Междумирье - Евгения Фихтнер

– А вы, милейшая супруга, должны тихо вязать чулки в своей комнате и не менять от скуки воздыхателей! А если вам что-то не нравится, то вы можете катиться в свои шотландские болота, к своей мамочке.

Шут не остался в долгу:

– Ах, так! Тогда я заберу подаренный вам моей мамочкой дубовый стол, за которым усаживаются, гремя доспехами, ваши рыцари!

Артур сделал вид, что рассвирепел не на шутку и стукнул по столу рукой:

– Я лучше разрублю его на дрова для камина, чем он достанется тебе.

Шут сделал неуклюжий реверанс:

– Я лучше в болото, чем в монастырь.

– То-то же!

Король расхохотался и велел шуту отправлять гонца в дом к Анетте. Ему очень не терпелось посмотреть на избранницу его любимца.

* * *

– Мэри, ты слышала новость? Анетта выходит замуж за королевского шута!

На лице толстой Элейн читалась нескрываемая зависть.

– Надо же, скоро и рыцари начнут брать простолюдинок в жены! – сердито ответила ее соседка, Тощая Мэри и поправила фартук на дряблом животе. – Чему радоваться? Да мой муж в детстве бросал в этого урода камни на рынке. А теперь смотри, каким важным человеком стал шут – сам король уговаривал Анетту стать женой его колченогого любимца. Тьфу!

Тощая Мэри сердито застучала пестиком в ступке, дробя ячмень для пива. На ее изрытом оспинами лице проступали жилки, делая его еще более неприятным. Соседка стояла, упершись толстыми руками в выпирающие бока, и продолжала докладывать свежие сплетни.

– Говорят, что на их свадьбе будут играть королевские музыканты. А Анетте сшили платье из золотой парчи!

Долговязая еще яростнее замолотила в ступке. Элейн не унималась.

– Мой муж шьет сапоги для рыцарей. И он слышал, как один из них рассказывал, что молодоженов повезут в красивой карете в новый дом, который королевский шут подарил родителям Анетты.

Хозяйка со стуком швырнула пестик на стол и еще туже затянула платок на голове. Затем утерла худой рукой потный лоб и осклабилась, обнажив подгнившие зубы:

– Да, повезло нашей Анетте! Жить в новом доме, кататься как сыр в масле, ходить в парче. Небольшая плата за то, чтобы жить с королевским уродцем. Да я бы за такого даже за два бархатных платья не согласилась выйти замуж! Лучше уж жить с красавцем, таким, как мой Рик, чем с шутом.

Элейн потупилась и промолчала. Красавец Рик дня не ходил трезвым, и былая прелесть давным-давно сошла с его лица, уступив место отекам под водянистыми глазами. А ведь в молодости он действительно был ангельски красив, и сама Элейн много плакала о нем ночами. Но ее суровый отец рассудил по-своему и выдал замуж за сапожника – лысого и немолодого, у которого всегда водились денежки. Быть женой толстяка-сапожника оказалось не так уже и плохо, как казалось вначале, и Элейн, высушив слезы, стала во всем угождать мужу. Вскоре у нее появились красивые платья и бусы, и она стала считаться самой счастливой из всех женщин их улицы. А самое главное – ее муж не любил пить пиво и никогда не поднимал руку на свою жену или детей. Красавчик Рик тоже женился. Но, в отличие от Элейн, ее соседка частенько ходила в синяках – любимый муженек регулярно ее поколачивал, обвиняя в неумении вести хозяйство. Но жена продолжала его расхваливать при соседках, вызывая у тех потаенные усмешки. И сейчас Элейн едва успела спрятать ухмылку, прикрывши рот рукой: у жены Рика был вспыльчивый характер, и она могла вытолкать взашей любую, кто плохо отзовется о ее супруге. Так же не везло и тем, кто заглядывался на красивого статного мужчину на дороге. Чересчур глазастая девушка могла лишиться клока волос и быть опозоренной на всю улицу криками склочной супруги. Рику нравилась такая ревность, он гордо выпячивал грудь и ходил гоголем перед своими дружками. Но теперь Мэри некому было рвать волосы и незачем вопить – обрюзгший одутловатый плотник не вызывал у женщин былого восхищения.

Поэтому соседка и стала вхожа в дом, дорога в который раньше была заказана. Жена сапожника с удовольствием наблюдала, как опускался все ниже предмет ее девичьих грез, и это вызывало у нее сладкие мстительные чувства. Да и полюбоваться на жену Рика, которая от желчности высохла, как кость, было не менее приятно. Элейн искренне радовалась и в душе благодарила мудрого отца, который сосватал ей достойного жениха. И не допускала мысли, что на ее улице кто-то мог жить лучше, чем она – жена сапожника. А тут такая новость! Толстуха Анетта станет богаче жены сапожника! Эта мысль жалила Элейн, как пчела, и гнала от двора ко двору. Толстухе необходимо было поделиться новостью, которая, переступая через новый порог, обрастала невероятными домыслами.

