Междумирье - Евгения Фихтнер

Артур вскочил со своего кресла и шагнул к Эктору. Тот замер на месте, испуганно глядя на хозяина. Король завис над шутом с высоты своего исполинского роста, затем взял его за шиворот и поднял так, что их глаза оказались на одном уровне.

– Кто сочинил эту песню? Кто?

– Я не знаю, – неожиданно серьезно и негромко ответил шут, мотнув головой – У меня есть подозрения, но я боюсь ошибиться.

– Кто? – спросил Артур еще раз и опустил шута на пол.

– Мне кажется, что это сэр Мордред.

– Кто?? Мой племянник Мордред? – король уставился на шута с недоумением – Сын моей сестры Феи Морганы? Он же рыцарь Круглого стола!

Шут поправил на голове колпак и одернул пояс. Затем кивнул и заглянул в глаза Артура. Тот хмыкнул и недовольно засопел.

– Ты в своем уме, маленький уродец? Повтори еще раз то, что ты сказал!

– Ваша милость, только сэр Мордред умеет писать удачные стихи и мечтает занять место на троне…

– И это вызвало у тебя подозрение? То, что он умеет писать стихи и мечтает стать королем? А разве ты об этом никогда не мечтал в своих дурацких фантазиях?

Артур неожиданно расхохотался и тяжело опустился на дубовое кресло. Да, он уже был немолод, и его трон рано или поздно отойдет его племяннику, сэру Мордреду – ведь супруга так и не сумела подарить королю наследника. Так зачем же ему идти против Артура?

– Ему не терпится быстрее получить трон, – словно прочитав мысли короля, продолжил шут – Он не любит ждать и хочет насладиться властью, пока молод. Во сне он видит, как собирает вокруг себя рыцарей Круглого стола и повелевает ими. Сэра Персифаля он мечтает выслать из Британии, у сэра Мэрилина отобрать его волшебный посох, у сэра Ивейна – его красавицу-жену. Все 12 рыцарей должны будут целовать его руку три раза в день – утром, в обед и перед сном.

– Откуда ты знаешь? – сердито спросил Артур.

– От прислуги. Сэр Мордред болтает во сне. А я…

Шут явно замялся и покраснел. Артур исподлобья взглянул на него и пытливо протянул:

– Что? Ну, смелее…

Шут вновь зашаркал ногой и покраснел еще сильнее, напустив на лицо серьезности.

– Я, ваша милость, хорошо знаком с ночной горничной, которая спит в соседней комнате с Мордредом. Там вылетел кирпич из кладки, и все прекрасно слышно. В этом дворце очень ненадежные стены, ваша милость. (Шут хихикнул и погрозил стене пальцем). И очень холодно, вот и приходится иногда заглядывать к служанке, чтобы погреть ее замерзшие ноги. И послушать, вытащив кирпич из стенки, о чем болтает ее хозяин во сне.

Артур хмыкнул и с любопытством вгляделся в лицо шута. Тот лишь развел руками и виновато потупился.

– И как часто ты бываешь в гостях у этой служанки? – спросил король.

– Примерно раз в две недели, когда наступает ее очередь. Ваше величество, девушки очень любят мой веселый нрав и острый язычок, которым я щекочу им за ушками. А они мне кое-что рассказывают о жизни своих хозяев…

Король поманил его пальцем. Шут вскочил на ноги и проворно подбежал к своему хозяину. Артур вновь схватил его за шиворот и притянул к себе так близко, что их носы чуть не клюнули друг друга.

– Эктор, а ты случайно не болтаешь про меня? Может быть, ты тоже что-нибудь рассказываешь своим подружкам, а они – своим хозяевам? Говори немедленно и честно!

Шут, полупридушенный воротником рубашки, натужно прокряхтел: «Нет». Артур отпустил его и с усмешкой заглянул в глаза.

– А почему я должен тебе верить?

– Потому что я умен. А кто умен – тот честен. Или – он умеет молчать…

Артур задумчиво изучал лицо шута. Он знал его уже двадцать лет, и Эктор всегда был таким, как сейчас – с ущербным, искривленным телом и ясным, прямым умом, прячущимся под личиной бесконечного лукавства и шутовства. Никто из придворных рыцарей не относился к Эктору серьезно, никто не видел в нем здравомыслящего человека – до того плотно приросла к нему маска безнадежного дурака. Никто, кроме Артура. Он понимал, что природа щедро воздала шуту, обменяв внешность на мудрость.

Артур покачал головой и забарабанил пальцами по столу. К сожалению, сведения шута всегда были надежны.

– Эктор, а почему он сочинил такую песню?

Шут пожал плечами и поскреб затылок.

– Он ненавидит сэра Ланселота и надеется повесить его на первом суку. Когда станет королем.

– Это из-за того, что Ланселот не захотел жениться на моей сестре, Фее Моргане?

– Не знаю. Вполне возможно. Я думаю, что сестра вашей милости очень горда и мстительна и не смогла простить рыцарю его холодности. А Мордред, как любящий сын, решил заступиться за свою мать и примерно наказать наглеца.

