Исчезающая земля - Джулия Филлипс

танцор стал крутить столб, рога завертелись, как Луна вокруг Земли. Женщина должна набросить на них чаут. Она прицелилась. С арканом обращалась неловко. Марина отвела взгляд, стала смотреть на деревья.

В голове грохотала музыка. По гудению толпы Марина поняла, что участница опять и опять бросала чаут мимо цели.

– Ребята, вам весело? – спросил кто-то.

Марина подняла взгляд. Сверху вниз на гостей смотрела Алла Иннокентьевна в нарядной камлейке. На сцену поднялись ее помощники, пригласили другого добровольца из зала. Вблизи стали видны детали традиционного костюма, типичные элементы и узоры, нанесенные на кожу камнем.

– Да, весело, – ответила Марина.

– Гостей много, хоть погода и подвела, – заметила Ева.

– Погода – дело десятое. Мы ведь не загорать приехали, а отдать дань нашим корням.

Марина выпрямилась.

– Вы большая молодец. Похоже, народу нравится.

– А вам? – спросила организатор.

– Я немного устала, – ответила Марина. Зрители потешались над попыткой очередного добровольца сладить с чаутом.

– Мы еще не обедали, – сказала Ева. Петя встал.

– Вы за едой? – спросила у него Алла Иннокентьевна. – Зайдите за сцену, там меньше народа. – И села на его место.

Скамья была низкая, поэтому у троих женщин колени торчали высоко. Марина обхватила голени руками. Все трое молча смотрели, как танцовщик замедлил вращение рогов и запустил его в другом направлении. Толпа приветствовала его.

Марина чуть отклонилась назад, чтобы лучше рассмотреть Аллу Иннокентьевну. Ее серьезное лицо обрамляли растрепанные седые волосы, из-под которых поблескивали серебряные серьги. Лагерь построили по образу эвенского поселения, значит, Алла Иннокентьевна тоже эвенка. Марина не различала коренных жителей по внешности: кто эвены, кто чукчи, кто коряки, а кто алеуты. Ее дед с бабкой не могли нарадоваться, как дружны стали коренные народы при советском строе, когда их земли национализировали, взрослое население распределили по колхозам, а детей обучили марксизму-ленинизму в школах.

Алла Иннокентьевна повернулась к Марине. Марина отвела взгляд.

– Я слышала про ваших девочек. Ева мне рассказала. Старшая дочь тоже говорила мне о вас несколько месяцев назад. Она живет в городе. Сначала она следила за развитием событий.

Организатор праздника понизила голос. Марина сосредоточилась на дыхании.

– Как с вами обращались полицейские? – спросила Алла Иннокентьевна. Марина пожала плечами. – Вас восприняли всерьез? Девочек долго искали?

Должно быть, Ева не сказала, что дело закрыли.

– Искали, как и полагается, – ответила Марина.

Алла Иннокентьевна состроила гримасу.

– Как любезно с их стороны!

Толпа гудела.

– Ева ведь рассказала вам, что у меня тоже пропала дочь?

– Да. Девочка-подросток.

Алла Иннокентьевна посмотрела поверх Марининой головы. У нее на лице застыло напряженное выражение.

– Уже не подросток. Лиле было восемнадцать, когда она пропала. Четыре года назад.

– Ева сказала, ваша дочь сбежала.

– Так сказали полицейские. – Алла Иннокентьевна посмотрела Марине в глаза. – Они много чего говорят, правда? Чтобы их не донимали.

Марине хотелось сменить тему. Будто и она, и ее собеседница вели с полицией один и тот же разговор.

– Я хочу вас спросить, – сказала Алла Иннокентьевна. – О властях в Петропавловске. Я слышала, там люди напористые. Розыск вели несколько месяцев. Выдвинули несколько версий, организовали отряды волонтеров, опрашивали людей. Это правда?

– Версий было много. Да, искали активно.

– Вы довольны их работой?

Марина вздохнула. Вокруг ликовала и гудела толпа.

– Страшно довольна.

Мгновение спустя ее собеседница улыбнулась. Уголки ее глаз остались неподвижными. Она ответила:

– Как и мы. В таком случае у меня есть еще вопрос. Скорее, просьба.

Куда бы Марина ни пришла, ее везде старались использовать.