– Я слышала, что Анетта запекла в хлеб приворотное зелье. Она хотела приворожить рыцаря, но шуту дали корочку хлеба, чтобы проверить, не отравлен ли, вот шут и влюбился в кухарку!

Такую новость Элейн рассказывала своей тощей соседке. Та лишь недоверчиво хмыкнула – разве кухарка может приворожить рыцаря? Тогда бы все женились на прислуге. А так они ищут себе этих, как их там… Прекрасных Дам! Соседка взглянула на Элейн, но та лишь еще шире раскрыла глаза и зачастила:

– Да, да, милая соседка! Не всем же достаются такие красавцы, как твой Рик!

Тощая, ища подвоха, сощурилась. Но жена сапожника словно не замечала.

– Я слышала, что она хотела приворожить сэра Ланселота, но он боится, что его отправят на тот свет, и поэтому угостил хлебом королевского шута! И получилось, что уродец влюбился в Анетту!

– А почему этот Ланселот боится, что его отправят на тот свет? – с явным интересом спросила сварливая Мэри.

– Как! Ты не знаешь? Неужели твой муженек, напившись пива, не распевает песенку, которую сейчас поет весь Камелот? Или он умеет только драться? – голос толстухи стал сладким и заботливым.

Мэри насупилась и вновь взялась за ступку, показывая, что разговор окончен. Толстая Элейн, поняв, что ее могут выставить за порог, сразу зачастила:

– Мой муж неоднократно рассказывал мне, что жена короля Артура наставляет рога своему супругу с сэром Ланселотом! Совсем недавно кто-то отравил одного из рыцарей, положив на его поднос пропитанное ядом яблоко. И теперь сэр Ланселот боится, что доберутся и до него. А всесильный король, вместо того, чтобы расправиться с обоими, устраивает жизнь своего шута, Словно не замечая, что его собственная – трещит по всем швам!

Заинтересованная рассказом, Мэри оперлась на стол и с интересом спросила:

– И он уговорил Анетту выйти замуж за своего шута?

Соседка перевела дух и продолжила, размахивая руками:

– Да она с перепугу, когда услышала, что ее пригласили к королю, ревела на всю кухню! Она подумала, что ведут на допрос – ведь того, кто отравил рыцаря, так и не нашли. А королева клялась и божилась, что она тут не причем.

– А причем тут королева?

– Да этот рыцарь при короле обвинил ее и Ланселота в измене! Как радовался королевский племянник, ты бы знала! Он думал, что королеву приговорят к смерти, но ей опять все сошло с рук.

– А зачем он хочет ее смерти-то? – не поняла Мэри, явно запутавшись в сбивчивом рассказе соседки – Ему какой резон в смерти королевы?

– Да никакого! Он ее сам любит, но она никогда не отвечала ему взаимностью. А помнишь, мы были еще девушками, как Ланселот сбил его копьем с лошади – во время турнира? Вот с тех самых пор они и ненавидят друг друга.

Мэри отломила кусок ячменной лепешки, лежащей в тарелке с отколотым краем, и задумчиво пробормотала:

– И откуда ты все знаешь…

Толстуха Элейн засмеялась, колыхнув животом:

– Это я все узнаю от человека, который близок ко двору.

– От мужа, что ли? Пока он обмеряет потные ноги рыцарей? – ехидно хмыкнула Мэри и, едва не подавившись куском, закашлялась. Элейн постучала ей по спине, намереваясь продолжить мыть кости Анетте, чья судьба ее волновала гораздо больше, чем участь королевской четы. Поэтому она пропустила укор в адрес мужа.

– Конечно, от него! Представляешь, милая Мэри, король лично велел подготовить для молодоженов праздничный стол, и уже сегодня будут резать быков, чтобы накормить приглашенных рыцарей. Представляешь, эта дурнушка Анетта будет сидеть среди облаченных в доспехи рыцарей и ронять от страха куски на свое парчовое платье.

– А разве на свадьбу рыцари придут в доспехах?

– А как же! – возмущенно продолжила Элейн – Ведь они даже в них спят! И своим женам железные пояса одевают, когда на войну уходят. Чтобы они с другими мужчинами не могли встречаться, пока рыцарей нет дома. А если жена им надоедает, то они на этом железном поясе замок не открывают, говорят, что ключ потеряли.

Мэри с любопытством уставилась на глуповатую болтливую соседку и поскребла в затылке:

– Ну и ну!

– Анетте тоже потом такой пояс скуют, чтобы она своему шуту с рыцарями не изменяла.

– Ух, ты! – с деланным сочувствием произнесла Мэри, – бедная кухарка…