– Да брось ты! – резко парировал король – Мать и сын едва выносят друг друга. Мордред рожден от ненавистного мужа и похож на него, как две капли воды. С самой колыбели он вызывал отвращение у Феи. Она частенько лупила его розгами за малейшую провинность, и он до сих пор ее побаивается и не любит.

Отношения Мордреда и Феи Морганы не были секретом при дворе короля, и кто-кто, а шут хорошо разбирался во всех интригах и тонкостях. Он всегда был в гуще всех событий и частенько выступал в роли сводни и сплетника. За это рыцари то обещали его побить, то не скупились на щедроты, посылая его с письмами к своим возлюбленным. Эктор был вхож во все дома и знал больше, чем советник короля! Поэтому такой простенький ответ не устроил Артура, и он пытливо уставился в глаза шута, но тот лишь задумчиво опустил голову. Затем развел руками и вздохнул.

– Ваша милость, я на самом деле не знаю, почему сэр Мордред так ненавидит сэра Ланселота. Возможно, он ему просто завидует. И не может простить тот рыцарский турнир, на котором с таким позором выпал из седла от легкого толчка копьем.

– Но это же было десять лет назад! Я только женился на Гвиневре и устроил большой праздник! Неужели он до сих пор таит на него обиду? Это же так мелко и жалко…

– Ваша милость, – нараспев протянул шут – не всегда рост делает человека высоким. Мордред никогда никому ничего не прощает. Он наделен статью льва и повадками шакала – злопамятного, трусливого, всегда нападающего сзади.

Артур улыбнулся аналогии. Действительно, с самого детства его племянник не отличался храбростью и в любом бою старался спрятаться за чужой спиной. Но при дележе трофеев всегда проскальзывал в первый ряд и жадно заталкивал награбленное добро в свою сумку. Рыцари посмеивались над алчным воином, но делали это тихо. Старались не вызвать гнева Феи Морганы, в чей замок и уплывали все драгоценности. Рыцари знали, что Артур питает милость к своей сестре и не хотели вызвать гнева своего владыки лишними придирками. Поэтому всегда уступали Мордреду.

Но сэр Ланселот, этот надменный красавец и смелый в бою рыцарь, не пожелал уступить на турнире свою Прекрасную Даму! И кому? Самому племяннику короля Артура, достопочтимому сэру Мордреду! Поэтому, когда Ланселот преподнес на кончике копья розовый венок той, кому он посвящал этот бой, Мордред, нарушив все правила этикета, вырвал из рук девушки венок. Трибуны ахнули – какая дерзость! Вырвать венок из рук королевы! А между тем Мордред спокойно вручил Гвиневре свой венок и, как ни в чем не бывало, объявил, что посвящает этот бой своей Прекрасной Даме, леди Гвиневре. Все посмотрели на Артура, но тот лишь поднял ладонь, чтобы успокоить публику.

Протрубили горны, и начался бой! Доспехи Ланселота были тяжелы, и лошадь прогибалась под мощным всадником. А сэр Мордред прогибался под тяжестью своих доспехов. Несколько раз рыцари проносились по арене, не нанося ударов, а лишь пугая устрашающими криками. Но наконец-то терпение рыцарей лопнуло, и они помчались навстречу друг другу, стараясь зацепить противника копьем. Первым ударом Ланселот выбил Мордреда из седла. Зрители засмеялись: хорош рыцарь у Прекрасный Дамы! Пока оруженосец помогал раненому в плечо Мордреду подняться на ноги, Ланселот спешился. Опустившись на землю, он вытащив из сумки, прикрученной к седлу, большую красную розу, увитую золотой лентой, и подошел к ложе королевы. Поклонившись, он забрал из ее рук венок сэра Мордреда и выбросил его на арену. Затем встал перед королевой на колено и протянул ей цветок. Гвиневра улыбнулась, взяла розу и неожиданно громко вскрикнула – острый шип впился в ее ладонь. Она с испугом смотрела на каплю крови, появившуюся из ранки. Сэр Ланселот снял с шеи небольшой платок и приложил его к ранке. Артур почувствовал себя неуютно – это было еще большим нарушением этикета, чем поступок Мордреда. Вассал не имел права притрагиваться к королеве! Молодая супруга короля была бледна, словно из этой ранки капля за каплей просачивалась ее жизнь. Она смотрела на Ланселота так, как никогда не смотрела на него, Артура. Это длилось лишь несколько мгновений, но словно какой-то вихрь крутанулся вокруг этой троицы и на время вырвал их из реальности.

Наконец наваждение прошло. Артур тряхнул головой и увидел, как Ланселот уходит, неся в руке скомканный платочек с кровью королевы. Гвиневра смотрела ему вслед, и ее голубые глаза были наполнены слезами. Король поднялся со своего места и велел зрителям поздравить победителя. Ланселот сделал круг почета и поклонился. Трибуны взорвались радостными криками: «Да здравствует рыцарь Ланселот и его Прекрасная Дама, королева Гвиневра!»