Алла Иннокентьевна набрала в легкие воздуха и опустила голову; сережки в ушах закачались.

– Расскажите, как вам удалось заставить полицию искать? Вы им заплатили?

– Нет.

– А по-моему, заплатили. Иначе зачем им продолжать поиски? Я вас понимаю, поверьте. С кем вы говорили? Сколько у вас попросили?

Как же люди любят задавать ей этот вопрос! Строить предположения… Сколько было подобных разговоров, бесконечных, невыносимых! Один за другим они сыпались на нее, как комки земли сыплются в яму с лопаты.

Алла Иннокентьевна продолжала:

– Когда дочь пропала, я звонила в УМВД Петропавловска. Сама ходила в отделение. Меня не послушали. А вас – да. Вы обратили на себя их внимание.

Марина прижала руки к груди. Если бы за нахождение пропавшего человека давали награду, она бы заплатила властям в десять раз больше еще в августе.

– Вы ошибаетесь, – ответила она. – Следователи просто выполняют свою работу, я здесь ни при чем.

– Я спрашиваю как мать.

– О чем? Алла Иннокентьевна, я не могу вам помочь.

– Просто скажите, как вам это удалось. – Она сидела совсем рядом. От нее пахло шампунем, лосьоном, пеплом от утреннего костра. Удушающий запах. – Я в долгу не останусь! У нас тут и браконьеры есть, будет о чем написать. Покажу вам эксклюзивные материалы.

Марина покачала головой:

– Я больше не пишу ничего такого.

– Не пишете? Тогда спрашивайте о чем хотите.

Ева, прислонив ко рту ладонь, выкрикнула что-то ободряющее добровольцу на сцене. Череп на шесте вращался без остановки. Какие ответы Алла Иннокентьевна может дать Марине? Каково это – увидеть тринадцатый день рождения дочери? А пятнадцатый? Или побывать у нее на выпускном? Каково это – знать, а не просто предполагать, что, будь ты по-настоящему хорошей матерью, более внимательной и ответственной, твой ребенок бы не пропал? Как жить дальше?

Спрашивайте о чем хотите. Марина предложит редактору скучный материал в раздел о культуре. Она сосредоточилась на тепле от собственной руки на груди и сказала:

– Скажите, что сподвигло вас открыть культурный центр?

Алла Иннокентьевна отвернулась. Она опустила веки за стеклами очков и ответила:

– Любовь к моему народу. Можете так и написать. В городе такого не встречали, поди? Нет.

И она стала следить за игрой с чаутом на сцене. Марина тоже смотрела перед собой.

Вернулся Петя, принес поднос с тремя неглубокими тарелками, а в них лососевая уха. Алла Иннокентьевна не подвинулась, мужчина ел стоя, Марина с Евой обедали молча. На сцену поднялся мальчик из местных. Он взял чаут и стал покачиваться на пятках. Он ждал момента. Оленьи рога вращались. Марина доела суп и поставила тарелку на землю; она по-прежнему чувствовала, что на нее давит присутствие Аллы Иннокентьевны, будто кто-то наступил ей на грудь. Собеседница хотела использовать Маринино горе, потерю дочерей. Да, сейчас ей это не удалось, но она попробует еще раз.

Марина опустила голову. На походных ботинках пятна грязи. Толпа разразилась аплодисментами. Мальчик набросил чаут на рога – поймал оленя.

Алла Иннокентьевна ушла: пора объявить следующую часть программы – детский танцевальный марафон, и Петя занял ее место. Ева спросила Марину:

– Как ты? Пойдешь танцевать во взрослом марафоне?

– Целый час? Нет.

На сцене школьники махали руками и ногами, пытаясь повторять за профессиональными танцорами. Одна девочка даже нарядилась в крохотную камлейку, а на головку ей повязали кожаную ленту. Она раскачивалась, вскинув руки.

– Три часа, – ответила Ева. – Марафон для взрослых дольше. Мы с Петей поучаствуем. Правда, милый? – Петя согласился. – В прошлом году выдержали весь марафон. Это весело! Подумай.

– Подумаю, – пообещала Марина, а сама вспоминала бабушкины рецепты ухи да отцовские советы о том, как рубить дрова, которые слышала в