучилась, как мучаюсь я.

Она ласково погладила меня по щеке. Ее глаза блестели.

– Я не хочу, чтобы мне было больно. Ты права. Не говори мне ничего. Я боюсь, что не смогу спать. Но обещай, что тебе скоро станет легче.

Я обняла ее и крепко к себе прижала. Моя чудесная смелая девочка. Мой прекрасный ребенок. Мне так повезло, что она у меня есть. Так повезло. Несмотря на мигрень, стучавшую в виски отбойными молотками, я снова подумала о младенце. Брате или сестре Зоэ. Она ничего не знала. Она представления не имела, через что я сейчас прохожу. Я кусала себе губы, чтобы не дать хлынуть слезам. Через какое-то время она тихонько меня отстранила и подняла глаза.

– Скажи мне, кто та девочка. На черно-белой фотографии, которую ты постаралась спрятать.

– Хорошо, – согласилась я. – Только это секрет, нельзя никому говорить. Обещаешь?

– Обещаю. Честное-пречестное, самое честное!

– Помнишь, я тебе говорила, что нашла, кто жил на улице Сентонж до того, как туда переехала Мамэ?

– Ты рассказывала о польской семье и девочке моего возраста.

– Ее имя Сара Старзински. Это она на фотографиях.

Зоэ прищурилась:

– А почему это секрет? Что-то я не догоняю.

– Это семейная тайна. Случилось нечто печальное. Твой дедушка не хочет об этом говорить, а твой отец ничего не знает.

– Нечто печальное случилось с Сарой? – осторожно уточнила она.

– Да, – мягко ответила я. – Нечто очень печальное.

– А ты постараешься ее найти? – спросила она, взволнованная моим тоном.

– Да.

– Почему?

– Я хочу сказать, что наша семья не такая, как она думает. Я хочу объяснить ей, что произошло. Думаю, она не знает, что твой прадедушка делал на протяжении десяти лет, чтобы помочь ей.

– А что он делал?

– Он каждый месяц посылал ей деньги. Но попросил, чтобы она об этом не знала.

Зоэ какое-то время молчала.

– А как ты будешь ее искать?

Я вздохнула:

– Пока не знаю, дорогая. Но надеюсь, у меня получится. Я потеряла ее след после пятьдесят второго года. Больше ни писем, ни фотографий. Ни адреса.

Зоэ села ко мне на колени, прильнув к моему плечу. Я вдохнула такой знакомый запах Зоэ, ее густых блестящих волос, которые напомнили мне времена, когда она была совсем маленькой, и пригладила ладонью непослушные прядки.

Я подумала о Саре Старзински: ей было столько же лет, когда в ее жизнь вторгся этот ужас.

Я закрыла глаза. Но картина осталась. Полицейские вырывают детей у матерей в Бон-ла-Роланде. Мне не удавалось изгнать эту сцену из головы.

Я прижала Зоэ к себе так крепко, что ей стало трудно дышать.

С датами иногда происходят странности. Почти до смешного. Четверг, шестнадцатое июля две тысячи второго года. Годовщина облавы Вель д’Ив. Дата моего аборта. Его должны сделать в незнакомой мне клинике в Семнадцатом округе, недалеко от дома престарелых, где жила Мамэ. Я попросила выбрать другое число – шестнадцатое июля слишком много для меня значило, – но это оказалось невозможно.

Учебный год у Зоэ только что закончился, и скоро она уедет на Лонг-Айленд вместе со своей крестной Элисон, одной из моих старых приятельниц из Бостона, которая часто разъезжала между Манхэттеном и Парижем. Я собиралась увидеться с дочерью у моей сестры Чарлы двадцать седьмого. У Бертрана отпуск только в августе. Обычно мы проводили пару недель в Бургундии, в семейном гнезде семьи Тезак. Мне там никогда не нравилось. Мои свекор со свекровью не знали, что означает слово «расслабиться». Трапезы проходили в строго обозначенное время, разговоры были убийственно банальны, детей желали видеть, но не слышать. Я не понимала, почему Бертран так настаивал на поездках в этот дом, хотя мы могли поехать в отпуск куда душе угодно. К счастью, Зоэ хорошо ладила с сыновьями Лауры и Сесили, а Бертран играл партию за партией в теннис с двумя своими свояками. Я чувствовала себя лишней, как всегда. Со временем Лаура и Сесиль стали держаться все более отстраненно. Они приглашали разведенных подруг и часами добросовестно загорали у бассейна. Груди обязательно должны быть загорелыми. Даже после двадцати пяти лет во Франции я не могла к этому привыкнуть. Свои я никогда солнцу не подставляла и чувствовала, что дамы язвят по этому поводу за моей спиной. Поэтому я предпочитала проводить время в прогулках по лесу с Зоэ, или же до полного изнеможения кататься на велосипеде – так что к концу нашего пребывания я знала наизусть все тропинки, – или же демонстрировать в бассейне свой безукоризненный баттерфляй, пока другие женщины лениво курили в крошечных купальниках от «Erès»[33], никогда не знавших воды.

«Эти француженки – просто завистливые шлюшки! Ты обворожительна в бикини», – поддразнивал меня Кристоф всякий раз, когда я плакалась о своих летних тяготах. «Они бы болтали с тобой, если бы ты была вся в целлюлите и варикозе!» Я прыскала от смеха, но не очень-то ему верила. И все же я любила красоту тех мест, старый спокойный и всегда прохладный дом – даже самым жарким летом, – большой заросший сад с его столетними дубами и видом на прихотливые извивы Йонны. Любила я и соседний лес, где мы с Зоэ прогуливались долгими часами и где, когда она была еще совсем маленькой, ее очаровывало щебетание птиц, странная форма ветки или неожиданный отблеск пруда.

По словам Бертрана и Антуана, квартиру на улице Сентонж должны были закончить к сентябрю. Бертран с его командой проделали отличную работу. Но я не могла себе представить, что буду там жить – зная все, что произошло. Стену снесли, но это не стерло во мне воспоминание о потайном шкафе, где маленький Мишель ждал возвращения сестры. Но так и не дождался.

Эта история неотступно меня преследовала. Я вынуждена была признать, что без малейшего нетерпения ждала переезда в обновленную квартиру. Я страшилась там спать. Я страшилась бесконечных мыслей о том,